Мир за пределами черноты

Савада мерно сопел Занзасу куда-то в район ключицы, изредка мелко вздрагивая во сне. Мужчина вдыхал легкий, почти неуловимый запах шампуня, уткнувшись носом в растрепанные волосы на макушке, рука растерянно поглаживала худую спину под тонкой пижамной рубашкой. Иногда пальцы скользили по горячей, шелковистой коже на пояснице, вычерчивая там какие-то странные узоры. Желание скользнуть рукой ниже, под резинку штанов, было велико. Да и вообще хотелось сжать сильнее, вдавить в себя хрупкое тело, чувствовать кожей его тепло и мягкость… Нельзя. Стоило только оторваться от густых волос и взглянуть вниз, на краешек белой повязки на глазах, на беспомощное и какое-то жалобное выражение лица, на приоткрытые губы… Настолько хрупкий и беспомощный, что, кажется, сломается от малейшего применения силы. И начинаешь вести себя сдержанно, словно он не человек, а хрупкая хрустальная статуэтка, которая разлетится осколками от одного неосторожного прикосновения. Уснул. Уснул, мелкий бесполезный мусор, даже не выслушав его, Занзаса, мнение о уровне своего интеллекта и о своем дебильном поступке. Ничего, он ему повторит, повторит это столько раз, сколько понадобиться, пока прочно не вобьет это в его пустую голову. Нужно, чтобы у Савады даже мыслей о самоубийстве впредь не возникало. Никогда. Даже мыслей об этом нельзя допустить… Слегка прерывистое дыхание щекочет шею. Тсунаеши во сне как-то доверчиво вжимается в Занзаса, словно в поисках защиты и тепла. Иногда вздрагивает и слегка постанывает во сне, словно от боли. Изящная ладошка сжимает белую ткань дорогой рубашки, лоб доверчиво уткнулся в шею. Близость мелкого мусора сводит с ума, кружит голову и в то же время успокаивает, доставляет непередаваемое удовольствие. Мужчина шумно вздыхает и прижимает к себе такое мягкое и горячее тело, сильно, в отчаянии сжимая его в своих объятиях. Мягко, невесомо касается губами повязки в том месте, где раньше был правый глаз, а затем вновь зарывается носом в волосы, полной грудью вдыхая едва уловимый запах. Савада принадлежит ему. И Занзас никогда, никому его не отдаст… Босс Варии лежит, наконец-то прижимая к себе ставшее недавно таким желанным тело и невидяще уставившись красными глазами в темный потолок. Затем решительно садится на кровати, укладывая Тсунаеши поудобней, и достает свою коробочку. Кивнув появившемуся лигру на Саваду, берет с кресла свой пиджак и выходит за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой. Ему надо выпить. Срочно и, желательно, очень много. Абсент с виски вполне подойдет… Лигр величественно запрыгнул на кровать, обнюхивая лежащего на нем Тсуну. Задумчиво лизнув ему щеку, словно пробуя на вкус, огромное животное свернулось клубком под боком у Десятого. Ему приказали охранять… Дино Кавалонне поспешно вышел из машины и полными ужаса и неверия глазами посмотрел на разрушенный, пылающий особняк Вонголы, на членов сильнейшей семьи, казавшихся подавленными и явно сильно сократившимися в количестве. Они небольшими группками рассредоточились по территории перед особняком, помогая раненным или перетаскивая трупы. Некоторые вынули оружие, увидев вновь прибывших, и опустили его, поняв, кто перед ними. Опустить опустили, но убирать явно не собирались… Кавалонне был в шоке. Он примчался сразу же, как только поступила просьба о помощи, и никак не ожидал увидеть здесь ТАКОЕ. Разгромленный особняк, настороженные члены семьи… Среди которых не наблюдалось ни одного варийца. Дино знал только две группы людей, способных сотворить подобное. Мельфиоре и Вария. Но первой семьи в данный момент не существует, а отряд убийц беспрекословно подчиняется Девятому. Или же нет? Он решительно направился вперед, отмахнувшись от что-то говорящего ему Ромарио. Необходимо было понять, что произошло. Почему поместье сильнейшей мафиозной семьи было уничтожено за считанные часы, и как противник вообще мог подобраться к сердцу Вонголы так близко? Если только он не напал изнутри… Нет, не может этого быть. Дино хорошо знал Занзаса и даже в какой-то степени понимал его поступки. Понадобилось бы нечто из ряда вон выходящее, чтобы Вария пошла против Вонголы… На Кавалонне и его семью смотрели насторожено, с затаенной угрозой. Нет, пройти давали, почтительно расступаясь при приближении босса союзной семьи, но за оружие брались довольно открыто. Не верят. Подозревают. Неужели все-таки Вария? - Реборн! – Дино заметил своего учителя и с облегчением направился к нему. Направленные в спину подозрительные, а иногда и открыто угрожающие взгляды немало напрягали его. Люди боялись, очень сильно боялись чего-то. Повторного предательства и кровавой бойни? - А, это ты, глупый ученик, - бывший аркобалено выглядел как всегда. Уверенный в себе и насмешливый, с неизменными шляпой и Леоном на плече. Весь его вид успокаивал, внушал уверенность и прогонял страх Дино. Реборн оставался Реборном даже тогда, когда вокруг него творился ад. Такой же спокойный и непоколебимый, как всегда. Вот только черные глаза смотрели еще более пронзительно, чем обычно, проникая, казалось, в саму душу. Дино поежился. - Что произошло? – Кавалонне растерянно оглянулся, стараясь не смотреть в глаза репетитору. Он чувствовал себя очень неуютно под этим взглядом. Словно он в чем-то виноват, сделал что-то плохое. Но что? Его вообще тут не было. - Вария напала на особняк, - сухо ответил репетитор, сверля ученика нечитаемым взглядом. Дино явно возмущен и шокирован, но он не знает полного расклада сил. И Реборн не будет его просвещать о мотивах Варии и Хранителей Вонголы. Вонголе сейчас нужны любые союзники, чтобы удержаться на своем месте, не погибнуть в той буре, которая разразиться, когда мир мафии узнает о расколе внутри семьи. Дино не должен знать. Иначе неизвестно, чью сторону он выберет… Бывший аркобалено грустно усмехнулся. Какую все-таки чудовищную ошибку они совершили… Мукуро сидел в любезно предоставленной ему комнате в Варийском замке и думал. На колени иллюзионист положил трезубец, изредка поглаживая его полированное древко ладонью в черной кожаной перчатке. Не собранные в хвост волосы рассыпались по спине, контрастируя с белоснежной рубашкой. Он изредка постукивал босой ногой по мягкому ковру, словно отстукивая какой-то странный, ведомый лишь ему одному ритм. Мягкий ворс ковра приятно щекотал ступню, поглощая все звуки. Сквозь плотно задернутые шторы почти не проникал свет, и комната была погружена в темноту. Иллюзионисту это нравилось – после долгого заточения в тюрьме его глаза были довольно чувствительны к свету. Он всегда предпочитал темноту после этого… Рокудо думал, и с каждым мгновением находил всю эту ситуацию довольно-таки забавной. Только вот юмор тут был скорее черный и очень циничный, непонятный многим. Такой жизненный, жестокий юмор… Переходящая в фарс трагедия. Или фарс, переходящий в трагедию? Тсунаеши-кун, существо, казавшееся вечным и неизменным, потерял зрение. Их сильный босс остался беспомощным и ни на что не способным человеком, остался навсегда. Наверно, они все почувствовали, как их изменчивый, но знакомый и родной мир пошатнулся и начал разваливаться на куски, оставляя их испуганными и беспомощными… То, что казалось вечным, пострадало, находилось на краю гибели. И изменилось, стало невероятно хрупким… Хоть Хранители всегда и защищали Тсуну, они никогда всерьез не верили, что он может умереть. И даже битва с Бьякураном и воспоминания из будущего не могли переубедить их. Только не он. Тсунаеши-кун не может умереть, он будет всегда… Но он почти что умер. И последствия этого стали абсолютно неожиданными для всех. От него отворачиваются одни из самых близких людей, но зато его признает один из самых злейших врагов. Ради него Вария, почти беспрекословно подчиняющаяся Девятому, предает и сильно ослабляет Вонголу… Ради него. Ради беспомощного и бесполезного сейчас Савады Тсунаеши… Иллюзионист никак не мог понять, что же в его боссе было такое особенное. Такое, что заставило даже его, Мукуро, ненавидящего мафию, служить ему и следовать за ним? И не только его. А так же Хибари, Занзаса, Варию – что? Явно не красивые глаза, которых и нет сейчас… Возможно, это был какой-то коварный план Занзаса. Возможно, они ошиблись, выступив против Вонголы. Хотя Мукуро был не против – эту семью он не любил. Вот только нелюбовь в семье с некоторых пор не распространялась на босса. Надо же, уже босса… Возможно все. Но решение уже принято, и изменить его он не в силах. Да и не будет, ему это совершенно не нужно… - Мукуро-сама? – Дверь приоткрылась, впуская в темную комнату Хром. Девушка неуверенно мялась у входа, устало ссутулившись под внимательным взглядом иллюзиониста. Не привыкшие к темноте глаза плохо различали окружающую обстановку. Отложив трезубец и поднявшись с дивана, иллюзионист подошел к девушке и заключил ее в объятия, прижимая к себе. Он слишком устал сегодня для философии. Да и это нападение, бывшее сплошной авантюрной и необдуманной импровизацией, сильно измотало его морально и физически. Наверно, ТАК он никогда не боялся… - Наги… - тихо прошептал Рокудо, аккуратно, почти целомудренно целуя Хром в мягкие, искусанные губы. Хорошо, что она не пострадала в этой битве. Она все-таки не очень сильна, а терять ее, даже ради Тсунаеши-куна, он не собирался. Ни за что… Девушка как-то странно всхлипнула и расплакалась, уткнувшись носом в грудь Мукуро. Страх битвы и все ужасы последних недель требовали выхода, буквально раздирая ее на части. Иллюзионист нежно обнимал ее, давая испуганной девушке выплакаться. В который раз за эти дни… «Тсунаеши-кун, если бы тебе не было сейчас хуже, чем всем нам, я бы тебя за это прибил…»