Иные жизни

      — Да как тебя эта тщедушная немочь прикроет в случае чего? — возмутился Эр, когда за очередным кандидатом в телохранители закрылась дверь.       — Он даже ниже тебя! — поддержал его Джи.       — Ну, зато он наверняка выносливый, — заявил Макс, отчаянно пытаясь найти новому горе-кандидату хоть какое-то оправдание.       — О, ну конечно! — закатил глаза Эр. — Это ж самое главное качество у телохранителя!       Но Максу уже надоело спорить.       — Я хочу его, и точка.       — Ты хочешь его просто потому, что ты его хочешь, — ядовито поддел его Джи.       Но в итоге все равно вышло так, как сказал Макс.       Парнишка, кстати, и вправду оказался выносливым — пару раз в буквальном смысле вытаскивая поддатого Макса на себе из ночных клубов — и стрессоустойчивым, на все его заигрывания отвечая только смущенной улыбкой. Как будто что-то мешало их отношениям перейти в другую плоскость — из чисто рабочей в... горизонтальную. Или вертикальную. Или хоть оральную. Макс, если честно, уже на все был согласен, когда это рыжее чудо снова и снова вытаскивало его из клубов, твердо выполняя наказ Лавлейсов: "Одного и с незнакомыми не отпускать". Макс мог бы даже решить, что у рыжего тут личный интерес, если бы он его хоть как-то к нему проявлял кроме своих улыбочек. Тот даже подарок от него не принял, между прочим — шикарную туалетную воду. Так и ходил и пах своим мускатным орехом, заставляя Макса изнывать от желания каждый раз, когда они стояли рядом.       А потом стали приходить письма. Грязные, пугающие, отвратительные, истекающие ядом. Хотя Макс все равно старался иронизировать над этим:       — Ну, я же не Джон Леннон, и даже не Рэйчел Мэррон, какой смысл меня убивать? Особенно если пишешь: "Ты должен быть только моим". Для этого нужно хотя бы существовать, а у покойников с этим обычно проблемы!       Близнецы все равно хмурились и предлагали сменить телохранителя. Макс упрямился и доказывал, что ему вполне хватит рыжего.       Если бы знал, как все сложится, то, наверно, согласился бы...       Эта тварь стреляла не в него, а в рыжего. Обидно, когда твоим любовником считают того, с кем ты даже не целовался... Больно, когда ты тащишь его, истекающего кровью, и не знаешь: радоваться, что он такой мелкий, или пугаться, что умрет по дороге. Потому что какого-нибудь бугая пулей из дамского пистолета можно было бы только напугать, а тут... немочь тщедушная, что с него взять.       Надо было соглашаться на бугая...       — Только не говори, что у вас и вправду был роман, — сердито буркнул Эр, отбирая у Макса сигареты. Тот полгода как бросил курить, но сейчас сил не было держаться. Пока рыжего оперировали...       — Иди к черту, — привычно огрызнулся Макс, находя замену в виски.       Лавлейсы переглянулись.       — Слушай, я все понимаю, — терпеливо сказал Джи. — Сейчас неподходящий момент, но мы должны подумать о замене.       Макс посмотрел на него в упор.       — Иди к черту, — повторил он. — Патрик выживет. Он выносливый. Я знаю.       Близнецы снова переглядываются.       — И не думайте о замене, — добавил Макс. — Я хочу только его.

***

      Патрик лежал, облепленный проводами, в больничной голубой распашонке, делающей его бледное лицо совсем синим. Так что Максу пришлось напомнить себе все оптимистичные прогнозы, которые давали врачи, прежде чем сказать "привет". Голос все равно был неприятно ломким.       Тот слабо улыбнулся в ответ.       — Молчи, — приказал Макс. — Меня предупредили, что тебе лучше не говорить.       С аппарата искусственной вентиляции легких рыжего сняли только вчера. Тогда же пришлось пропустить вперед всю его многочисленную и такую же рыжую родню. На Макса времени, отпущенного на посещения, уже не хватило. Хорошо хоть сегодня получилось.       — Спасибо, — все равно прошуршал Патрик. — Мне сказали... Ну...       — Молчи, — уже сердито оборвал его Макс. Он не знал, что именно из той ночи успели донести Патрику, и на самом деле не очень-то хотел это знать, чтобы не вспоминать лишний раз ужас тех нескольких минут до приезда парамедиков.       — Значит, так, — откашлялся он. — Мне очень жаль, что с тобой это случилось. Я не знал, что эта чокнутая сволочь будет стрелять именно в тебя, и я... что смешного?!       Патрик только мотнул головой.       — Говори уже, — буркнул Макс.       — Это моя работа... вообще-то, — хрипло отозвался тот.       — Это не значит, что все пули должны быть твои! — возмутился Макс.       — Но и не ваши, — упрямо возразил Патрик, прежде чем Макс успел его заткнуть.       — Давай сойдемся на том, что лучше всего было бы остаться целыми обоим? — Макс дождался кивка и продолжил: — Я не знаю, готов ли ты и дальше со мной работать после случившегося, но я не хочу брать никого на твое место, хотя эти придурки Лавлейсы и пытаются меня убедить, что так будет лучше для нас обоих.       Губы Патрика изогнулись в слабой улыбке.       — Так что, ты остаешься? — с глупой нерешительностью уточнил Макс.       Тот кивнул, позволив ему расслабиться впервые за трое суток.       — Эм... мистер Лайтвуд...       Патрик смотрел смущенно.       — Мы... — он замялся. — Мне показалось... мы целовались?       Максу все-таки пришлось вспомнить ту ночь и свои жалкие попытки делать ему искусственное дыхание.       — Нет, — с сожалением ответил он.       Взгляд Патрика как будто потух. И тогда Макс решился, наконец.       Уверенно шагнув к кровати Патрика, он наклонился и легко коснулся его губ своими.       Тот выдохнул удивленно, почти со всхлипом, а потом потянулся к нему, отвечая на поцелуй.       Через несколько потрясающе волнующих секунд Макс все-таки заставил себя отстраниться. Патрик смотрел на него широко распахнутыми, удивленными, но в то же время восторженными глазами.       — А вот теперь — да, — прошептал Макс.