Наслаждаясь прекрасным осенним закатом

Утро. Быть может, глаза мои меня снова обманывают, и сейчас ночь? Нет, все-таки утро. Комнату едва ли освещают бледные солнечные лучи, с трудом пробивающиеся сквозь толщу густых туч. Ах, люблю осеннюю пору, когда мои глаза не страдают от яркости небесного светила. Но больше всего в такое время люблю дождь. Он мелкий, и под ним можно ходить без зонта, потому что сильно не промокнешь, особенно, если высовываешься на улицу просто подышать свежим воздухом. Все почему-то кличут его "противный", а мне этого не понять, как и этим всем не понять меня. Моя кровать стоит так, что я прекрасно могу вглядываться в серое небо и посматривать на качающиеся под натиском ветра верхушки сосен. Так, задумавшись, можно просидеть часами, просто наблюдая за движением тучек по небу и слушая глухой шёпот леса. Хотя мне пока не доводилось подобным образом убивать время. Думаю, ещё представится возможность. Сейчас же мне пора подниматься с постели, ибо все жутко затекло, и лежать надоело как-то, и вид из окошка уже попросту не цепляет. Окошко. Ровный рисунок умелого художника или банальная детская мазня? Забудь. Сплюнь. Брось. Больше думать об этом не требуется: ни в данную минуту, ни через час, ни через день, вообще никогда. Но рассказать хозяевам этого дома хоть что-нибудь да и придется. Ладно, отброшу ненадолго эту колкую тему, а то часа так два пролежу в раздумьях. Все потом, все потом. В нынешний час нужно собраться и выйти за пределы этой комнаты, раз уж никто ко мне не заходит по собственной инициативе. О, кажется, мне все-таки принесли тапки. Но как же гениально поставить их у самой двери. Действительно, как вообще можно зайти в комнату к злобному зверю, который может накинуться на тебя в любую минуту? Пока на носочках до них добираюсь.. Это что такое? Четыре помятых листочка в клеточку, прикрепленные кнопкой к стенке. Ясно. Представить себе не могу, у кого такой отвратительный почерк. Нет, ошибаюсь, вполне могу, а имя этому человеку Р. Просто Р. После вчерашнего ни уродцем, ни по имени называть его не хочется. Ну, по крайней мере, буду надеяться, что эти послания дело рук Р, а не Лис или уж тем более Макса.. — Так-так-так. Дома с утра никого не будет, остаешься одна... Вещи в тумбе, в верхней шуфлядке... Схемы местонахождения туалета и ванной... Кухню сама найдешь... Серьезно? Люди, вы серьезно? — не могу не воскликнуть вслух. Схемы, понимаешь ли. Пусть. Это вообще не новость, даже при знакомстве с автором, длинною где-то в полтора часа и диалог в пятнадцать минут. Оставляют одного дома абсолютно им незнакомого человека! Боже, как можно быть такими глупцами? Господи, никогда не поверю, что Макс не попытался отговорить Рима и Лис от этой затеи. А мать их что? Она вообще знает, что её дети приютили в своем доме какую-то бездомную падаль? Мне и смешно, и дурно. Ладно. Тоже будет что спросить. Одежда в тумбе. Надо посмотреть, что же ещё было отобрано у Лис. На минуту мне становится её жаль, но минута — это всего навсего капля в океане времени, поэтому жалость быстро испаряется, не оставляя за собой следа. Короткие черные лосины и охровый свитер с пышным воротником. О костюме ничего не скажешь. В любом случае лучше, чем скитаться по дому в пижаме. А сидит, кстати, довольно неплохо. Да, мне сойдет. Все же я не привереда, лишь бы было не зеленого цвета. Смотрю на лист со схемами и, к моему большому удивлению, достаточно быстро понимаю, куда нужно шагать. Сейчас, при дневном свете, перпендикулярно двери в мою комнату, оказывается, есть окно, коридор кажется гораздо уже и короче, чем тогда, в кромешной темноте. Скрип половиц слегка напрягает, но не вызывает той ужасной головной боли. Стоит только покинуть пределы коридора, и меня во всей своей красе встречает так называемая гостиная, напоминающая собой больше зал для провождения балов. Сам по себе дом — один большой дворец для меня. Под потолком большая хрустальная люстра; диван и стол, выполненные вручную и явно под заказ; просто огромный ковер, чье полотно напоминает небо в звездной россыпи; с двух сторон от дверей колышутся от легкого сквозняка гобелены с лошадьми, и мне они определенно нравятся. Пару шажков вперед и открывается вид уже на лестницу, устланную роскошной ковровой дорожкой. Ещё дальше виднеется кухня, не представляющая из себя даже отдельного помещения. Она лишь на четверть прикрыта перегородкой и относительно мала. Сначала позавтракать или принять душ? Не знаю. Во мне пока что не проснулся голод, поэтому, скорее всего, начну поиски ванной комнаты. Непонятная привычка так "официально" называть каждое из помещений. И вообще, принять душ... Как сладостно для меня это звучит. Насморк вроде бы о себе особо не напоминает, но запахи я чувствую плохо. Хоть ароматы выпечки и не оставили меня тогда без внимания, я не знаю, насколько скудный от меня исходит запашок. Странно, что об этом мне ещё никто не сказал. Возможно у них у всех стальное терпение или эти люди попросту не знают, что значит говорить окружающим правду в лицо. Так-так, ещё одна схемка. Идти на второй этаж? Уф, долго же придется подниматься наверх по ступеням. Впрочем же, ничего страшного. Второй этаж оказывается очень уж невзрачным. Всего лишь идентичный тому, что снизу, коридор... Ничего нового и интересного, только по три двери вдоль каждой из стен. Они ещё и пронумерованы, как квартиры. Забавно, ничего не скажешь. Но забавностью и не скрасишь темные тона этого этажа. Кстати, здесь очень красивая лампа: резная, из тонкого хрусталя. А вот выключателя не вижу в упор. Да и ладно. Черт с ним. Итак все неплохо видно. Дверь номер два. Да, вот она. Полупрозрачные голубые стекла, выполненные в виде лепестков, образуют на поверхности чудный цветок. Внутри ванной комнаты светло и очень тепло. Гораздо теплее, чем снаружи. Белоснежный кафель поблескивает, словно тут недавно сделали ремонт. Сама ванная впечатляет своей изысканностью и идеальной гладкостью со всех сторон и краев. В одном уголке — зеркало и полка с всякими принадлежностями, вроде зубной пасты, щеток и бритв, а в другом — полка с гелями для душа, разного рода шампунями и солями для ванн. Занавеска с изображением морского дна и овальный коврик с китом милые. Мне нравится. Можно было не одеваться, а сразу идти сюда. Теперь пока сними все с себя, пока опять напяль. Ну, потерплю, не умру от лишнего телодвижения. Вот сейчас становится как-то прохладно. Без одежды и с непривычки. Рука тянется к вентилю с красной меткой и на кожу тут же проливаются щедрые струи горячей воды. Надеюсь, что почувствую блаженство, а в итоге ощущаю, как по спине разливается жидкая лава. Взвизгнув, отлетаю от душа и в трясучке пытаюсь повернуть вентиль с синей меткой. Вот теперь самое то. Так хорошо и приятно. От удовольствия хочется просто раствориться в водном столбе, на мгновение погрузиться в некое забытье. Душа моя трепещет и одновременно поет. С уст срывается облегченный вздох. Рука тянется к одной из цветастых бутылок. На маленьком крючке виснет пышная мочалка, но из-за узкого отверстия в креплении снять её удается не с первой попытки. Бороться с привычным желанием помыть голову тоже нелегко. Точнее бороться с осознанием того, что мыть-то уже нечего. Остается лишь очистить кожу от многодневной или даже многомесячной грязи, которая так долго скапливалась на моем теле. Я не помню, выводили ли нас мыться в том ужасном месте. Может быть и да, а может быть и нет. Ух, меня же такую неумытую, грязную положили на чистую постель, одели в чистую пижаму. Надо будет с этим что-нибудь сделать по приходу жильцов. Но потом. Все потом. Непривычно и выходить из ванной комнаты без полотенца на голове. По идее больная тема, но мне почему-то отсутствие волос не кажется чем-то воистину ужасным. В этом есть свои плюсы, начиная отсутствием нужды расчесывать непослушные кудри и заканчивая тем, что брать фен в руки с такой прической придется лишь по особому случаю, вроде высушивания пятна на застиранной майке. Что теперь? Скорее всего нужно хорошенько позавтракать, но не с моим скудным аппетитом. В данное мгновение есть совсем уж не хочется. Вчера с охотки — да, было такое, но сейчас... Нет. Разве что попить. Спускаясь по лестнице, вновь осматриваю величественный зал с непониманием того, какие деньги нужно отдавать за содержание таких хором. Кухонька. Красиво здесь, хоть и тесновато. Пока нахожу ящик с посудой, проходит, верно, минут пятнадцать. Наливаю в граненый стакан воду и почему-то не пью. Разглядываю его, думаю о чем-то, не пойми о чем, и не пью. Вскоре вовсе оставляю стакан на столе и удаляюсь. Внезапно так тоскливо делается, одиноко и холодно на душе. С некой опаской присаживаюсь на диван, будто он вот-вот и развалится подо мной. Не думаю, что я действительно такая тяжелая, но страх, что это старье может в любой момент рухнуть, меня не покидает. Жестковат диван. Долго на нем верчусь. Сажусь, обнимая колени и грустно поглядывая на дверь. А теперь-то что? Есть не хочу, пить не хочу, лежать надоело, а дома никого нет. Посмотреть другие помещения в этом доме? Нет, лень как-то, да и шастать по чужим комнатам не хочется без спросу. Маленький бес на плече, конечно же, нашептывает, мол, все равно никто не узнает, но кроме этого есть же ещё одна причина не сидеть на месте. Остается только смотреть в окно и о чем-нибудь думать? Пожалуй, именно так. Но если я начну о чем-то размышлять, все сведется к пренеприятным воспоминаниям о том самом месте, откуда мне удалось не так давно сбежать. Так плевать на причину внезапного освобождения, что даже интересно. Однако этим я точно не стану забивать свою бедную головушку. Подумать о Кайле? Нет-нет, этот негодник не заслужил и малейшего моего уважения, чтобы стать причиной для долгих и томительных рассуждений. Подумать о той речи, что я преподнесу троице? Лень. На ходу что-нибудь соображу. Может о хорошем чем-нибудь? Например? Ну, можно о Линде вспомнить, пусть это и вгонит потом меня в тоску. Резко становится темно. Чьи-то мертвенно-холодные пальцы перекрывают мне обзор и делают недоступным зрительный контакт с миром. — Угадать кто? — заранее зная, в шутку интересуюсь я. Мне знакомы только два человека с руками, как у окоченевшего трупа, и только один из них умеет подкрадываться так бесшумно. — Кайл, черт возьми, как ты здесь оказался? В ответ утомляющая тишина. Холод знакомых рук оставляет в покое мою физиономию. Светловолосый обходит диван и, словно не услышав вопроса, невозмутимо присаживается рядом. — Взламывать замки и проникать в чужие дома незаконно, — продолжаю слегка растерянно, — Не приложу ума, каким образом ты меня нашёл. И почему-то меня ничего не удивляет, а уж тем более не настораживает. — Куда ты, туда и я. Сотню раз уже тебе говорил об этом, — с прежним равнодушием отвечает Кайл и деловито закидывает ногу на ногу. Ни разу, ни одного словечка на эту тему. Р-р, раздражает. Мне становится как-то неспокойно.. Что-то щемит в груди.. Знакомые ощущения, но чем они вызваны — боюсь подумать. Не знаю. Появлению зеленоглазого нахала я очень рада. У меня не должно быть причин для паники. — Не нужно врать. Говорил и не раз. Просто переиначивал смысл своих фраз.. Но не суть. Ты же все равно слишком твердолоба, чтобы понимать мои намёки. — Фу, как грубо, — искоса глядя на Кайла, усмехаюсь и ещё крепче обнимаю колени. — Ты ведь понимаешь, почему я пришёл? — он хмуро цедит сквозь зубы, забывая о своем непоколебимом некогда спокойствии. — Понятия не имею, честно. У меня у самой к тебе полно претензий, так что не хмурься. К старости морщины будут. — К старости? Твоя совесть никогда не постареет. А теперь.. — Кайл, ты намекаешь на то, что ты — моя совесть? — с диковатой насмешкой вскидываю бровь и поглядываю на белобрысого, — Смешная шутка. Не знала, что ты прирождённый комик. — Не совсем так, но если тебе проще таким образом меня воспринимать, то пожалуйста. И после этих слов мне становится уже в конец не смешно. Улыбки, ухмылки, язвительность. Всё это я с таким большим трудом выдавливаю из себя, чтобы не выказать беспокойства, но оно берёт надо мной верх. О чём вообще глаголит Кайл? Что хочет до меня донести своими эдакими философствованиями? Мне абсолютно непонятно. Такое чувство, будто я чего-то не знаю или зеленоглазый просто не договаривает. — Что же. Перед тем как твоя совесть будет тебя отчитывать, она, пожалуй, скажет тебе пару воодушевляющих слов. Знаешь, я тобой очень горжусь. Ты действительно хорошо держалась всё то время, не давала себе превратится в безвольного овоща. Это похвально, но грустно. Грустно моё появление, грустно моё существование. Если бы в твоей черепушке не произошел тот маленький сдвиг, сейчас я бы не сидел с тобой рядом и не промывал бы тебе мозги. И возможно к своему заветному шансу ты не смогла бы подняться с пола, будучи полуживой. Свои минусы, свои плюсы, нечего добавить. Он снова заставляет меня плакать. Снова. Мои щёки пылают огнём и я слышу, как громко стучит моё сердце. Знала, подозревала, думала на этот счёт, но.. Почему же мне все ещё так больно? Может, Кайл казался мне слишком реальным? Пару мгновений назад чувствовала холод его рук и тогда.. Но он всегда был так незаметен, бесшумен и появлялся, когда я этого совсем не ожидала. Нет. Я не верю. Не верю в это. Я не сумасшедшая. Да, у меня провалы в памяти, да, иногда я говорю странные вещи, но я ещё не сосем свихнулась. Зато по словам Кайла моя крыша давно уехала от меня, причем далеко и надолго. — Ну, не переживай. Все люди по-своему когда-то сходят с ума. Я ведь всего лишь плод твоего воспалившегося воображения. Будь оптимисткой. Ты меня создала не потому, что тебе было скучно, а потому, что тебе было очень одиноко. Если это для тебя сверх нормы, то лучше свихнуться так, чем полностью лишиться рассудка, — задумчиво произнёс Кайл и глубоко вздохнул. Он ещё пытается похлопать меня по плечу, воодушевляюще улыбнуться, но я хватаю его за запястье, с агрессией предупреждая, что не желаю больше ничего слышать и не хочу никаких прикосновений. Мне жутко, мне больно, мне тошно. В голове жужжит рой мыслей и я не могу понять, не могу смириться со всем сказанным. — Мне кажется, скоро твоя жизнь поменяется к лучшему. В этом итоге я стану совсем не нужен. Подозреваю, что попросту исчезну, буду стерт из воспоминаний, как и твои родители, как и твоё детство. Но ты не бойся. Это всё к лучшему. Впереди ещё целая жизнь. Ты будешь сама думать над тем, как поступать, и принимать решения. А пока у меня есть время, побуду ещё твоей совестью и скажу, что не нужно лгать никому: ни себе, ни другим. Расскажи им всё как есть. Не придумывай глупых историй или отговорок. Да и впредь постарайся говорить только правду. — Ты моя совесть или нянька? — хриплю я, утирая лицо рукавами свитера. Тишина. Никого нет. Ничего не было. Мне это показалось? Тоже нет. Мне это не показалось. Жить дальше, как ни в чем не бывало? Да, пожалуй. И пусть я больной параноик или чего ещё похуже. Правильно тогда Рим заметил, правильно...