Да что б тебя...!

…И вот оно — возмездье — настает. «Предатель!» – дождь тебя наотмашь бьет. «Предатель!» – ветки хлещут по лицу. «Предатель!» – эхо слышится в лесу. Ты мечешься, ты мучишься, грустишь. Ты сам себе все это не простишь. И только та прозрачная рука простит, хотя обида и тяжка, и только то усталое плечо простит сейчас, да и простит еще, и только те печальные глаза простят все то, чего прощать нельзя… Е. Евтушенко

— Что, Том, наигрался напоследок? – спросила Миру, на этот раз принявшая облик молодой девушки.       Риддл ничего не стал отвечать, просто замер на месте, глядя куда-то вдаль и ощущая себя непривычно жалким, но одновременно с этим испытывая какую-то легкость и безмятежность вкупе с безразличием. — Я готов. Прошу, не тяните, просто сделайте уже что-нибудь. Ненавижу ждать! — Подойди сюда, – приказала Миру, – смотри, – и пальцем выделила воздух рядом с собой, очерчивая небольшое окошко, которое неожиданно проявилось, и в него можно было заглянуть. — Ну же.       Том чуть склонился вперед и глянул в окошко, напоминающее больше маггловский телевизор. Тому открылся все тот же каминный зал в Малфой-меноре, рядом стояли Гарри и Северус, все еще не разжавшие объятий. — Ты ведь не простил его, верно? – тихо спросил Северус, чуть покачивая парня в объятиях. — Он убил моих родителей, за это я его ненавижу, – ответил Гарри, заставляя Тома сильно зажмурить глаза, чтобы не смотреть. – Но даже это мое чувство покрывается коркой из легкого забвения, с каждой минутой все больше. И это, вне сяких сомнений, дает мне возможность его… простить. Думаю, свое он уже получил. — Ты прощаешь его?! — Ненавидя и испытывая вину за убийство – я все же прощаю Тома Риддла. — Как он может так? – выдохнул Том, шокированный произошедшим. — А вот это тебя совершенно не касается. А теперь вперед, отныне ты станешь помощником магов, станешь духом огня, Огня Белтайна, покорного духу Вальпургиевой Ночи. И ты будешь жить, пока существуют на свете те, кто еще верят в таинство этого загадочнейшего из обрядов. «Все-таки мой потомок до невероятности мягок», ­– подумала Смерть и холодно улыбнулась, глядя на ошарашенное лицо Тома.