Особенный

2016 год. Сеул.

Кровь была горькой. Чонгук не особенно вникал в эту тему ранее, будучи человеком, но, казалось, что она должна быть сладкой. Манящей и вкусной. Единственным смыслом в жизни вампира. Но она была горькой. Ужасно противной. Как отрава. Чонгука вывернуло. Стоящий рядом с его первой жертвой вампир-родитель, изумленно воскликнул: — Опять?! Затем он шумно втянул воздух, и зрачки его расширились, делая глаза почти черными. Чонгук отплевывался теплой мерзостью, которая казалась ему еще и вонючей — воняла кровь сильнее, чем известный своим ужасным запахом дуриан. Порывисто вытерев губы, Чонгук выпрямился и тут же сложился обратно — желудок скрутило спазмом. Девушка, не испитая им до дна, была без сознания и вовсе не производила впечатление наркоманки. Даже алкоголем от нее не пахло. Приличная девушка, в приличном переулке, невезучая только, раз попалась в лапы двум вампирам и теперь лежала в луже собственной крови. Чонгука повело, стоило ему еще раз вдохнуть этот запах. Это было противно до физической боли. — Да что с тобой?! Вампир, стоящий рядом, схватил его за плечи. Они охотились не на своей территории, это было чревато и могло закончиться большой дракой, если их здесь обнаружат. Но эту девицу Чонгук отслеживал несколько кварталов — от работы до дома, он ее выбрал и старший вампир отчего-то был уверен — всё получится. Но зря. Чонгука тошнило от теплой свежей крови так же, как и от суррогатов, которыми старший пичкал своего вновь обращенного младшего, пока обращение завершалось. — Да что с тобой не так? Это был риторический вопрос. И Чимин задавался им уже не впервые, не находя ответа. — Может быть она испорченная? — Чонгук нахмурился, отодвигаясь. — Сам ты испорченный! Старший обхватил его лицо руками, ладони прижал к щекам. И в сердцах вздохнул: — Бедный ребенок!.. Хмурясь, отходя еще на несколько шагов назад, Чонгук наблюдал потом, как Чимин доедает его жертву. Кровь была прохладная и густая, словно остывший суп, но голод вампира отличался от человеческого — ему было все равно, что кровь почти остыла. Он пил, как зверь и выглядел настоящим зверем: черные волосы, черные глаза, смуглая, но холодная кожа. И не слишком довольная мина на лице. Впиваясь в тонкую девичью шейку полумертвой кореянки, Чимин почти рычал и смотрел на молодого вампира, плохо скрывая разочарование. Его первый обращенный — и такая неудача! Чонгук наблюдал. Момент своего обращения он почти не помнил. Тогда ему было определенно хуже, чем сейчас. Он думал, что сдохнет раз пять за ту ночь, но в реальности умер лишь один раз и теперь уже почти не помнил некоторое количество пунктов из списка обычных человеческих чувств. Страх, жалость и волнение — все эти мелочи потерялись в новом, вампирском спектре, куда более обширном, чем прежний. Он смотрел на Чимина, не сводя взгляда, не отворачивался и смотрел. Облизывал губы, перекатывал по языку капельку чистой слюны, смотрел и завидовал — зависть в вампирском существе осталась и преумножилась. Когда Чимин закончил, девушка у его ног напоминала высушенную двухсотлетнюю мумию. Когда Чимин отошел от нее — она превратилась в пыль, исчезая, как улика. Облизнув пальцы, испачканные в крови, вампир резко оказался рядом с младшим, протянул руку к его рту — с пальцев еще капала кровь. — Ешь, — и это была не просьба. Чонгук лишь замотал головой, жмурясь. Отвращение от запаха только выросло, а желудок снова свело спазмом. — Не хочу! — упрямо рыкнул он. — Что? — Чимин звучал почти ласково. — Ты отказываешься? Его лицо искажалось с каждым словом. И если бы Чонгук не был его порождением, он вцепился бы ему в глотку. — Смеешь отказывать старшему?! Тогда жри крыс! Чимин кричал, ударяя по щекам Чонгука, оставляя на белой коже красные кровавые отпечатки. И для вампира (даже для очень молодого) эти удары не были болезненны, но очень унизительными оставались, так или иначе. — Перестань! Отходить еще было куда — до стены оставалось несколько шагов. Чонгук пока не умел двигаться так быстро, как его родитель, да и сил было совсем немного. Однако он стремительно метнулся назад и не рассчитал, встречаясь с кирпичной кладкой затылком, отчего почти застонал. Это тоже не было больно. Больно было внутри. И больно было оправдываться: — Ты же видишь, что происходит! Я не могу это есть! Занеся руку для очередного удара, Чимин вдруг остановился, что-то щелкнуло внутри. — Прости. Прости… Ты же мой брат! Я не должен так… Ладонь оказалась в чужих волосах, ощупала затылок. Чонгук замер, прикрывая ресницы. И долго стоял, слушая запахи, различая сотни, тысячи разных, ранее неведомых. Он без труда определял, где запах нечеловеческой крови, хотя бы потому, что та съедобно пахла. Когда мимо пробегала стайка крыс, Чонгук дернулся в сторону и ему удалось поймать сначала одну, что побольше, потом разом схватить пару детенышей… С того дня так и повелось. Он собирал по ночам животных, но не пил их на улице, как зверь, а притаскивал их домой, как прирученный зверь. Клал перед «хозяином» обескровленные тушки, будто хвастался, что поел. Чимин шипел и злился, умоляя его перестать так делать. Кровь крыс Чонгуку, честно говоря, тоже не нравилась. Она была кислой и пахла, как перебродивший клюквенный сок. Но от нее хотя бы не выворачивало — можно было существовать. Они жили в доме Чимина, где-то на окраине Сеула. Вампирским поместьем этот дом вряд ли можно было назвать, Чимин и сам был чертовски молодой особью. Сколько ему было, Чонгук не знал, но тот как-то обмолвился, что они почти ровесники, хотя и требовал называть себя старшим. Дом у него был совершенно обычный, тот самый, в котором он еще был человеком, хранивший множество нужных человеку, но бесполезных вампиру вещей, типа рисоварок и тостеров. Чонгуку никогда не хотелось вернуться к себе домой, откуда однажды ночью его забрал Чимин. Тот Чонгук, который любил свой дом, уже был мертв. А новому нравилось здесь. Особенно по ночам, после завтрака, в удобном круглом кресле, неподалеку от старшего. Нравилось разговаривать с ним, смотреть на него и слушать. Чонгук был вампиром без недели месяц, но уже ощущал в себе какие-то древние нотки — обожал зажигать свечи, гулять по кладбищам, облачаться в черное и кожаное. Кто бы сказал тому, старому Чонгуку, что у него в шкафу будет десять пар кожаных штанов — тот Чонгук бы умер от ужаса, не дождавшись смертельного вампирского укуса. В противовес ему, Чимин облачался в просторные толстовки, любил капюшоны, часто скрывал за ними лицо, словно прятался. Довольным он бывал только, когда сыт. В остальное время — лучше было его не трогать. — Наверное, это я виноват, — сказал он как-то посреди ночи, потрепав Чонгука по волосам, как большого щенка. — Рано мне было заводить брата по крови… Наверное поэтому ты такой. — Ты когда-нибудь слышал о таком, старший? Почему ты думаешь, что виноват именно ты? Чонгук не хотел спугнуть этот момент, поэтому почти не двигался, только глазами сверкал. Чимин пожал плечами, убрал руку. — Не слышал, никогда не слышал. Надо пойти к своим и спросить, — решился он и очень тяжело вздохнул. — Возьми меня с собой?! Тут Чонгук дернулся вперед. Он смотрел на родителя огромными, очень просящими согласия глазами. Так преданные питомцы смотрят на хозяев в надежде, что их возьмут с собой гулять. Ему не было скучно, ведь некогда было скучать. Полночи он бегал за крысами, потом ел, потом снова бегал — просто так, тренировался (ему нравилось ощущение физической измотанности), потом спал до вечера. Иногда что-то читал, глотал книги с нечеловеческой скоростью. Иногда слушал музыку. Иногда что-то увлеченно рисовал и писал в своем новеньком черном блокноте с кожаной обложкой. Скучать ему не приходилось и Чимин оставлял его одного, когда сам уходил на охоту. Но вот на «своих» хотелось посмотреть. Чонгук все-таки был вампиром. Очень неправильным, что сам понимал. Но зубки у него имелись, весьма острые. — Пожалуйста? — Ты там не нужен. Ты беззащитен и молод. Тебя сожрут, — Чимин выражался вполне буквально. — Но ведь дело во мне? Это же моя проблема! Почему я не могу пойти с тобой, старший? Я могу за себя постоять! — и это было очень самонадеянно, конечно. Чимин понизил голос, отставляя на стол кружку с почти безвкусным суррогатом крови: — Я обратил тебя без разрешения. Когда он впервые почувствовал Чонгука (еще даже не увидел, а именно почувствовал — где-то мелькнул в толпе его запах), Чимину просто снесло крышу. Он выследил его, догнал, познал вкус его крови, подарил ему смерть и новую жизнь — без раздумий. А теперь думать было поздно, но нарушенные законы и правила никто не отменял. — То есть я еще и… нелегальный? — Чонгук печально вздохнул. Все-таки что-то еще осталось в нем от того, старого Чонгука. Тот был прилежным студентом, примерным сыном, верным другом, отличным парнем, у которого всё было правильно. Но после смерти его ждала совсем другая жизнь. Чимин кивнул, а Чонгук опустил голову. — Но я хочу пойти… — Если ты пойдешь, это может плохо закончиться! Скорее всего, тебя заберут! Это было сродни тому, как у плохих родителей насильно забирают детей, но Чимин был слишком жадным. Каким бы Чонгук ни был — он не хотел его отдавать. — Но, старший! — Парень резко вскинул голову, сверкнул упрямством в глазах. — Может тогда и тебе не ходить? Что если тебя накажут? Что я буду делать тогда? — Пойдешь в мой клан и найдешь себе покровителя, — Чимин горько усмехнулся. — Но мне не нужен другой покровитель. Никто не будет ко мне так добр, как ты! Умный рос вампир, отчетливо осознавал все свои недостатки. И Чимин, осознавая, что в чем-то он прав, пошел на поводу у этого упрямства. — Ладно, вместе пойдем. Но не высовывайся вперед меня. Казалось, что подскочивший Чонгук сейчас отрастит себе хвост и радостно завиляет им. Ну или щеки Чимина от восторга облизывать полезет. — Правда? Правда можно? А это далеко? А там много вампиров? А мы поедем или полетим?.. Чимин отгородился от него ладонями. Поднялся с кресла, потянулся вверх, вставая на носочки и хрустя суставами. У Чонгука еще не получалось летать, он уже пробовал, но, видимо, крысиная кровь не давала ему столько сил, чтобы получилось. А вот Чимина летающим он уже видел — и снова завидовал ему. — Пешком пойдем, — хмыкнул старший. И той же ночью они двинулись в путь.