Fuck this, I'm going to Hogwarts! Второй курс

К чести Чарльза стоит сказать — у него получалось. Он отвлекал Эрика как мог. Они взбирались на крышу Икс-Холла; они, наплевав на запрет колдовать, левитировали друг друга на самый высокий дуб в роще, а потом хохотали, пытаясь слезть; Чарльз научил Эрика плавать — возле особняка было совсем небольшое озерцо, у которого они проводили целый день. Магия. За почти месяц жизни без колдовства Эрик и забыл, какое это удовольствие — чувствовать, как каждое заклинание растекается по жилам, неся уют и тепло. Днями Эрик улыбался. Ночами Эрик кричал. Втайне от Чарльза он отработал самое мощное заклинание тишины, на которое хватило его сил. Совсем не то, что накладывал бы, допустим, шестикурсник, но этого было вполне достаточно, чтобы за пологом заклинания и за каменными стенами дома Чарльз не услышал его криков. Чарльз не слышал и не знал, но в какую-то ночь, снова вспоминая пережитое, Эрик почувствовал, что его трясут за плечо. Он резко распахнул глаза и вскочил на кровати — и чуть не столкнулся лбом с Чарльзом. Тот сразу же положил ладони ему на плечи, укладывая обратно. — Тише, тише, Эрик, — зашептал он, поглаживая Эрика по голове, — всё хорошо, это просто кошмар, этого уже нет, — и, видно, отчаявшись, предложил: — Хочешь, полежу с тобой? Эрика хватило только на кивок. Чарльз обнял его и устроился рядом. У него были до безобразия холодные ноги (наверное, потому, что он опять оставил тапочки в своей комнате и шлёпал по каменному полу босиком). Эрик накрыл их одеялом и почти сразу же заснул, чувствуя чужое дыхание в плечо. Той ночью кошмары ему больше не снились. Был удивительно непогожий день, и они устроились в библиотеке Икс-холла около растопленного камина, выпросив у домовиков запас какао и бутербродов. Эрик рассеянно листал какую-то волшебную книгу — она раскрывалась на каждой странице объёмными картинками из бумаги, картона и магических искр. Это было, конечно, удивительно и невероятно, но Эрик плохо спал прошлой ночью и потому перелистывал фантастические конструкции без особого интереса. Чрезмерно активный Чарльз, сидящий напротив, трещал о философском камне. Эрик слушал в пол-уха. Чарльз, обложившись какими-то томами по алхимии, истории магии и чёрт знает чему ещё, воодушевленно рассказывал об алхимическом совершенстве, над которым бились многие волшебники разных веков, Николасе Фламеле, который сумел расшифровать какой-то там древнеегипетский (или нет) трактат, и о том, что Николас и его жена и поныне здравствуют, хотя им уже больше шестисот пятидесяти лет, блаблабла… — А теперь философский камень уничтожен, — вдруг заявил Чарльз и подался вперёд. Эрик оторвался взглядом от волшебной книги на своих коленях и запоздало посмотрел на Чарльза. — А? — Ну ты чего, — Чарльз сделал страшные глаза, — неужели ты забыл, что было в конце прошедшего учебного года? Месяца полтора всего прошло! — Ты имеешь в виду страшно секретную историю подвигов Поттера и его друзей, за которые Дамблдор незаконно отнял у Слизерина победу в Кубке Школы? — мрачно поинтересовался Эрик. — Именно, — важно кивнул Чарльз, не обращая внимания на угрюмость Эрика, — если ты помнишь, там был замешен философский камень. Тот самый, что сумел добыть Николас Фламель — хотя, вообще-то, его правильнее называть Николя Фламель, — Чарльз поднял палец, смешно имитируя французское произношение, — ведь он родился во Франции. — И? — всё также мрачно отозвался Эрик, не понимая, зачем участвует в этом разговоре. На самом деле ему было абсолютно всё равно, что там случилось с философским камнем и долгожителем-алхимиком. — Тот-Кого-Нельзя-Называть хотел заполучить этот камень и с помощью эликсира жизни восстановить себя в мире живых. На этих словах Эрик почему-то заинтересовался и даже отложил книгу со своих коленей прочь. — Поэтому философский камень уничтожили, — заключил Чарльз. Он взмахнул номером газеты — Эрик не разглядел названия, но выглядела газета чрезвычайно серьёзно, никаких разнообразий в шрифтах или волшебных фотографий. Точно не Ежедневный Пророк, в который Эрик иногда заглядывал, когда Чарльз строил из себя взрослого умного мальчика. — Это получается, что теперь Фламель и его жена умрут? — осторожно спросил Эрик. — Именно, — просто ответил Чарльз, осторожно складывая газету, — говорят, у них есть запасы эликсира, чтобы закончить все свои дела. А потом — да, они умрут. Эрик хотел что-то сказать, но и сам не понял, что. Слова застряли в горле, мешая нормально дышать. К счастью, Чарльз словно не обращал на это внимания — смотрел спокойно и без улыбки, не пытался поинтересоваться, как Эрик себя чувствует, и вообще. В глазах Чарльза Эрик рассмотрел что-то… похожее на понимание. Это было одновременно жутко и чудесно. — Знаешь, — Чарльз отвёл взгляд, поглаживая корешки разложенных вокруг книг, — смерть нельзя победить. Можно постараться обмануть, можно бежать от неё на край света. Но главное правило жизни — она всегда заканчивается смертью. И на самом деле в этом нет ничего ужасного. Неизвестность смерти пугает, да, и это нормально. Но важнее всего то, как ты эту смерть встретишь — и как перед этим проведёшь свою жизнь. Эрик понял, что не дышит, и почти судорожно вздохнул. — Решил удариться в философию, да? — наконец произнёс Эрик как можно ехиднее, но Чарльз пропустил это мимо ушей. — Я почитаю тебе сегодня на ночь сказку про трёх братьев, которые смогли победить Смерть. Не очень её люблю, но думаю, тебе будет интересно. Эрик не мог отказаться. Вечером Чарльз действительно пришёл к нему в спальню — с потрёпанным томиком подмышкой и как всегда босой. Он деловито устроился в изножье кровати, поджав под себя одну голую ступню, театрально раскрыл книжку и прочистил горло. Эрик, укутавшийся в одеяло, даже умилился этому очаровательному зрелищу. — Сказки Барда Бидля, — важно объявил Чарльз, — я знаю, у магглов есть свои сборники сказок, вроде этого, как его… Андерсена. А это, — он ласково погладил потрепанный переплёт книжки, — сказки волшебников. Тут много прекрасных, я вот очень люблю сказку про Фонтан Феи Фортуны. Но сегодня я прочитаю тебе Сказку о Трёх Братьях. — Которые победили смерть? — спросил Эрик, устраиваясь поудобнее. — Да, — Чарльз лукаво улыбнулся. — Но не всё так просто, друг мой. Он ещё раз прочистил горло, расправил плечи и начал нараспев читать: — Как-то раз три брата шли уединённой извивистой тропой в сумерках… Эрику было стыдно об этом вспоминать, но он задремал под спокойное, убаюкивающее чтение Чарльза. Однако сказка словно запечатлелась у него в сознании — всю ночь ему снились братья, которые победили Смерть и получили от неё удивительные Дары. Но Смерть всё равно настигла каждого брата. Проснулся Эрик очень рано, перед рассветом. В гостевой комнате было сумрачно-серо, и Эрик лежал в тёплой постели, разглядывая изрисованный смутными тенями потолок и пытаясь вспомнить ускользающие сны. Он думал о воскрешающем камне, и о третьем брате, что встретил Смерть как равного себе, и о смерти вообще. Он не думал о той аварии, нет. Он вспоминал свою маму, её безжизненные глаза, её холодеющую руку в своей руке. Это были страшные воспоминания, которые Эрик всегда загонял как можно глубже, стараясь не думать о них. Но сейчас, в предрассветной тишине, они возвращались к нему, безжалостные и острые, и от них было горько и больно, и страшно, и бесконечно одиноко. Эрик старался мерно дышать, то закрывая, то открывая глаза. Папа и мама погибли, и Смерть увела их под руки за собой, одну за другим. Эрик не видел, как умер папа, но видел, как утекает жизнь из мамы, и это было худшим моментом в его жизни — который он не хотел помнить, которого он не хотел знать. Смерть не спрашивала у него, хочет ли он таких воспоминаний, и не спросит, боится ли он, когда она придёт за ним. Или за кем-то ещё, кого он будет любить. За окном неотвратимо поднималось солнце, а щёки Эрика жгло от слёз. Смерть мамы никогда ему не снилась, нет. Но с тех пор после каждого кошмара, в котором были визг металла и крик женщины, Эрик вспоминал о своей маме. Почему-то от этих воспоминаний было не больно. Он просто продолжал жить. Удивительное лето в Икс-холле шло своим чередом. Мама Чарльза была… кхм… У Эрика не хватало словарного запаса для того, чтобы описать эту женщину. Видел он её всего пару раз. Но однажды Чарльзу взбрело в голову познакомить их официально. Шэрон Ксавье окинула его снисходительным взором и почти ласково прощебетала: — Эрик Леншерр? Я тебя знаю, ты тот мальчик, чьё обучение в Хогвартсе я оплатила по программе помощи магглорождённым. Очень рада познакомиться. Чарльз, — её голос стал строже, — ты же знаешь, я ненавижу, когда меня отвлекают. — Обучение в Хогвартсе платное? — спросил Эрик у Чарльза, когда они вернулись в гостиную. Чарльз пожал плечами. — Ну, ты же сирота и магглорожденный... Прости. Там стипендия — на учебники и сопутствующее. И взнос какой-то в фонд школы, я не очень хорошо в этом разбираюсь. Обычно за магглорождённых платят члены попечительного совета Хогвартса. Моя мама как раз там состоит. — И твоя семья платила за меня, — Эрик опустил голову, чувствуя, как горят щеки. Чарльз пожал плечами: — Ну, так получилось. Это вполне обычное дело. — Нет! Эрик и сам не понимал, почему вдруг взорвался криком. Внутри вскипела какая-то безудержная волна обиды, стыда и ярости — а Чарльз был таким спокойным, так равнодушно отнёсся к этой новости, Чарльз вообще не понимает, что значит, когда за тебя платят чужие люди, когда за тебя отвечают чужие люди, когда чужие люди распоряжаются твоей жизнью. — Нет! Ты не понимаешь! Ты всю жизнь жил в роскоши и комфорте, ты избалованный, ты получаешь всё, что угодно, потому что ты родился в такой семье! Как ты можешь понять, что это ужасно — узнать, что кто-то, особенно твой друг, заплатил за твое право быть на своем месте?! Эрик кричал и не мог остановиться. Какой-то портрет на стене гостиной недовольно заворчал, но Эрик только повысил голос: — Ты должен был сказать мне сразу! Может, ты потому и подружился со мной, что твоя семья ответственна за меня?! Это отвратительно, ты не можешь себе представить, насколько это отвратительно, и стыдно, и невыносимо! И вообще! Какой я тебе друг после этого?! Эрик охрип от крика и, не глядя на Чарльза, сорвался с места и убежал — к счастью, Икс-холл не был таким запутанным, как, например, Хогвартс, и Эрик давно запомнил дорогу к комнате, в которой его разместили. Рухнув на огромную кровать, он захлебнулся от отчаянья и ненависти к этой шикарной спальне и этому чёртовому почти замку. Захотелось немедленно уехать отсюда, куда угодно уехать, подальше от этой благотворительности и снисхождения. Через несколько минут Эрик немного остыл, осознав, что бежать ему некуда. К нему возвращаться хотелось ещё меньше, чем оставаться здесь, в тисках чужой роскоши. Эрик от бессильной злости колотил подушки так, что перья разлетались по всей комнате. Но крушить мебель он не решился. Внутри клокотала магия — как в детстве, готовая от ярости вырваться на волю, и Эрик пытался дышать глубже. Помогало плохо. Он не выходил из комнаты несколько дней — и лишь от большого голода соглашался съесть то, что ему приносила домовая эльфийка по имени Винни. Чарльз не приходил.