Белтайн

Рон называл шабаши заебом слизней, Гермиона — мракобесием и оправданием разврата, а Гарри… Гарри было интересно. Да и слова друзей не вызывали доверия. Они грызлись с самого бала, и Делакур как-то сказала, что они ведут себя ужасно непристойно, устраивая друг другу сцены ревности в публичных местах. И хотя Гарри никогда бы не назвал саму Флёр пристойной и тактичной, он быстро убедился, что она совершенно права — это ревность и это непристойно. Они вполне могли плохо говорить о «старых праздниках» только для того, чтобы другой на них не ходил. В Хогвартсе официально шабаши не справляли, прикрывая их магловскими праздниками. А французы и болгары смеялись над ханжеством и праздновали напоказ Йоль, Имболк и Остару, а не Рождество и Пасху. Ученики помладше относились к этому равнодушно — праздник есть праздник, какая разница, как он называется. А вот старшие… они еще за месяц до Белтайна только о нем и говорили. Спорили, рассказывали байки, делились семейными историями и мечтали достать приглашение. Слыша это, Гарри неловко ухмылялся, краснел и нащупывал в кармане треугольный конвертик. Это было приглашение от самой-самой красивой француженки. Конечно, Флёр не имела в виду ничего такого и не собиралась проводить «лесную ночь» с Гарри. Это была просто благодарность за спасение сестры, но кто об этом знал? Увы, Гарри не мог открыто утереть нос старшекурсникам. Задавакам, которые дают дурацкие советы, требуют не позорить факультет проигрышем и считают, что прошли бы испытания гораздо лучше него. Во-первых, он нарвался бы на скандал с Роном и Гермионой. Во-вторых, никак не мог пересилить страх, стыд, смущение и ответить согласием. Белтайн был первым из трех особенных, летних шабашей. Не просто праздник, а… «праздник плоти», как высокопарно выразились в «Традициях Волшебников». У Гарри же об этом пока вслух говорить не получалось. Рон и Дин частенько обсуждали девочек, Симус мечтал о мальчиках, а Гарри даже не знал, кто ему нравится. Нет, нравятся Чжоу и Седрик, конечно же. Но вот с кем из них он хотел бы провести Белтайн… выходило, что ни с кем. За две недели до праздника Гарри решил начать разговоры об «этом». Если все получится, то можно и подумать о согласии, а если нет, то и думать не о чем. Вечером, когда Рон с Симусом снова стали спорить, «с кем лучше» и кто их них извращенец, Гарри, заикаясь, сказал: — А я совсем не понимаю, в чем разница. — Ты что! — возмутился Рон, — Девчонки такие… такие. А с парнями… это же противно. Ну представь, что мы с тобой… ну, это. Гарри скривился: с Роном ему «ну, это» действительно не хотелось. — Девочки нежные, ласковые, детей рожают без всяких высших трансфигураций, — мечтательно сказал Дин, — С ними чувствуешь себя… сильным. Настоящим героем. И да, у них есть грудь. — Парень не выест тебе мозг, если ты не заметишь его новую мантию. С ним можно выпить, поболтать и погонять на метлах, — загибал пальцы Симус, явно повторяя чьи-то слова. — Он не требует у тебя цветов, подарков и сопливого кафе. У него крепкая задница, узкая дырка и, главное, он сам может тебе вставить. — Давайте спать. Пожалуйста, — заскулил Невилл. Дин фыркнул и погасил свет, он единственный из компании уже целовался и водил третьекурсницу в Хогсмид. Поэтому считал себя крутым мачо, а остальных сопляками. Гарри распластался на кровати и закрыл глаза. Представить себя с кем-то конкретным все равно не получалось. Он даже во время дрочки думал о чем-то невнятном, об объятиях, сердцебиении и сбитом дыхании рядом. Может, он еще не вырос? Чарли, помнится, говорил, что все взрослеют в свой срок и торопиться не надо. Вот! Вот этим он завтра и закрепит свою «рас-кре-по-щён-ность». Утром, дурея от смелости, Гарри подошел к Флёр. — Прости, пожалуйста, можно у тебя спросить? — пробормотал он, отчаянно покраснев. — Конечно, можьно, дорогой. Спьрашивай, — кивнула француженка. — Мне тут сказали…, — Гарри зарылся ладонью в волосы, но все-таки оторвал взгляд от ботинок и посмотрел на девушку. — Что мне, возможно, рано отмечать Белтайн. А я не знаю, как узнать: рано или уже пора. — О-о! Не вольнуйся. Тебе уже пора. Я вейла. Я точно знаю. Иначе я не прислала бы приглашение, — ответила девушка, — Потерять невинность с фейри… какь это? А вот — в мире ничего нет лучьше. — Спасибо большое. Тогда я обязательно приду, — отрезав себе пути к отступлению, сказал Гарри и сбежал. По дороге к кабинету трансфигурации он зашел в туалет и долго стоял, прижимая мокрые, холодные ладони к горячим щекам и глупо улыбаясь своему отражению в зеркале.