— Ник! Ник! Ник, где ты?
Трент спустился со второго этажа и с брезгливой гримасой оглядел весь бедлам, что творился в гостиной. Он видел подобное практически каждый день на протяжении нескольких лет, но до сих пор не мог привыкнуть к утренним сценам, когда его друзья на пару со всеми приглашёнными проститутками занимали каждую горизонтальную поверхность помещения и выглядели, мягко говоря, неважно. И он бы с удовольствием остался где-то в другом месте до полного пробуждения дома, но вибрация телефона в руке требовала незамедлительного вмешательства в покой сонного царства.
— Ник! Ник, телефон!
— Никсон, заткнись и свали куда подальше! — Голос прозвучал из угла комнаты, и Трент кинул туда беглый взгляд, пытаясь рассмотреть, кому принадлежали сказанные слова. Скорее всего, для того, чтобы затаить обиду за недружелюбие. Оно, конечно, было объяснимо: все они переживали сильнейшие похмелье, а Тренту такое и в самых страшных снах не снилось.
Никого из друзей в том тёмном пятне он не узнал, поэтому вернулся к поискам.
— Ник! Ник, блин, где ты? — Трент старался быть тише, чтобы снова не нарваться на возмущения, но таким образом он бесспорно снижал вероятность того, что искомый найдётся. Он аккуратно ступал внутрь комнаты, избегая встреч с чужими частями тела и их одеждой желательно тоже, осматривал каждого спящего, но пока из знакомых лиц обнаружил только валяющегося на диване Джеффа, на другом диване – окружённого красотками Хантера и парней из его компании, Кейси и Джои, спавшего в кресле Тэда и сопящего у его ног Брока. Нигде не было и намёка на Ника, и это безумно огорчало. Трент чувствовал, что терпение звонящего иссякает, а это могло негативно сказаться не только на безответственном хозяине телефона, но и на них всех.
— Ник!
— Я здесь! Здесь!
Теперь Тренту стало понятно, почему он не заметил его сразу. Как он, чёрт возьми, оказался под столом?! Друзья поражали его всё больше и больше. Но сейчас не было времени анализировать их поступки (и толка, в принципе, тоже). Трент мгновенно подорвался к протянутой руке, по дороге случайно споткнувшись о ногу какой-то дамы и кинув ей неловкое «простите», и вручил телефон законному владельцу. Вид у Ника был неважный, но состояние после тусовок не выбирают, и сейчас ему придётся использовать всё своё актёрское мастерство, чтобы скрыть стоны ноющего от похмелья организма.
Ник благодарно кивнул и поднёс мобильный к уху, так и не выползая из-под стола. Трент тоже остался на месте.
— Привет, детка. Что так рано? Не спится? — Он строил из себя верного и невинного мужа достаточно убедительно, и даже сам Никсон отметил, что, если бы он не видел Ника прямо перед собой, он бы ни за что не поверил, что у того в момент речи раскалывалась голова, ломило практически всё тело, а во рту царил дичайший сушняк.
— Почему ты так долго не отвечал, Ник? Опять вечеринку закатил и потерял в ней телефон? — От звонкого голоса супруги Дюваль поморщился и чуть отвёл трубку от уха. Хотя он души в ней не чаял, в такое утро хотелось отдать всё, чтобы она стала немой. Но, как бы он ни желал избавиться от этих расспросов, приходилось натягивать улыбку обратно и продолжать вешать лапшу на уши, которой за всю их историю отношений могло бы хватить на целый Китай.
— Почему сразу вечеринку, милая? Я просто оставил телефон наверху. Трент только что услышал звонок.
Точнее, Ник специально оставил свой мобильник у не пьющего в тот вечер Никсона, чтобы в случае тревоги он разбудил Ника или отвлёк от веселья. Но милой Куинн было совершенно необязательно это знать.
— Трент? Так ты всё-таки не один.
— Да, со мной Трент, Джефф и Дэвид, — и все остальные Соловьи вместе со шлюхами. — Позвал вчера ребят посмотреть кино. В таком большом доме без тебя одиноко.
— Ничего, милый, сегодня я приеду, — проворковала девушка. Ник знал, что эта фраза сработает и убедит супругу в его вранье окончательно. Всё-таки кто не поведётся на лесть в стиле «мне тебя не хватает»? Может, кто-то бы и не повёлся, но Куинн была из тех, кому было легче видеть хорошее, нежели плохое.
— Тебя забрать из аэропорта, детка?
— Нет, я возьму такси. Я приеду примерно в девять вечера, и надеюсь, к тому времени твои друзья уйдут, потому что у меня есть на тебя планы. — У Куинн Дюваль могли быть только одни «планы» на своего супруга – секс. И хотя в её отсутствие у него и так была насыщенная половая жизнь, Ник с удовольствием поучаствует в задумках своей жены. Он улыбнулся, предвкушая ещё один превосходный вечер. Трент заметил эту улыбку, подозревая, что могла сказать ему Куинн, и покачал головой.
Он не поддерживал образ жизни Ника. Не потому что тот являлся чуть ли не главным звеном беспорядочных половых связей – ему было обидно за очаровательную даму, которой он изменял.
— Договорились. Жду тебя, — прошептал в трубку Ник и наконец завершил звонок.
Ник Дюваль родился в семье крупного бизнесмена и рос в заботе и ласке, как будущий наследник огромного семейного бизнеса.
В детстве он занимался плаванием, но особых достижений, вроде наград и грамот, не имел.
Он был далеко не проблемным ребёнком до одиннадцати лет. В тот роковой год в результате автомобильной аварии Ник лишился любимой матери и остался воспитываться отцом.
Фернан Дюваль был заботливым и внимательным родителем, однако он всё-таки не смог дать мальчику той поддержки, которую тот утратил со смертью Дианы Дюваль. Ник потерял веру в добро и взглянул на мир под совершенно иным углом. У него пропало стремление учиться, и он различными способами утаивал свою неуспеваемость от отца. Плавание тоже оказалось брошено.
Свободное время он проводил с мальчишками с ближайшей игровой площадки. Они и научили его всем «крутым вещам, что делают взрослые»: ругаться, курить, пить. Сигареты и бутылки спиртного они крали из-под носа собственных никудышных родителей, чего точно не мог позволить себе Ник, ведь его отец не имел соответствующих вредных привычек. Поэтому ему приходилось таскать деньги, чтобы платить не желающим добровольно делиться мальчишкам. Фернан Дюваль, несомненно, замечал пропажу денег и догадывался, чьи ручки крали его добро, но ни разу не предъявлял претензии сыну, наивно полагая, что этот «трудный возраст» сможет пролететь благополучно и без его вмешательства.
Однако вскоре Ник встретил одного человека, что неосознанно перевернул весь его мир, – старшеклассника, известного в том дворе как Барри. Мальчишки рассказывали о нём, как о легенде, которая раз в месяц появлялась на игровой площадке и делилась наркотой. Было бы правильнее сказать, проверял на них добытую дурь, но наивные школьники слепо верили словам незнакомца и были иного мнения. И он наведался снова с каким-то препаратом, предлагая насладиться новым товаром, и добровольцем выступил Ник. Случайно или же по велению судьбы, это оказался единственная некачественная доза наркотиков, которая досталась старшекласснику Барри. Как только тот увидел, что мальчик упал на землю, он вместе со своими поклонниками скрылся с места преступления. Жизнь Ника Дюваля могла оборваться в двенадцать лет, если бы не помощь одного белобрысого парнишки.
Джефф Стерлинг оказался его спасителем. Узнав о произошедшем, Фернан Дюваль всё-таки привлёк к ответственности старшеклассника и щедро отблагодарил семейство Стерлингов. Он не просто поправил материальное положение и так бедной, но большой семьи, – он взял все расходы на себя и обеспечил им существование за счёт Дювалей. Столь богатое вознаграждение было довольно актуальным: тогда Абагейл Стерлинг ждала ещё одного ребёнка, и щедрое предложение Дювалей ей очень помогло. Ник, в свою очередь, осознал, насколько безрассудно он себя вёл. Но наказания раскаянием не избежал. Фернан Дюваль установил над ним строгий контроль и внимательно следил за всеми его связями и передвижениями. Это было необязательно, потому что несколько последующих лет Ник общался лишь с одним человеком, хорошо проверенным его отцом, – Джеффом.
Мальчики здорово подружились и, несмотря на то, что они учились в разных школах, проводили вместе почти каждый день. Через какое-то время Ник вернул себе доверие отца, и, когда он поступил в старшую школу (а если конкретнее – в элитную мужскую академию Далтон), он снова мог заводить знакомства безо всяких лишних проверок. Его первыми друзьями в академии стали его одноклассник Трент Никсон и старшеклассник Дэвид Томпсон. Позже они подружились и с Джеффом.
Ник вернулся к нездоровому образу жизни благодаря Томпсону и его вечеринке в честь дня рождения. Вкус алкоголя показался младшему Дювалю столь привлекательным, что он не смог устоять пред соблазном вернуться к былым временам. Суббота почти каждой недели становилась днём выпивки и сигарет. От отца его возвращение осталось скрытым. По крайней мере, он так думал.
Со временем в их компанию прибывали всё новые ребята: Уэс Монтгомери – лучший друг Дэвида, Тэд Харвуд, Брок Стюарт, Джон Ричард, Мэтт Ричард, Нельсон Миллер, Аарон Пейдж, Флинт Эджмон, Блейн Андерсон, Курт Хаммел. На первом же году обучения Ника затянуло в сферу искусств: он вступил в хоровой кружок, принимал участие во множестве постановок. Также он занялся лакроссом и позже стал полузащитником стартового состава школьной команды.
Летом того года Фернан Дюваль отправил сына во Францию, где поселил у бабушки Оливии Дюваль. Нику пришлось там тяжко, так как язык он знал на уровне первокурсника, а этого было недостаточно для комфортного общения со сверстниками.
Ему на помощь пришёл соседский ребёнок, его одногодка Себастиан Смайт, который знал безупречно как английский, так и французский. Именно он скрасил лето Дюваля, отсоединённого от всех своих друзей.
Первое время новый знакомый Ника вызывал в нём смутные чувства. Тот вечно лез с гейскими шуточками и даже открыто приставал; но после одного случая намерения Себастиана изменились и всякие намёки прекратились. Через год Себастиан переехал в Америку и, последовав совету Ника, поступил в Далтон. Позже он познакомился с компанией Ника и стал её частью.
На третьем курсе не без помощи Курта Хаммела Ник встретился с очаровательной Куинн Фабре и влюбился в неё. Вскоре, в день собственного совершеннолетия, он вступил с ней в романтические отношения.
В связи с выпуском старших его круг знакомых редел: Нельсон Миллер, Аарон Пейдж и Флинт Эджмон уехали из города. На их места прибывали новые ребята: Корд Джекмен и Джеймз Паркер. Вскоре Корд тоже покинул Нью-Йорк.
Он, Трент Никсон, Джон Ричард, Блейн Андерсон и Себастиан Смайт успешно выпустились из академии Далтон и попали на новую ступень жизни. Сначала Ник собирался поступить в университет, но его планы не совпадали с планами отца. Фернан Дюваль существенно облегчил ему жизнь: он трудоустроил его в свою компанию, но никакой фактической работы от него не требовал. Ник ничем не занимался и получал за это деньги. Достаточно нецелесообразно, но Ника всё устраивало: он веселился, пробовал себя в разных сферах деятельности и даже путешествовал.
Вскоре он сделал предложение Куинн Фабре и женился на ней спустя полгода после помолвки. Правда, в связи с тем, что его супруга была студенткой и постоянно пропадала в университете, контроля над Ником никакого не было, и он ушёл во все тяжкие. Его тусовки стали включать не только алкоголь и травку, но и всяких дам и мужчин лёгкого поведения.
Однажды соседка рассказала Куинн, что её муж во время её отсутствия таскал в дом кучу народа и устраивал громкие вечеринки. Своим волшебным словом Нику удалось убедить возлюбленную, что он оставался верен ей всё время, и, чтобы не повторять ошибок, он подарил соседке новенький телефон. После этого доносов не было, но подозрения в голове миссис Дюваль порой возникали.
Последними, кто присоединился к дружной группе Дюваля, стали Хантер Кларингтон вместе с тремя ребятами из его «свиты» и Скайлер Оливиер – ещё один друг Блейна.
На момент повествования Нику двадцать два года.
— Народ, подъём! — крикнул Ник, совсем не опасаясь неприветливой реакции в свою сторону. — У вас есть шесть часов, чтобы привести в порядок мой дом и убрать отсюда свои задницы.
Хотя он и говорил в приказном тоне, каждый, кто слышал его, понимал, что за фразой скрывалась дружеская просьба. Всё-таки почти все тут были знакомы не первый год и неплохо понимали друг друга. Тем более, это была далеко не первая их вечеринка.
Послышалось нытьё особо недовольных – тех, кто заснул на жёсткой поверхности или же в неудобной позе. Но появилось хотя бы какое-то движение. Ник наконец вылез из-под стола и обнаружил на нём прекрасную особу, с которой и развлекался прошлой ночью. Не став вдаваться в подробности собственного времяпровождения, он вновь окинул взглядом творившийся в гостиной хаос и похлопал по плечу вздохнувшего Трента. Он знал, что его другу были не по душе подобные картины.
Из кухни с бутылкой газированной воды вышел высокий молодой человек. Выглядел он бодро и свежо, а на лице как обычно играла довольная улыбка - сказывалась его удивительная способность оставаться в прекрасном виде даже после бурных ночей и во время ужасного похмелья. Завидев его, Ник улыбнулся, а Трент чуть поморщился: то ли от зависти, то ли от внутренней неприязни.
— А ты уже на ногах, Баст, — заметил Ник, наблюдая, как тот вальяжно прошёл в центр гостиной, ловко обойдя все валявшиеся на пути руки и ноги. Он остановился у дивана и задумчиво взглянул на персону, что продолжала бессовестно дрыхнуть в то время, как все остальные уже потихоньку раскрывали глаза и поднимались на ноги.
— Крик Никсона и мёртвого из могилы поднимет, — повернув голову к друзьям, прощебетал Себастиан и хитро прищурился, заметив, как Трент демонстративно закатил глаза. Конечно, он проснулся не из-за его отчаянных попыток докричаться до Ника. Но он заметил, как изменилось лицо юноши с его появлением, и не смог не прокомментировать его реакцию.
Себастиан Смайт родился в семье американца Джерарда Смайта и француженки Шарлотты Смайт. В их доме всегда звучали два языка, и оба он невольно выучил.
С самого рождения мальчик видел отца редко. Тот являлся прокурором штата Огайо и не имел права надолго покидать Америку в то время, как его семья обитала в Париже. Но Себастиан без проблем рос и под надзором одной матери.
Ещё в детстве в нём обнаружили прекрасные вокальные данные, и его отдали в музыкальную школу. Он также учился играть на фортепиано, и хотя он достигал больших успехов в исполнении, этот инструмент ему не нравился. Поэтому в основном он занимался вокалом и только иногда радовал свою мать различными этюдами. Себастиан выиграл несколько певческих конкурсов и получил главные роли в парочке школьных мюзиклов, но никогда не принимал это за что-то серьёзное. Конечно, у него пробегала мысль о том, чтобы стать в будущем le artiste, но, даже будучи ребёнком, он верил, что эта мечта рано или поздно его покинет.
Когда Себастиану исполнилось восемь лет, Шарлотта Смайт по просьбе супруга переехала в Америку, оставив сына на плечах своей одинокой сестры Каролин Дюран. Она приезжала навещать их раз в пару месяцев.
Каролин Дюран не было никакого дела до своего племянника, поэтому всякий контроль за Себастианом исчез. Он проникся странной неприязнью к тёте за её безответственность по отношению к нему, и в отместку Себастиан принялся оттачивать на ней своё актёрское мастерство: то притворялся, что болен, чтобы остаться дома, то врал, что нужно сдать в школу деньги, и забирал их себе, то устраивал что-нибудь совсем подлое, вроде «кажется, наш сосед положил на Вас глаз». Работало всё безотказно.
Вскоре Себастиан начал манипулировать одноклассниками, тем самым развивая немного нестандартную смекалку. Частенько его планы раскрывались, вследствие чего у него появилась не очень хорошая репутация в классе. Но Себастиан наслаждался своим обманным счастьем и плевал на отсутствие друзей.
В четырнадцать Смайт впервые поцеловался с парнем, имени которого даже не запомнил, и понял, что он «не из традиционной команды». Буквально спустя полгода тот же мальчик, что украл его первый поцелуй, познакомил его с барами – исключительно с теми, где он имел связи и в которые мог пробраться без документов. И всё тот же парень, напоив Себастиана, лишил его девственности и вскоре после этого бесследно исчез.
Это событие странно отразилось на личности Себастиана. Первое время он переживал и боялся, что повернул в своей жизни куда-то не туда. Когда ему исполнилось пятнадцать, он смирился, но испортил свой образ жизни куда больше: каждого понравившегося молодого человека он затягивал в свою постель. Каролин Дюран не всегда замечала гостей в своём доме, поэтому проходило всё легко и просто.
И только через два года он понял, что заниматься сексом с каждым встречным не самая лучшая идея. Один из его любовников – Андрэ – после одной ночи не исчез бесследно. Первое время тот казался самым обычным юношей, но позже выяснилось, что он являлся жутким собственником, который, вдобавок ко всему, совсем не принимал тот факт, что секс с Себастианом не расценивался как знак начала отношений между ними. Он постоянно оказывался где-то рядом со Смайтом, преследовал его и поднимал на него руку, если видел с кем-то другим. Себастиан хотел обратиться в полицию, но передумал. Он был уверен, что должен разобраться сам, но ничего не предпринимал, потому что идей, как донести до этого бестолкового подростка правду, не было. Он был физически слабее, а все искусные гадости, что он произносил для отпугивания Андрэ, производили обратный эффект.
Летом того же года он познакомился со своим спасителем – приезжим из Америки Ником Дювалем. Первое время Себастиан сближался с ним с той же целью, что и всегда, – перепихнуться безо всяких обязательств. Он крепко держался этой идеи, пока не произошёл тот самый инцидент в баре.
Заметив Себастиана с новым парнем, к которому тот бесспорно клеился, Андрэ вновь напомнил своему «бойфренду» о его месте, но наткнулся на сопротивление. Ник заявил, что он – новый парень Себастиана. Вследствие этого завязалась драка, в которой Ник, между прочим, физически проиграл, но Андрэ всё-таки оставил этих двоих в покое. Себастиану было сложно понять истинные мотивы Ника, потому что с искренним добром он сталкивался не так часто. Было понятно, что никакой симпатии Ник к нему не испытывал, и оставалось лишь одно: бескорыстная помощь ближнему. Себастиан осудил себя за первоначальные побуждения и решил оставить свои принципы и обзавестись хотя бы одним другом. К сожалению, с Ником он встречался лишь летом, но с горем пополам Себастиану этого хватало.
В следующий раз, когда Шарлотта Смайт навестила сестру и сына, Себастиан поделился с матерью отличной, на его взгляд, идеей: переехать в Америку вместе с ней. Себастиан также рассказал о знакомстве с Ником и похвалил всё, что ему Ник успел рассказать о США за два проведённых вместе лета. Шарлотта Смайт долгое время обдумывала просьбу своего сына и в конце концов решила пойти ему навстречу: семнадцатилетнего Себастиана следующим летом вместе с Ником отправили в Америку, где его поселили в собственном доме (условно – с родительницей), надеясь на его самостоятельность, и устроили учиться в Далтон.
Там Ник познакомил его с ребятами, с которыми он провёл несколько следующих лет своей жизни: Джефф Стерлинг, Трент Никсон, Дэвид Томпсон, Уэс Монтгомери, Блейн Андерсон, Курт Хаммел, Тэд Харвуд, Джон Ричард, Брок Стюарт, Джеймз Паркер, а позже и – Хантер Кларингтон со своей компанией, Скайлер Оливиер и ещё несколько парней.
Характер Себастиана приняли не все, но ему это и не нужно было. Он по-прежнему стремился переспать со всеми, что, казалось бы, свидетельствовало о том, что он не учился на своих ошибках. Но всё-таки что-то изменилось. Теперь он тщательно проверял, здоров ли психически его потенциальный партнёр и хватит ли ему ума самому понять, что секс с ним – ничто более, чем секс. Он смог утянуть в свою постель почти всех, за исключением Трента Никсона, потому что он попросту не привлекал; Дэвида Томпсона – натурал и обзаведён девушкой, но на него Себастиан всё ещё строил планы; Уэса Монтгомери – личность Уэса его раздражала, и это было взаимно; Курта Хаммела – от одного только его вида Себастиана выворачивало; Хантера Кларингтона – заядлый натурал со вспыльчивой натурой и очень сильным ударом; Скайлера Оливиера – ещё не успел до него добраться; и, естественно, Ника Дюваля, так как после его героического поступка Себастиан больше не претендовал на него.
Какое-то время Себастиан гонялся за одноклассником по имени Блейн, и он был абсолютно уверен, что влюблён в него. Однако как только Себастиан его получил, вся влюблённость прошла и осталась лишь похоть. Из-за этого Блейн был временно зол и обижен на Смайта.
После окончания школы Себастиан поступил в Высшую школу журналистики городского университета Нью-Йорка. С однокурсниками он даже не пытался найти общий язык, зато каждый второй с превеликим удовольствием спал с таким привлекательным парнем, как Смайт.
На момент повествования Себастиану двадцать один год.
— Оп-па, что это у нас тут, — довольно произнёс Себастиан, присев на подлокотник дивана и всмотревшись в блондинистую макушку, которая, несмотря на поднимавшийся шум, продолжала спать. — Такая прекрасная задница без присмотра – нехорошо.
Ник, Трент и, кажется, наконец-то проснувшийся Тэд закатили глаза на реплику Смайта. Только утро, а он уже пялился на чужие пятые точки.
— Себастиан, не трогай его, — попросил Ник, вновь пробежавшись взглядом по комнате и отметив, кто уже проснулся, а кто был только в процессе. Джефф же не был ни там ни сям – досматривал свой десятый сон, полностью игнорируя всеобщее пробуждение. Наверняка каждый, кто отметил глубину его сна, завидовал ему. Пока не видел похотливый взгляд Смайта.
— Я не могу пройти мимо этого сокровища, — воспротивился Себастиан и, метнув ещё один взгляд на ягодицы спящего, звонко шлёпнул по ним.
Реакция не заставила себя ждать. Блондин встрепенулся и в панике резко перевернулся на спину, но даже не успел подумать о малых размерах дивана, вследствие чего полетел вниз и хорошенько приложился головой. Каждый, кому посчастливилось это увидеть, разразился смехом (кроме сочувствующего бедняге Трента) и им разбудил оставшихся спящих птичек. Объяснять ситуацию им даже не пришлось. Завидев Стерлинга на полу, все догадались, что он только что совершил не самое удачное приземление.
Себастиан не двинулся с места, с необъяснимым удовлетворением наблюдая за валяющимся теперь уже на полу Джеффом, Трент – тоже, только он по причине того, что не знал, как будет лучше поступить – побежать за льдом сразу или сначала протянуть руку помощи. Остальные только порывались, потому что сами ещё не проснулись и не имели над своими телами полного контроля. Только Ник как-то отреагировал на это недоразумение. Он подошёл к Джеффу и присел на корточки рядом, заглянув в его лицо.
— Эй, ты в порядке? — Это был не первый раз, когда Стерлинг падал с дивана или кровати, поэтому особого беспокойства произошедшее не вызвало. Джефф с трудом оторвал лицо от ковра и поднял взгляд на друга, через силу улыбнувшись. Всё-таки он страдал похмельем ровно так же, как и остальные, а боль от встречи с полом ещё и прибавила ему проблем.
— Да, всё нормально. Спасибо, — кивнул Джефф. Приняв помощь в виде протянутой руки, он поднялся на ноги и сразу же плюхнулся на диван. Обнаружив рядом с собой Себастиана, он мгновенно вспомнил, что заставило его проснуться, поэтому метнул в него злобный взгляд. Себастиан буквально светился от счастья, и это безоговорочно означало, что проказа – его рук дело.
Мэтью и Абагейл Стерлинги завели пять детей, старшим из которых являлся Джефф Стерлинг. В его два года у него родилась единственная сестра – Джиллиан Стерлинг, ещё через год первый брат – Джекки Стерлинг, спустя ещё один второй – Джесс Стерлинг. Затем старшие Стерлинги устроили перерыв.
За всё детство Джефф ни разу не почувствовал себя одиноким. Хотя в его семье и не было денег, чтобы, например, порадовать детей новыми игрушками, в их доме всегда обитало настоящее счастье. Джефф практически с самого рождения чувствовал ответственность за младших и был первым в очереди на какую-либо помощь родителям в их воспитании. В каждом из членов своей семьи он души не чаял, но самым близким другом для него стала сестра Джиллиан.
С самого детства Джефф увлекался игрой на гитаре. Именно его первоначальное увлечение музыкой повлияло на хобби его родных.
Большая и жизнерадостная семья научила Джеффа быть общительным, поэтому друзей вне дома он находил легко и непринуждённо. Конечно, он не мог зацепить окружающих новоприобретёнными игрушками, одеждой, канцелярией или чем-либо ещё материальным, зато ему хватало одной улыбки, чтобы привлечь к себе ребят, готовых с ним дружить.
Однако не все покупались на белоснежную улыбку Стерлинга. Были мальчишки, которые частенько собирались под горкой на игровой площадке, – именно они однажды отправили доброжелательного Джеффа куда подальше и велели без денег не возвращаться. Хотя он и был маленьким, он прекрасно понимал, что денег в доме и без того не хватало, поэтому ради дружбы с подозрительными ребятами не стал портить положение семьи ещё больше. Но Джефф всё-таки не сдавался и иногда занимал своё время наблюдением за теми, кто отказал ему в дружбе.
Когда Джеффу было девять лет, Абагейл Стерлинг снова забеременела. Дела Стерлингов шли всё хуже.
Однако в тот же год произошло то, что изменило их жизнь к лучшему. Благодаря своей странной привычке вечерами наблюдать за теми мальчишками Джефф спас жизнь одному из них. Увидев, как все внезапно разбежались, оставив недавно присоединившегося к ним парнишку на снегу, Джефф не смог остаться в стороне и ринулся к нему. Людей поблизости не было, все жилые дома находились на непривычно далёком расстоянии, а телефон для младшего Стерлинга был слишком непозволительной роскошью. Он, позже поразившись собственной смекалке, полез в чужой карман за мобильником и вызвал скорую. Мало того, пока они ждали помощь, он перетащил мальчика на скамейку, чтобы снег до приезда медиков ничего ему не отморозил.
Мальчика звали Ник Дюваль, и он оказался сыном влиятельного бизнесмена, который не пожалел своих средств, чтобы отблагодарить дитя Стерлингов. Маленький Джефф даже не понимал, как он облегчил жизнь себе и своим близким одним лишь звонком в службу скорой помощи. Хотя первое время они отказывались принимать столь щедрый подарок, всё-таки существование такой большой семьи за чужие деньги – это не шутки, но, как только Фернан Дюваль, отец спасённого мальчика, познакомился с беременной Абагейл Стерлинг и узнал, что, будучи на восьмом месяце, она всё ещё работала, он стал усерднее настаивать на своём решении. В конце концов Абагейл Стерлинг уволилась, а каждый ребёнок получил новенький телефон лично от Фернана Дюваля.
У Стерлингов родился четвёртый и последний сын – Джеральд Стерлинг.
У Джеффа появился лучший друг на всю оставшуюся жизнь. Ник оказался хорошим парнем, и они с Джеффом поладили мгновенно, несмотря на то, что между ними было три года разницы. Они постоянно проводили время вместе и вскоре стали друг другу родными. Фернан Дюваль всегда был рад видеть Джеффа, а вся семья Стерлингов принимала Ника как родного.
Перемены наступили, когда Ник стал учеником старшей школы – академии Далтон, где он нашёл ещё двух друзей – Трента Никсона и Дэвида Томпсона. Джефф подружился и с ними, но заметно начал от них отдаляться. Всё-таки они втроём учились вместе, а он, во-первых, был ещё в средней школе, а во-вторых, в далёкой от них средней школе.
Потом стало ещё хуже: на дне рождения Дэвида все начали пить. Джефф всегда был примерным мальчиком и ни капли спиртного не клал себе в рот, даже если был велик соблазн от одиноко стоящей на столе бутылки пива. Он не был в состоянии поддерживать общее веселье.
Количество людей в их компании росло с поразительной скоростью, и оставалось совсем немного до того момента, когда Джефф решил бы покинуть одну из устроенных ими вечеринок, но его остановил один из новых ребят. Он познакомился с Куртом Хаммелом, одним из некоторых не пьющих в тот вечер. Они нашли общий язык и решили держаться вместе в кругу трезвых и адекватных.
Однако в следующем году в их рядах появился Себастиан Смайт, который своими искусными манипуляциями заставил Джеффа отречься от кружка Курта Хаммела. Алкоголь легко взял никогда не пьющего Джеффа, и в тот же вечер он оказался в постели Смайта.
Джефф долго ненавидел себя за то, что позволил нескольким словам незнакомца заставить его изменить своим принципам, и он даже отказался приходить на регулярные вечеринки. На помощь пришёл Ник. Он не только влепил обидчику хороший подзатыльник, но и провёл со Стерлингом что-то вроде воспитательной беседы, где объяснил, что его жизнь не кончалась после одной совершённой ошибки. Хотя фактически Джефф являлся спасителем Ника, именно Ник выступал в роли героя в восприятии Джеффа.
Джефф не успел заметить, как он стал заглядываться на мальчиков, и уже через некоторое время он начал встречаться с Тэдом Харвудом – одним из учеников Далтона. Отношения, в принципе, у них вышли неплохими, если бы не один нюанс: Тэд всегда стремился напоить Джеффа, а тот, в свою очередь, в состоянии опьянения плохо понимал, что считается изменой, а что – невинными шуточками. В конце концов они поругались и разошлись.
Кроме Ника, Джефф также близко общался с Трентом Никсоном, Дэвидом Томпсоном, Куртом Хаммелом, Блейном Андерсоном и, что удивительно, Себастианом Смайтом. Хотя тот нередко покушался на задницу Стерлинга, им оказалось легко найти общий язык.
Будучи на первом курсе старшей школы, Джефф начал подозревать себя в далеко не дружеских чувствах к Нику. Но он убедил себя, что они надуманы, как только Дюваль сделал предложение своей будущей жене Куинн Фабре.
Джефф окончил старшую школу. Он планировал поступить в университет, но пока понятия не имел в какой. Душа лежала к танцам, но он не хотел связывать себя с искусством, потому что старшая школа все четыре года твердила ему, что это очень неприбыльное дело.
На момент повествования Джеффу восемнадцать лет.
— Блять, хера вы устроили гейское представление с самого утра, да ещё и перед моим носом? — Себастиан будто только и ждал момента, когда на него посыплются ругательства с дивана напротив. Хотя шлепок не являлся привлечением внимания этой особы, он с самого начала отметил, перед чьим носом это произойдёт, и поджидал, когда же та натуральная задница откроет глаза и увидит лицо горячо любимого им Смайта. Ведь иной возможности у него узреть подобную картину по утрам не было: в постель Себастиана он наотрез отказывался идти.
— И тебе доброе утро, сладкий. — Смайт переключил своё внимание с блондина на Хантера мгновенно. По мнению друзей, Себастиану не хватало в жизни риска - именно так они объясняли его тон и обращения в адрес Кларингтона, которого побаивались даже самые приближённые к нему ребята. Причём, однажды Себастиан уже столкнулся с насильственной стороной Хантера, но оно никак не повлияло на его поведение. Всё, что было перед взором Себастиана, – горячее накаченное тело, которое вызывало необъятное желание в паху. Хотя Себастиан расценивал себя как актива, он был бы не против подчиниться такому, как Хантер. И это было практически взаимно, не считая того, что Хантер желал его подчинить немного иным образом.
— Заткнись, педик, — выплюнул Кларингтон и оглядел диван, в ловушке которого он оказался. Неизвестно как, но, кроме самого Хантера, на нём поместились ещё два парня и две проститутки, каждый из которых посчитал своим долгом уложить хоть одну часть своего тела на придавленного ими же Хантера. Даже Кейси и Джои, не понаслышке осведомлённые о вспышках гнева своего друга, не спешили убраться куда подальше и дать конечностям Хантера волю. Такое положение вещей его совсем не устраивало, и он не собирался с этим мириться.
— Сейчас же съебались с меня! — прорычал Кларингтон и для пущего эффекта дёрнул руками, как бы дав им мотивирующий пинок. Сработало безотказно. Кейси и Джои проснулись сразу же и спрыгнули с дивана, забрав с собой испуганных дамочек. Испытал страх даже Трент, не имевший к ситуации совершенно никакого отношения, и вздрогнул, когда услышал злобный голос Хантера. Джефф, сидевший напротив, тоже напрягся в ожидании, что гнев Кларингтона переметнётся на него, ведь он косвенно являлся первопричиной ярости. Единственным, кто был полностью удовлетворён ситуацией, являлся Себастиан. Ему нравилось наблюдать за агрессией Хантера, и это совсем не означало, что у него отсутствовал инстинкт самосохранения. А может, это и означало.
Хантер Кларингтон с самого детства воспитывался в военной строгости. Его отцом был генерал-лейтенант Говард Кларингтон, несколько лет спустя после рождения сына подавший в отставку и открывший собственную военную академию в Колорадо-Спрингс.
Хантер не был знаком с обычным счастьем даже в детстве. Сравнивая его семью с другими, его родителей с большой натяжкой можно было назвать отцом и матерью. Говард Кларингтон взял всю ответственность за воспитание сына на себя и растил его как истинного солдата, безо всяких поблажек и ласк. Мать Хантера Джанетт Кларингтон даже не пыталась обеспечить сыну материнскую поддержку. Она полностью доверяла мужу. А если она в чём-то с ним и не была согласна, всегда молчала.
Не зная другой жизни, Хантер был вполне удовлетворён тем, что имел.
Его отправили учиться в военную академию Колорадо-Спрингс, директором которой, собственно, являлся его отец. Первое время его гнобили как «любимчика всех учителей» и «сынишку директора», но вскоре Хантер взял ситуацию в свои руки и навалял одному из обидчиков. С тех пор уважение к нему было бескрайним. Вокруг него собралась свита, которая преследовала и далее, лишь время от времени меняя свой состав.
Ещё в средней школе приятели познакомили Хантера с алкоголем и наркотиками, в частности – стероидами, на которых сидел практически каждый второй ученик военной академии. Последовав их примеру, Хантер увлёкся.
В то же время он обнаружил в себе страсть к пению и танцам. Именно благодаря ему хор военной академии перестал быть сборищем неудачников и почти вышел на национальный уровень. Однако даже выступить на финале этих соревнований им не удалось.
Когда Хантер был в старшей школе, вследствие случайной вспышки стероидной ярости в кафе один из самых смелых его ненавистников – мальчишка из хора какой-то государственной школы – публично заявил, что Кларингтон употребляет стероиды. Ему никто бы не поверил, если бы не провели проверку и результаты не оказались положительными.
Хантер избежал тяжёлого наказания от суда благодаря связям и обещаниям отца перевоспитать сбившегося с пути ребёнка, однако дома его ожидал усиленный тоталитарный режим. Всё это время Говард Кларингтон закрывал глаза на выходки сына, но, когда они коснулись его репутации, он решил вернуть подростка под свой контроль.
Из жизни Хантера пропали все развлечения, и вернулись насмешки одноклассников. Но в этот раз драки не спасали его положение, а наоборот – ухудшали, так как за каждый удар он отправлялся к директору, где на его недостойное поведение перестали просто закатывать глаза.
У него осталось всего двое друзей, которые уважали его ровно столько, сколько и прежде: Кейси Кромберг и Лукас ОʼКоннор.
По окончании старшей школы Говард Кларингтон заставил Хантера подписать контракт с американской армией на службу в четыре года. Это сопровождалось огромным скандалом в доме Кларингтонов, в который была затянута даже не имевшая голоса Джанетт. Никакой пользы Хантеру он не принёс.
В восемнадцать лет Хантера отправили в армию. В год, когда он вернулся в Колорадо-Спрингс, ему исполнилось двадцать три.
Военная служба никак не повлияла на внутренний мир Хантера – она лишь потратила четыре года его жизни впустую. Он так и остался легковоспламеняемым и агрессивным.
По возвращении он вместе со своими преданными друзьями Кейси Кромбергом и Лукасом ОʼКоннором уехал из Колорадо и остановился в Нью-Йорке.
В одном из баров Нью-Йорка он познакомился с хозяйкой заведения – Китти Уайлд. Они начали встречаться, и Хантер негласно стал одним из владельцев бара. Вместе с Кейси, Лукасом и Джои Бруно – барменом, которого они подобрали там, они часто устраивали музыкальные представления, демонстрируя свой талант. Благодаря им Хантер познакомился с Ником Дювалем и компанией его ребят. Хотя он не жаловал геев (сказывалось воспитание военной академии), которыми являлись некоторые представители данной группы, он не был против их пребывания в клубе.
Однажды в бар заявился Джейк Пакерман – по его словам, новый бойфренд хозяйки заведения. Между ними завязалась драка, в которой у Джейка было явное преимущество: в его руках красовался новенький пистолет FN Browning BDM 91-го года*. Возможно, их столкновение закончилось бы плачевно, если бы вовремя не вмешался Джон Ричард, оказавший физическую поддержку, Дэвид Томпсон, выбивший пистолет из рук обидчика, и сам Ник Дюваль, который не постеснялся продемонстрировать принесённый с собой Кимболл 55-го*. Присутствовавшие там Себастиан Смайт и Джефф Стерлинг тоже ощутимо помогли.
Хантер победил, однако в бар предпочёл не возвращаться. С тех пор он стал официальной частью компании Ника Дюваля.
Хантер жил на остатки своей армейской зарплаты и иногда тратил своё свободное время на поиски работы.
На момент повествования Хантеру двадцать три года.
— Утро начинается не с кофе, а матов Хантера! — посмеялся Дэвид, зайдя в помещение через заднюю дверь, за которой красовался огромный двор дома Дювалей. На то, что он ночевал на заднем дворе, обратил внимание только Трент. Дэвид и сам не помнил, как его занесло на лежак заднего двора, но мучить страдавшую похмельем голову размышлениями не стал. Каждое утро после тусовки задавать себе один и тот же вопрос по поводу его местонахождения уже изрядно надоело.
— Что-то ты слишком бодрый для того, кто выпил вчера ящик текилы, Дэйв, — заметил Ник. Не отрывая взгляда от Томпсона, он похлопал по спине снова пытавшегося улизнуть в сон Тэда, чем застиг его врасплох. Тот встрепенулся от неожиданного прикосновения и рефлекторно двинул ногой вперёд, случайно заехав ею в живот бедного Брока. Он, конечно, был сам виноват, что до сих пор не проснулся и не установил дистанцию с чужими ногами, но и Тэда можно было обвинить почти в том же. Заметив внизу друга, он сразу же спрыгнул с кресла и опустился к нему, засыпав извинениями за свою рассеянность. В это же время Трент, всё ещё переваривавший информацию, которую сообщил им Ник, не обратил внимание на маленький конфуз. Кстати говоря, именно из-за Томпсона Трент и капли спиртного в рот не взял. Дэвид, как и всегда, попросил Никсона подкинуть его домой пораньше, но посреди ночи передумал и ушёл в окончательный отрыв. Это происходило настолько часто, что Трент даже перестал на него обижаться.
— Он на самом деле столько выпил?! — возмутился Трент.
— Если б я столько выпил, я бы уже давно откинул копыта, — отметил Дэвид и улыбнулся на смущённое выражение лица Никсона. В принципе, ничего удивительного не было в том, что он не знал даже таких простых вещей. Об алкоголе Трент знал, наверное, столько же, сколько Хантер о добром отношении к окружающим.
— Зачем тогда было это говорить? — обиженно пробурчал Никсон. Он чувствовал, что конкретно опозорился перед своими друзьями, но на самом деле никто и внимания не обратил на это мелкое недоразумение. Они были заняты либо, опять же, собою любимыми, либо наблюдением за нывшим от боли Броком и не прекращавшим извиняться Тэдом. А Трент, только недавно беспокоившийся за ушиб упавшего Стерлинга, ушёл мыслями о собственном позоре так далеко, что у стонов Стюарта не было шансов туда добраться.
— Я принесу лёд. — Опустив еле державшуюся на ногах девушку на край дивана, Джои поспешил на кухню за помощью. Первое действие Кейси повторил за ним, но сам остался в комнате.
— А я пойду разбужу других алкашей, — оповестил Дэвид, указав на верхний этаж, и направился к лестнице. Даже если бы он не сказал этого вслух, все бы и так поняли, с какой целью он направился туда. За несколько лет совместного времяпровождения оповещать об официальном начале утра тех, кто занимал просторные комнаты особняка Дювалей наверху, стало своего рода обязанностью Томпсона. Когда все, кроме проституток, которые освобождали помещение сразу же, собирались в одном месте – по обычаю, на кухне, они делились впечатлениями о прошедшем вечере, подначивали друг друга и вспоминали самое яркое и красочное. Как только у самого страдавшего парня устанавливалось более-менее стабильное состояние, начиналась капитальная уборка. И каждому человеку отводилась своя территория, за которую он отвечал и на которой он, естественно, уже давно запомнил точное расположение вещей до беспорядка. Удивительная система работы для неорганизованных обалдуев.
Второй этаж дома Ника всегда казался больше, чем первый: огромный коридор и восемь дверей, две из которых вели в ванные, против просторной гостиной, кухни со столовой, одной маленькой ванной и гаража. Да, за несколько лет дружбы и таких вот добрых ночёвок Дэвид изучил помещение вдоль и поперёк, будто сам жил здесь. По правде говоря, он был бы далеко не против этого, но сам понимал, что жить вместе с женатой парой – быть третьим лишним, да и создавать неудобства самому себе. Ведь какой извращенец захочет каждый вечер слушать стоны не принадлежавшей ему женщины? Не Дэвид точно. Да и вообще, если начистоту, даже Ник не разрешил бы ему поселиться вместе с ним. Он не понаслышке знал, что Дэвид – та ещё заноза в заднице.
За первой дверью была комната Ника. Потянувшись к ручке, Дэвид в который раз отметил, что было очень странно для ладивших между собой супругов жить в разных комнатах. Может, именно из-за сохранения дистанции их совместная жизнь обходилась без скандалов. Также граница в их пространстве была замечательна тем, что, закрывшись в отдельной мужской комнате, парни могли вспомнить былое и похохотать, будто не выросли из своих тринадцати. Дэвид, естественно, ничего не имел против Куинн, но она не только бы портила всю атмосферу ребятам, но и сама наверняка была бы не в восторге от того, что трое взрослых мужиков и один только что закончивший старшую школу малец занимали всю её постель и баловали себя каким-нибудь ребячеством, типа игры в приставку.
В комнате Дюваля никого не оказалось. Но зато в ней присутствовали признаки того, что кто-то недавно здесь был: покрывало было осторожно сложено на стуле, поставленном рядом с кроватью, одеяло наполовину валялось на полу, а простынь с подушкой были помяты. Следовательно, кто-то всё-таки ночевал здесь и уже находился внизу. Скорее всего, этой ночью её занимал Трент, которому хозяин комнаты прошлым вечером доверил телефон. И видимо, комнату – как бонус. Чтобы всякие Смайты, неизвестно откуда получившие от неё ключ, не использовали её для собственных, не очень приличных целей.
За второй дверью находилась комната Куинн. Она, в свою очередь, запиралась перед каждой вечеринкой в доме, чтобы гости ничего не разгромили внутри, и Дэвид лишь иногда проверял, не вскрыл ли кто-нибудь особо умный замок. Но такого случая, к счастью, ещё никогда не было. Какие смельчаки бы ни приходили к Дювалю на праздник, настоящего зла ему никто не желал и нарочно его не причинял.
Третья дверь скрывала за собой одну из гостевых спален. Именно она являлась самым родным уголком в особняке Дювалей для Дэвида и ещё нескольких парней. Здесь проводили большинство своего времени ребята в то время, когда Куинн позволяла им оставаться на ночь или даже погостить несколько дней. Да, несмотря на то, что комнат в их распоряжении было целых две, а то и три, они устраивались всегда в одном месте целой кучей шумных парней. Хотя каждый из них был взрослым мужиком, это не мешало им, словно детям, получать удовольствие от совместных ночёвок. По правде говоря, в большинстве случаев они и вели себя как десятилетние мальчишки.
И также эта комната являлась пристанищем для самых ненасытных друг другом пар, от лестницы она была ближайшим доступным помещением с кроватью. Эта ночь не стала исключением: по погрому, устроенному, видимо, Себастианом Смайтом, можно было сделать вывод, что ночь вышла бурная. В кровати всё ещё дрыхла его очередная жертва. От мыслей, что мог Себастиан вытворить с этим беднягой, Дэвид поморщился и поскорее отвлёкся. Он, конечно, не гомофоб, но также и не фанат однополого секса. Между девочками – может быть, но точно не между Себастианом и заказным мальчишкой. Конечно, виновником торжества мог быть и кто-то другой, но Себастиан выглядел слишком довольным этим утром.
— Эй, парень, уже утро. Пора выметаться, — уведомил юношу Дэвид и, увидев хоть какое-то движение на кровати, продолжил свой путь. Проститутки у них уже настолько зачастили, что почти каждая знала их правила: «как только дом просыпается, ты валишь». Но что-то в этом парне Дэвиду не понравилось, и на всякий случай он оставил дверь открытой. Вообще, с пробуждением заказных девушек и парней не было столько проблем, сколько с завсегдатаями. Выпивки им много не давали, и наглы они не были, чтобы отсыпаться у клиентов. Но опять же, что-то в том парне было не так. Возможно, он был новеньким и не знал заведённых порядков. А может, с ним просто слишком хорошо развлёкся Смайт. Кто знал. Дэвид точно знать не хотел.
За четвёртой дверью оказался тот, кого Дэвид, в принципе, и искал на втором этаже каждый раз. Понятно, что традиция не появилась из ниоткуда. Дэвид взял себе за привычку с самого утра отправляться за новостями к лучшему другу и, пока проверял каждую комнату, будил всех, кто находился внутри или просто рядом. Потому что если Ник оставлял всё своё добро Тренту, то Дэвид полагался на Уэса Монтгомери. Правда, выходило это немного иначе, так как Уэс не был услужливым и готовым помочь Трентом и вечно ворчал по поводу того, что однажды Дэвиду придётся взять на себя смелость рассказать своей девушке о его ночных похождениях и понести за это наказание. Но в конце концов он всегда принимал телефон и прочие важные вещи, не прося ничего взамен. Кроме как повзрослеть, конечно же.
— Уэсси, я пришёл по твою душу! — Было видно, что Монтгомери не спал достаточно давно, но предпочёл остаться в комнате, так как ему, ровно как и Тренту, было неприятно лицезреть последствия. Он всегда ждал момента, когда придёт сигнал о пробуждении дома, которым в итоге оказывался именно его лучший друг Дэвид.
— Кейт звонила тебе два раза. На третий я взял трубку и сказал, что мы всю ночь смотрели кино и ты спишь, — безо всяких приветствий проинформировал Уэс и, пройдя к Томпсону, протянул ему телефон на пару с ключами и кошельком. Дэвид отметил, что его друг был уже в полной готовности, и улыбнулся. Иного от суперпунктуального Монтгомери он и не ждал.
— Выручил, как и всегда! — Дэвид собрался похлопать Уэса по плечу, но не успел и поднять руку, как тот уже покинул комнату, демонстративно закатив глаза. Понятно, что с каждым годом ему всё больше надоедало быть няней Томпсона, но Дэвид упрямо пропускал это мимо ушей, как бы ни старался ему это объяснить Монтгомери. Его вполне устраивал данный распорядок вещей. Уэс всё равно пил редко, а на таких собраниях только и делал, что бурчал о том, какие все вокруг безнравственные и безответственные, – так почему бы не дать ему хоть какое-то полезное занятие, правильно? Даже обычно не пьющий Курт не желал проводить с ним вечера, – какой вообще идиот захочет слышать у себя под ухом нескончаемое ворчание, очень похожее на лекции старика? Конечно, он самый старший из всех, но не настолько же.
Кстати о птичках. Курт, о котором Дэвид случайно вспомнил, оказался сидевшим на краю кровати в следующей комнате на пару с забавно сопевшим в постели Блейном. Курт, видимо, услышал беседу Уэса и Дэвида и, распознав голоса, как знак того, что их комната будет следующей, собрался будить соседа сам. Но он не успел и слова сказать, как встретился с хитрым выражением лица Томпсона и понял, что сейчас в его голове расцветали далеко не близкие к правде варианты произошедшего. К сожалению, об этом самом Хаммелу приходилось лишь мечтать. Чтобы убедить в этом Дэвида, он активно замотал головой и замахал руками, пытаясь опровергнуть всё, что только могло появиться в его голове.
— Ничего не было, Дэйв. Мы просто спали в одной кровати, — заверил его Курт, хотя и сам понимал, что его столь быстрые оправдания звучали ещё подозрительнее, чем вся эта картина выглядела со стороны. Но что поделать, Дэвид застал его врасплох. Мысли разбежались куда попало, и он потерял связь с разумом в считанные секунды. И так случалось каждый раз, когда он нервничал. А если бы он пил, то подобное, скорее всего, кончилось бы какой-нибудь катастрофой.
— Да, у Смайта тоже всё так просто происходит, ты знал? — поиграв бровями, произнёс Томпсон и рассмеялся, как только увидел раскрасневшееся то ли от злости, то ли смущения лицо Курта. А может, от всего сразу. На самом деле Курту не хватило бы наглости воспользоваться хмельным состоянием друга, чтобы затащить его в постель, в отличие от упомянутого Дэвидом Смайта. Романтичная натура Хаммела вообще бы не позволила превратить свой первый раз в секс не по любви, а по используемой алкогольной глупости. Да, их компания была настолько разнообразной, что включала в себя и подобных Курту принцесс, хранивших себя для одного-единственного человека. По правде говоря, их было всего двое, исключая Джеффа, которому тот самый Себастиан подпортил все планы на потерю девственности.
— Курт, выключи Дэвида… — Кажется, эта фраза вылетела из уст ворочавшегося Блейна, и, если у Хаммела она вызвала удивление и озадаченность, то у самого же Дэвида – ещё более громкий смех, чем секундами ранее.
— Курт, включи Блейна, — передразнил спавшего Томпсон и наконец оставил этих двоих друг на друга, отправившись дальше выполнять свою миссию. Он был уверен, что Курт и без него справится с пробуждением спящей птички. Они же не просто так звались лучшими друзьями, верно?
За последней дверью скрывалась лоджия – одно из самых светлых мест в доме Дювалей. Честно, Дэвид проводил бы большую часть своего времени именно в пределах этого помещения, если бы имел разрешение от Куинн, которая очень трепетно относилась к этой части дома. Но, вопреки вечным просьбам супруги не пускать туда своих друзей, Ник никогда не запирал лоджию на вечеринки. Всё-таки это место и вправду было замечательным: тут светло, свежо, уютно и глазу приятно – над дизайном Куинн постаралась недурно. Райский уголок, можно было и так сказать. И у Дэвида было странное личное суеверие по поводу этой комнаты: если на утро после вечеринки он проснулся именно здесь, то ночь он провёл лучше всех остальных. Правда, в этот раз не он оказался в обители счастья и спокойствия, счастливчиком был…
Джон-грёбаный-Ричард. И Дэвид даже спорить не собирался, что его ночь была намного лучше, чем у кого-либо другого в этом доме: в обнимку с Джоном лежала до безумия симпатичная блондинка. И по примерным очертаниям её фигуры можно было без сомнений сделать вывод, что не только общее празднование прошло успешно, но и сам секс был на уровне. Дэвид бы даже позавидовал, если бы помнил, как он сам веселился прошлой ночью. А вдруг даже хлеще, чем Джон. Надежда умирает последней. Хотя, скорее всего, он просто напился до такого состояния, что ни одна дама не изъявила желания даже бросить на него взгляд, и вырубился в обнимку с пустой бутылкой той самый текилы. А ведь Томпсон и вправду припоминал, что на земле валялось что-то стеклянное…
— Хей, трудяга Джон, на улице уже светает, а ты всё ещё не продрал глаза. — Дэвид сказал это как можно громче, наблюдая, как спящая красавица еле передвигала свои конечности по дивану. Он знал, что это был лишь первый этап. Девушка-то проснулась, а Джон только и сделал, что перевернулся на другой бок и продолжил дрыхнуть, как ни в чём не бывало. В этом был весь Джон. Его, наверное, и атомной войной разбудить было бы не так просто. Однако время шло, стрелки часов тикали, и надо было поднимать каждую спящую птичку, иначе вся система рухнет, как карточный домик.
— Детка, разбуди его. Пошлёпай по щекам, но будь осторожна: иногда он дерётся во сне, — пошутил Дэвид, подмигнув. Но девушка не поняла его юмора и восприняла слова всерьёз, опустив немного испуганный взгляд на невинно спавшего Ричарда. Дэвид покинул их и с довольной улыбкой решил, что его дело было успешно выполнено, хотя он, как и всегда, скинул с себя ответственность. Будь здесь Уэс, он бы снова закатил глаза и напомнил Дэвиду, что тот уже взрослый и должен хоть где-то проявлять свойственную взрослым самостоятельность. Но Уэс был на нижнем этаже, и Дэвид с привычным удовольствием в который раз пренебрегал его советами.
Вдруг на лице Дэвида отразилась задумчивость. Он что-то упустил. Или точнее, кого-то. Он прислонился к стене, погрузившись в размышления о собственном промахе.
«Так. Ник, Джефф, Смайт, Кларингтон, Кейси, Джои, Тэд, Брок и Трент изначально были внизу. Уэс ушёл к ним, Курт, Блейн и Джон здесь… Лукаса сегодня нет, он, кажется, участвует в каком-то танцевальном проекте. Джеймз уехал из города, его тоже не должно быть. Кого же я забыл… Точно, Скайлер! Но где же… Минуту…»
И тут Дэвид осознал, почему мысли о том неизвестном парне, что ночью развлекался с Себастианом, никак не могли оставить его в покое. Напротив его первоначальным ожиданиям, он был очень ему известен и знаком: Скайлер-чёртов-Оливиер, который стал их частью где-то месяцем ранее и который всё-таки попал в сети Смайта! Дэвид пока не привык к нему, его внешнему виду и голосу, а в таком состоянии вообще видел, наверное, впервые, вследствие чего не признал в нём знакомого. А сам Скайлер, кажется, этого и не понял. Но это и объяснимо, он наверняка был в шоке от воспоминаний прошедшего вечера. Несмотря на то что секс с Себастианом наверняка вышел для парня трагедией, Дэвид, в свою очередь, еле сдерживал смех. А вспомнив яростные заявления Оливиера о том, что он ни за что не попадёт в постель к Себастиану, как случилось с большинством ребят из их компании, Томпсон всё-таки оставил свои попытки держать себя в руках и залился хохотом. Этим он привлёк внимание Курта и уже проснувшегося Блейна. Они, высунув головы из комнаты, озадаченно смотрели на него. Дэвид не спешил объяснять им суть анекдота, он направился прямо к двери первой гостевой, где всё ещё приходил в сознание Скайлер. Видимо, он сам не мог поверить в то, что в итоге все слова, которые он кричал в лицо каждому второму, оказались лишь пустым звуком.
Дэвид заглянул внутрь, чтобы окончательно удостовериться в личности ночного партнёра Себастиана, и рассмеялся снова. Скайлер заметил его присутствие и, повернув к нему голову, сразу же догадался, какова была причина его веселья. Он покраснел до кончиков ушей и собрался что-то сказать Дэвиду, возможно, даже ругнуться на него, но тот его опередил:
— А мы говорили тебе!
От этой фразы Оливиеру стало только обиднее, а Томпсону – смешнее. За спиной второго появились Курт и Блейн. Им понадобилась пара секунд, чтобы сложить два и два и прийти к выводу, что произошло в этой комнате прошлой ночью. Они не засмеялись, подобно своему другу, а сочувственно кивнули. Блейн прекрасно понимал, каково это – быть использованным Смайтом, и даже больше, чем все остальные. Курт с таким не сталкивался, но питал отвращение к этой персоне, поэтому выражал сожаление не только к потерявшему девственность Оливиеру, но и к каждому, кто хоть как-то был связан с Себастианом. Именно Курт влепил подзатыльник Дэвиду, намекнув на то, что его поведение было в данный момент неуместно бестактное. Не первый раз, конечно, но Хаммел пытался хоть как-то помочь бедному Скайлеру.
***
Утреннее заседание прошло неплохо и почти без каких-либо проблем. Единственным, что немного выбило из атмосферы дружелюбие и веселье, был конфликт между Себастианом и Скайлером, зачинщиком которого оказался второй. Если начистоту, только он и участвовал в скандале. Пока тот произносил свои гневные тирады, Себастиан молча сидел и улыбался, кивая на каждое обвинение, будто он на самом деле соглашался с тем, что он – нечестный подлец и ублюдок-мать-твою-а-ну-иди-сюда-говно-собачье. Скайлера успокоили быстро, но всё оставшееся время он всё равно выглядел обиженным и оскорблённым. Из всех ребят его поддержали Курт, Блейн, Трент, Уэс и Джефф, двое из которых сами оказывались жертвами похотливых лап Смайта. Ник тоже пару раз вставил слово против Себастиана, и то, скорее всего, в защиту когда-то пострадавшего Джеффа; Хантер, хоть и терпеть не мог геев, а Себастиана – в особенности, оставил ситуацию без своих комментариев, потому что на чувства Скайлера ему было, откровенно говоря, наплевать; а остальные тихо смеялись и повторяли слова Дэвида о том, что они его предупреждали.
Живот Брока вскоре болеть перестал, и он убедил всех, что ничего серьёзного с ним нога Харвуда не сделала. Тэд наконец мог со спокойной душой прервать, казалось, бесконечный поток извинений.
Джон поделился увлекательной историей о том, как искусно этой ночью его удовлетворила та блондинка, а Себастиан возмутился по поводу того, что ему не позволяли рассказывать о своих развлечениях. Возражения прекратились сразу же, как только он поймал на себе гневный взгляд Хантера, выступавший вместо несказанных вслух причин.
Блейн напомнил, что вытворяли тем вечером Джефф и Кейси, и, конечно же, он имел в виду танцы.
Дэвид рассказал о самых забавных происшествиях, что он помнил, а Уэс, впрочем, как и всегда, выразил свою точку зрения по поводу их ребячества.
Трент так и не выяснил, кто нагрубил ему утром.
***
— Всё, парни, осталось четыре с половиной часа. Разбегаемся.
Некоторые ребята отправились наверх, а Блейн подлетел к стерео аппаратуре, на ходу подключив к ней свой телефон. Лицо Скайлера вытянулось в удивлении.
— О Господи, что он делает? — в ужасе спросил Оливиер, больная голова которого явно протестовала против идеи, что собирался пропагандировать Андерсон.
— А, ты ещё не встречался с этим обычаем, Скайлер, — вздохнул Курт, который оказался ближе всех к недоумевавшему парню. — Иногда по утрам, чтобы поднять настроение, Блейн устраивает музыкальные представления. Мы-то уже привыкли, а тебе…
Он не договорил и похлопал Скайлера по плечу, после удалившись в отведённый ему участок. Скайлер чувствовал, что ему не понравится эта традиция ровно так же, как и традиция Смайта утянуть каждого новенького в свою постель.
Nah nah honey, Iʼm good [Милая, я хороший]
I could have another but I probably should not [У меня могла бы быть другая, но, вероятно, не будет]
I got somebody at home [У меня дома есть кое-кто]
Все дружно закатили глаза, а Блейн в такт похлопал в ладоши, осветив помещение своей довольной улыбкой. Никто, кроме него, не мог так радоваться утренней музыке. Даже если он тоже страдал похмельем.
—
Itʼs been a long night here [Это была длинная ночь тут]. — Подскочив к Скайлеру, он положил одну руку ему на плечо, попытавшись привлечь к собственному веселью, и второй обвёл помещение, а после, соответственно словам песни, указал наверх, —
and a long night there [и длинная ночь там].
—
And these long long legs are damn near everywhere [И эти длинные-длинные ноги были, чёрт возьми, везде]…
С притворным отвращением Блейн скользнул взглядом по диванам, которые всего несколько часов назад занимали его друзья и проститутки вместе с ними.
—
Hold up now [Задержись-ка сейчас]! — Его поддержал стоявший у лестницы Трент.
—
You look good, I will not lie [Ты здорово выглядишь, я не стану лгать]. — Блейн в мгновение ока оказался у уходившего наверх Курта, который, хоть и был его лучшим другом, такие развлечения не поддерживал. И слова, в частности, которые Андерсон как бы посвящал ему, тоже, потому что Курт в них не верил, —
but if you ask where Iʼm staying tonight [но если ты спросишь, где я буду сегодняшней ночью]...
I gotta be like oh, baby, no, baby, you got me all wrong, baby [Я буду типа: «Ох, детка, нет, детка, ты делаешь все не так, детка»]
My babyʼs already got all of my love [Моя крошка уже добилась всей моей любви]
Как и предполагалось, ближе к припеву друзья начинали отходить от негодований по поводу его глупой привычки. Джефф и Трент оказались первыми, кто присоединился к Блейну, и поддержали его не только лёгкими танцами, но и бэк-вокалом.
So nah nah honey, Iʼm good [Так что, неа, нет, милая, я хороший]
I could have another but I probably should not [У меня могла бы быть другая, но, вероятно, не будет]
I got somebody at home [У меня дома есть кое-кто],
And if I stay I might not leave alone [И если я останусь, я могу не оставить в покое].
No, honey, Iʼm good [Нет, милая, я хороший]
I could have another but I probably should not [У меня могла бы быть другая, но, вероятно, не будет]
I gotta bid you adieu [Мне следует предложить тебе попрощаться]
To another I will stay true [В следующий раз я буду честен]
В конце концов, несмотря на то, что утренние песни и танцы не способствовали улучшению их состояния, каждый из парней вносил лепту в музыкальное представление. Как-никак, они были командой. Семьёй, которая принимала каждого члена со всеми его грехами: тех же неугомонного Смайта, ворчавшего Монтгомери, легко выходившего из себя Кларингтона и чересчур затейливого Андерсона.
Они называли себя
Соловьями. Так же до сих пор называется хоровой кружок мужской академии Далтон, участником которого побывал почти каждый из ребят и являлся в момент повествования Скайлер. Именно поэтому их группа носила имя этих певучих птичек. Как бы они ни старались, они не могли вылезти из своих детских штанишек и окончательно уйти во взрослую жизнь.
