Какая бывает любовь.

Читать под лунную сонату Бетховена. Комната была мрачной и холодной, пахло сыростью. Сабина моментально заледенела и стала потирать ладони в то время, как Жанна не чувствовала в этот момент ничего, кроме запаха. Она поняла, что те «ароматы», что уловил её нос в коридоре – ничто в сравнении со зловонием, царившим здесь. Моча и кал, запах свежей рвоты – всё это сводило с ума, призывая широко раскрыть рот и вывалить на пол всё, что накопилось в желудке. Запах застаивался здесь месяцами и даже, будь в этой комнате хоть маленькое оконце, сколько бы ни простояло распахнутым настежь, всё равно не очистило бы зловонное помещение. Но чувства и мысли в страхе сбежали, когда Жанна увидела его. Перед ней на полу распластался человек, три метра ростом, сложенный вдвое, как свежевыстиранное бельё. Он был плоским как дверь и очень худым. Весь позеленевший и с ветками неизвестного дерева вместо рук. -Бог мой, - Сабина отупела и замерла. Рвота выползала изо рта и стекала по голубой кофте и немощно опущенным рукам. – Что это, Жанна? – шевеля одними губами, задала вопрос она. -Это Рома! – воскликнула Жанна, как бы приказывая Сабине согласиться и перестать задавать эти глупые вопросы. – Это Ромуля… - обессиленно продышала она, падая на колени перед пленником. Чувствуя присутствие людей в своей смрадной одиночной камере, узник, постанывая, открыл глаза. Голос его хрипел, а глаза изучали Жанну, нисколько не узнавая её. -Ты меня не обидишь? – зашелестел вопрос. Сколько же сил потратил он на этот простой вопрос! Казалось, за каждую букву он заплатил непомерную цену. У Жанны закололо сердце, боль тяжёлыми молотами ступала по лабиринтам её застывшего в муках сердца, когда она смотрела на него. И тут ясность чётко встало между ней и её возлюбленным. Встала могильной стеной с выгравированной надписью: «он не выживет, он не сможет, ему больно». И она знала: прежним ему никогда не стать, ему не вымолвить больше ни одного продиктованного ясностью ума слова. Перед Жанной лежала невероятных размеров мокрая зелёная тряпка с неким намёком на глаза и рот. Торчали длинные толстые зубы. -Сабина, - окликнула подругу Жанна. – Сабина, у тебя есть… - Жанна на секунду замолчала, чтобы перевести дыхание и ясно представить себе всё, что собралась сделать. – У тебя есть пакет? -Пакет? У меня… - Сабина отчаянно облазила все карманы. – Да, вот. – В липких заляпанных рвотой руках Сабина сжимала пакет с лежащими на дне его круглыми сахарными печеньями. – А зачем? -Надо, - ограничилась коротким ответом Жанны, принимая из рук девушки пакет и безжалостно вытряхивая всё содержимое. – Ромуля… - Она вновь с горечью и сочувствием уставилась на любимого. Чувствовал ли он боль? Осознавал ли, где находится и что с ним стало? Думал ли о чём-нибудь, вспоминал ли друзей? Хоть что-нибудь. – Ромуля… Он не отрывал от неё внимательных глаз, которые будто бы напряглись в глубоких раздумьях, видя перед собой знакомое лицо. Он смотрел на неё, изо рта стекала струйка слюны, а с губ внезапно сорвалось: -Жанна. -Нет… - беззвучно шепнула себе под нос Жанна. Лучше бы он молчал, лучше бы не называл её имени, не помнил бы её. Никогда! Не надо! Не надо!!! Руки бессильно упали в лужу обитавшей здесь грязи. – Ты помнишь… -Жанна. – Повторил Рома, присматриваясь к ней. В безжизненных глазках впервые за долгое время заиграл интерес. – Ты… м-м-м-м-меня… н-н-н-н-е забыла,… прости з-з-з-з-за мой… внешний вид… Он пытался шутить! Он всё понимал, он всё чувствовал и главное – всё помнил. И пытался шутить! Это было выше её сил, это ударило в неё миллиардами падающих с крыш сосулек. Что делать? Как решиться на то, что она задумала? От губ его ничего не осталось. Их заслоняли длинные жирные зубы, но Жанне было наплевать. И она поцеловала его. Поцеловала, не чувствуя мерзости, не ощущая отвращения, отбросив все мысли о тошнотворном запахе. Она целовала его в жёлтые зубы и благодарила Бога за возможность вновь быть рядом с любимым. Что может быть важнее этого? Какую роль играют его руки-ветки, его зелёное тело, его опухшее лицо, когда он рядом с ней? Не кто-то ещё, а он. Неуверенный в себе паренёк, но всегда такой смелый и мужественный, что бы ни случилось. И она целовала его и целовала и к губам её подкатила маленькая солёная капелька. И Жанна знала, что плачет не она, что сама не проронила ни слезинки, находясь в оцепенении и страхе. -Я люблю тебя, - призналась она. – Как бы хотела я никогда не уезжать от тебя и в день, когда все друзья от тебя отвернулись, быть рядом. Как же раздражаю я сама себя день ото дня. А потом она вспомнила о руке, опущенной в лужу помоев на полу и сжимающей тот самый пакет, переданный ей Сабиной. Она подняла над собой руку и поглядела на пакет. И он тоже глядел на него, упёрся взглядом и размышлял, сможет ли она сделать то, что задумала. -Жанна, - снова протянул Рома, собираясь с силами для последнего рывка, последнего незначительного слова в её сторону прежде, чем всё закончится. – Делай, что надо, Жанна… я всего лишь человек, я не кто-то, кто стоил бы слёз. Я жалкая песчинка, но у меня… кх… у меня есть… ты. И я… акх… люб… те… - как ни старался, но лимит на слова, похоже, был истрачен. -Не бойся, - Жанна поднесла пакет к тому, что сталось с бедной его головой. – Там хорошо. Клянусь. И она накинула пакет сверху, на его лысую, покрытую волдырями голову. Внезапно сильная рука-ветка слегка оттолкнула её руку, и помогла протолкнуться голове в душный пакет. Рома сам надел на голову пакет. Внутри было тесно, а он не дёргался, не шевелился, но продолжал дышать. Два его некогда любимых дела: дышать и смотреть на неё. Жанна так громко дышала, что, казалось, могла перебудить всех школьников «Логоса», находившихся высоко над ней. Что же до Ромы, то он смирно сидел, а голова продолжала томиться в новоиспечённой смертной маске. И хоть и не мог он улыбнуться ей, подбадривая своим радостным взором, но глазки его блестели, глядя на неё, ожидая, что и она начнёт улыбаться. Вскоре, Жанна нашла в себе силы подняться на ноги. Случилось это по истечению целого часа, когда Сабина тронула её за плечо и сказала: «всё». И Жанна убедилась: всё. Глаза Ромы всё ещё неотрывно любовались чудесными чертами смуглого лица его девушки, но ни в одном из них более не ощущалось жизни. Рома ушёл. Ушел, напоследок взглянув на ту, которую любил. Он ушёл, даже не успев внятно произнести слова любви. Он очистился, душа его покинула столь уродливое тело, избавилось от нескончаемых мук, поедающих плоть мух и откладывающих в ноздрях яйца пауков. Теперь он не станет страдать. Благодаря ей, благодаря Жанне Черных. Он умер, но Господи, как же это было хорошо. -Увидимся… - напоследок шепнула Жанна. И ушла. Конец.