Круги на воде

У войны, любой войны — нечеловеческое лицо. Все поэты, поющие дифирамбы романтике грязи и крови, никогда их не видели. Ни крови. Ни грязи. Логан за свою бесконечную жизнь видел достаточно и того, и другого. Но последняя война, в которую он оказался втянут не ради денег или наживы, а ради элементарного выживания, не была похожа ни на один вооруженный конфликт до этого. Это было истребление, геноцид, законное убийство всего человеческого не только в нелюдях, но и в самих людях. Сначала он делал то, что ему удавалось лучше всего после убийств — скрывался. Менял имена, страны, документы, машины, сбивал со следа всякого, кто пытался его найти. Но, конечно же, с Профессором такой фокус не прошел. И как только дело запахло совсем уж жареным, старина Чарльз сделал свой звездный ход — объединился сначала с Магнето и остатками его Братства, а после позвал на помощь вообще всех надеющихся выжить мутантов. Разумеется, Ртуть с сестрой явились на зов в числе первых. В буквальном смысле. И, понятное дело, неугомонный Пьетро тут же полез в самую гущу. Слухи дошли до Логана достаточно вовремя, чтобы успеть к самому побоищу на Манхеттене. Чтобы своими глазами увидеть, как Страж проткнул насквозь крохотную на его фоне, тоненькую фигурку Ведьмы, а после легко, как снежинку в воздухе, перехватил охваченного яростью Пьетро, и одним коротким движением сломал ему позвоночник. Через всю какофонию бойни, через крики боли, страха и ярости, Логан слышал этот сухой безжалостный звук крошащихся костей. Тот бой они проиграли. Бежали, как стая перепуганных крыс, скрывались на крышах, в канализации, в телепортах. Им не дали похоронить своих мертвецов, отказали в праве попрощаться. Отказали в праве быть людьми уже навсегда. Логан присоединился к команде Профессора не ради желания мести, не для сочувствующих взглядов и уж точно не ради тактичных замалчиваний того прошлого, что объединяло его и Пьетро. Только ради выживания. Потому что только там, на Манхеттене, он увидел своими глазами, чем грозят попытки бежать от правды, какой бы страшной она ни была. Но было поздно. Было поздно с самого чертового начала. Стражи находили их, одного за другим, методично и последовательно, безжалостно устраняя и мутантов, и тех, кто сочувствовал им, и тех, кому не повезло родиться пассивным носителем. Их всех вырезали, топили, как тех самых крыс, и стена плача — небольшая, чудом уцелевшая часть настоящей стены, которую кто-то смог с риском для жизни унести с развалин Манхеттена до того, как его затопили, с фотографиями любимых и погибших, все заполнялась и заполнялась новыми лицами. Когда Логан в первый раз увидел на ней фото Ртути с сестрой, сделанное еще до войны, на секунду у него перехватило дыхание. Потому что в тот солнечный мирный день именно он сделал это чертово фото. А вот когда малышка Китти, вдруг так сильно повзрослевшая за эти годы, объявила, что Профессору не удастся его потрясающий план, Росомаха не удивился ни на секунду. Он никогда не верил в судьбу, и эта стерва раз за разом отвечала ему взаимностью. Вот и на этот раз на одну чашу весов лег его регенерирующий мозг и возможность исправить все как по мановению какой-то гребаной волшебной палочки, а с другой — осознание, что это их последний шанс. Последнее некуда.