Сказы леса

    Холодное солнце уже спряталось за острые верхушки деревьев, но Хоук успела разжечь костер, принести веток, смастерить лежанку и устроиться на ней. А Андерс просто лег на землю, подстелив замызганный плащ: желания делать большее у него не было. Обхватив руками колени, свернувшись в клубочек, он безуспешно пытался согреться, дыша на замерзшие руки. Но просить у Хоук помощи еще и в этом он не станет. И так сидит на ее шее.     Прошла уже неделя с их побега из горящего Киркволла, а он так до сих пор и не понял, почему позволил сохранить ему жизнь. Ведь знал же, знал, надеялся, что Хоук не сможет его убить, так почему сам не напоролся на храмовничий меч, не поймал стрелу, почему выжил?!     Умереть было бы правильно, справедливо, но даже если не получилось тогда, нужно было сразу бежать. Бежать из Киркволла, не разбирая дороги, не глядя, не прощаясь, пока какой-нибудь наемник не прирежет его, но и этого он не смог сделать. Не смог уйти от Хоук, окончательно не испортив ей жизнь.   — Да, устроил ты светопреставление, конечно, — тянет она, неуверенно улыбаясь и вытирая с лица кровь (чужую? свою?). — Теперь нам тут не рады будут, это точно.   — Это только моя вина, — начинает он, но Мариан перебивает, жестко осаждая.   — Вот только не надо мне тут запоздалого геройства. Оба хороши, все постарались.     Она перестает хмуриться так же быстро, как и начинает и спрашивает так беззаботно и легко, будто бы речь идет о прогулке.   — Ну так что, куда мы теперь?     Он стоит, в нерешительности открыв рот. «Мы»?   — Гм, да, сперва нужно хотя бы из города выбраться, а потом решать. Ну, пошли тогда…   — Нет, Хоук, не надо! — теперь его очередь перебивать, но всё выглядит жалко и неубедительно, он не приказывает, не запрещает и даже не просит, он умоляет, разве что не упав перед ней на колени. — Не иди со мной, нет, меня же будут искать, это постоянные бега, скитания, меня будут ненавидеть и презирать, я предатель, Хоук! Я и так достаточно навредил тебе, так позволь уберечь хотя бы от этой ошибки!     Но она уже всё решила, давно, еще лет десять назад, и теперь просто стоит и слушает его глупые оправдания, а потом берет за руку и прижимает ее к груди. Он едва не задыхается от нахлынувших чувств, судорожно вдыхая и пытаясь не упасть. И понимает, что уже не сможет ее переубедить.   — Самой большой ошибкой будет то, что, живя весело и счастливо, я не буду знать, где ты и как. Так что позволь мне пойти с тобой, Андерс, просто пойти.     И это как контрольный выстрел, как стрела, едва не пущенная Себастьяном прямо в сердце. И он кивает, стараясь вконец не растерять самообладание, хотя куда уж там.     Если бы не Мариан, он был бы уже трижды мертв. Поначалу он подумывал о том, чтобы очень незаметно, как бы случайно, подставить открытую спину под меч или стрелу или вообще самолично перерезать себе горло, но Справедливость говорил, что будет крайне неуважительно так поступить по отношению к Хоук и тем силам, которые она на него потратила. Как ни посмотри, а дух был прав, и он вскоре оставил любые попытки самоубийства. Теперь распоряжаться своей жизнью он не мог, у Мариан на нее было куда больше прав, поэтому он старался как можно меньше подвергать себя опасности.     Куда идти теперь, он не знал, поэтому просто доверился Хоук и молча следовал за ней, куда бы она не решила направиться. Это было абсолютно неважно, он бы и к храмовникам пошел, не возражая, даже хотел предложить Мариан такую идею, но подумал, что это можно было сделать и раньше, а не тащиться зачем-то через лес.     А Хоук заботилась о нем, как могла. Варила супы, убивала какую-то дичь и делала отличное жаркое, всегда незаметно спихивая ему лучшие куски, не задавала слишком быстрого темпа и даже после сражений сама залечивала раны, никак не обременяя его. Но это была совершенно не та помощь, и Хоук, глядя на целителя, всё никак не могла придумать, как к нему подступиться. Но когда на сырую и по-осеннему холодную землю он лег, даже не набросав веток, она поняла, что пора действовать.   — Эй, Андерс, тебе там не холодно?     Он даже не сразу понял, что обращаются к нему, слишком привык к молчанию.   — Нет, — очень неуверенно соврал он, и для пущей убедительности не хватало только подышать на окоченевшие пальцы.     Но Хоук решила не отступать от задуманного и снова окликнула целителя.   — А вот я мерзну. Давай сюда, а то костер уже не спасает.     Андерс замер, даже перестав дышать. Она хочет, чтобы он… Нет, нет, нет, это уже будет слишком, слишком близко, слишком неправильно, вообще слишком. Ему никак нельзя идти.   — Ты там не уснул? Ну давай скорее, а то я сама приду.     Андерс вздрогнул. Он знал — Хоук так и сделает, она на ветер слов не бросает, и если он вынудит ее прийти, это будет куда хуже, чем если он придет сам.     Он встал, укутавшись в плащ, подошел к улыбающейся Хоук и лег рядом, так и не взглянув на нее. Теперь между ними был всего какой-то ярд, и Андерс не знал, куда деть глаза, смотря то на землю, то на сапоги Мариан, то на соринки на ее теплом плаще. Он так и не решился посмотреть ей в глаза после взрыва, сжимаясь от одной только мысли, что он может там увидеть.   — Ох, — выдала Хоук, и ее тяжелая рука опустилась на его плечо, подтаскивая ближе к себе, — ты не мог ещё дальше лечь, что ли?     Она смеялась ему в макушку, и Андерс, закрывая глаза, благословил Создателя, что хотя бы сегодня не придется встречаться с ней взглядом. Хоук укрыла его своим теплым меховым плащом, продолжая обнимать, и, мгновение борясь с отчаянием, Андерс тоже положил свою руку ей на плечо, до боли впиваясь ногтями в ладонь. Всё это какой-то фарс, абсолютно неправильно и нереально, но впервые за долгое время он перестал думать и о Справедливости, и о будущем, которого для него упорно нет, и заснул, робко и неуверенно улыбаясь уголками губ.     Хоук тоже улыбалась довольной кошкой, сильнее прижимая к себе исхудавшего целителя. Первый шаг был сделан, и теперь всё уже и не казалось таким уж безнадежным.