Гилберт мчался по тёмному коридору, в конце которого виднелась одинокая дверь. Он всё решил окончательно, и никто в этом мире не разубедит его пылкий ум. Ему плевать теперь на прошлое. Он хотел лишь спасти то, что считал самым важным.
Любовь. Жизнь. Счастье. Он готов ради одного-единственного любимого забыть всё минувшее. Только бы Иван больше не страдал, не уходил. Не умирал.
Он даже невольно думал, что зря тогда поступил так спешно и безрассудно. Думайте, что он всего лишь страстный мечтатель? Нет, хватит! Он сам вправе решать. Разве не он сам кузнец своего счастья и судьбы? Именно так. И поэтому сейчас он хватался за каждую нить. Порой последствия страшнее предпосылок. Разве Гил хоть раз пожалел о том, что Иван с ним? Нет. Разве он жил при мысли о скорой смерти, рассматривая её как спасение?.. Тогда… Зачем он всё разрушил?.. Гилберт даже решил сам для себя, что ему нужен лишь Иван. А если тот не любит альбиноса так же… Какая разница? Гил это переживёт и забудет. Лишь бы
любимый был рядом.
И вот эта ледяная дверь совсем рядом, несколько метров и он ворвётся в зал, спасёт свой смысл жизни. Как внезапно ему преграждает путь Франциск. Гил в удивлении не успел остановить свой неожиданный порыв ярости.
— Франциск, отойди, дай мне зайти! — кричит он, поспешно останавливается. В глазах цвета крови бушует ураган всех эмоций. Но Ведьмак будто не слышит. Он берёт за руку своего любимого воспитанника, как родной отец обнимает его, хлопая по спине. Его рука родительски поглаживает макушку Гила, путает белые волосы. Парень не понимает порыва гувернёра, но не отталкивает его.
— Гилберт, — еле слышно говорит ему Франц, — будь только счастлив. Не совершай больше ошибок… Я… Я всегда буду с тобой, даже если ты решишь покинуть замок…
— Франциск, ты чего? — Гил разрывает объятья, глядя в синие, словно небо, глаза. Они были влажными. Счастливыми.
— Прощай, любимый сын, — Ведьмак обнял его ещё раз и отпрянул. Он уже собрался уходить…- Я всегда на твоей стороне… Прощай. Не забывай папу Франциска.
— Подожди! Куда же ты?..- альбинос не понимал француза, что им движет… К чему эти прощания? Что происходит?..
— Гилберт… Я могу сказать только одно:
Je suis en amour… Прощай! Не поминайте лихом!
— Что, Франциск, кто хоть
она?..- Гил не успел задать этот вопрос. Француза, этой пылкой и романтичной души уже и след простыл. Гилберт только миг смотрел на место, где был его гувернёр, но после обернулся обратно к двери. Она даже не изменилась. Всё тот же кусок льда в вечной темноте…
Он открыл дверь. Это оказалось самым сложным. И Гил очутился в огромной комнате… Странное помещение: голые стены, нет ни единой люстры, не имеется даже мебели. Лишь посередине был одинокий куб льда… На нём лежал Страж.
Гилберт вдруг срывается с места, подбегая к этой «кровати». Он хватается за белоснежную рубашку, тянет, но вмиг замирает. На льду лежал его любимый Иван, белый, будто полотно. Лицо такое спокойное, что даже было страшно нарушить сон его; на светлых ресницах блестел иней. А половина лица было во льду. Волосы… В них сверкал блёстками снег. Глаза были прикрыты, рот тоже. Руки же сложены на животе, ноги безвольно лежали вдоль «постели». И вокруг звенящая тишина окутывала обоих.
Гил бессознательно опускается на колени, в упор смотря на безмятежное лицо. Он аккуратно смахнул рукой иней, свежий снежок, случайно задевая ворот рубахи. Та чуть треснула, но не порвалась. Как он замечает, что грудь стража была ещё более замёрзшей, нежели лицо. Он с бережностью откидывает твёрдую ткань в сторону. Обнаружилась под той белесая грудь, в которой была глубокая дыра, покрытая снегом и морозными узорами. Гил с нечитаемым лицом опускает голову на холодный лоб. Его горячая рука, обожённая льдом, оглаживает стеариновую кожу. Гил безвольно, без какой-либо цели нежился щекой о лицо любимого, в немом разговоре зовя его обратно.
— Ваня, — начинает он хрипло, — я вернулся… Я же обещал, что буду с тобой до самого… конца.
Его губы смыкаются на обмороженной щеке, после находят губы хладного Стража, обдавая их горячим дыханием. Пальцы рук уже замёрзли, но парень упрямо держался за плечи любимого, словно хотел согреть Ивана.
— Я знаю, что ты проснёшься… Глупышка, — чуть нервно вырывается из его уст.- Думал, что Великие умеют кидать… Глупый… Что-что, а это мы не умеем…
Он смеётся, обнимая за плечи Ваню. Он сам не знал, зачем сейчас разговаривал с ним, да и что это изменит, если тот вовсе ничего не слышит? Гил встал перед ним, осматривая с головы до ног. На плечо его опустилась миниатюрная рука Марены. Альбинос чуть слышно вздыхает, смотря на неё с ожиданием.
— Что я должен сделать, чтобы он вернулся, матушка? — спрашивает он. Царица убрала руку.
— А что ты готов отдать мне? — чёрные акульи глаза цепко завладели взглядом парня. Тот же сразу отвечает:
— Всё что угодно… Лишь бы вы вернули ему жизнь и… Чувства. Я готов отдать даже свою никчемную жизнь, — и в этих словах не было ни капли шутки. Достаточно Гил нашутился. Сейчас просто не время.
— Всё? — она будто не доверяет Гилу.- Что ж, даже свою свободу? Родных оставишь? И сердце отдашь?
— Я же сказал, — раздражённо отзывается альбинос, уверенно глядя на Царицу.- Всё, абсолютно всё. Свобода — на что она мне? Я уже не буду никогда свободен. Мой ум теперь принадлежит лишь Ему. Родные… Они теперь не будут горевать обо мне, раз решились на ребёнка… Наверняка надеются, верят, что в ней обитает дух
умершего сына. А сердце… Я готов его отдать Ивану. Он разорвал связь… Точнее я. Те кольца связывали нас… Матушка, — вдруг обращается он, — можно ли вернуть ту связь?.. Иван хотел вернуть чувства. И я не хочу стоять у него на пути.
Он говорил уверенно. Без заминки. Без сожаления. Без капли сомнения. И Царица оценила это. На её лице выразилась улыбка.
— Достаточно. Достаточно того, что ты готов остаться. Что ж, помоги ему…- она хотела выйти за дверь. Но перед самым выходом сказала:
— Не зря же ты учился у его сестры.
И вышла. Гил стоял посреди зала, не двигаясь, будто сейчас его поразила молния. Он оборачивается к Ивану и сжимает его ладони. Гилберт шептал молитву, целовал длани, вспоминая всё, что говорила ему Ведьма. Он просил всех Богов о том, что таило его горячее сердце.
Он вздрогнул, когда почувствовал мороз на коже рук, знакомый холод, который всегда успокаивал Гилберта ночами… Алые глаза робко поднимаются. Улыбка сама собой появляется на его измученном лице. Ивана очи сейчас для альбиноса дороже всех драгоценных камней в мире.
— Я знал, что ты откроешь глаза, Ваня, — тот не успевает разомкнуть ледяных губ, как Гил прильнул к ним и облизал, чтобы в следующую секунду нежно поцеловать, точно пытался успокоить. В груди всё сдалось трепетавшим чувством. Хотелось нервно смеяться…
— Ничего не говори, ведь я сам могу ответить…- от бледных рук исходил жар, что согревал Стража.- Я поступил… Неправильно. Я цеплялся за прошлое, не зная, что там ничего нет. Я сдержу слово. Я никогда, слышишь, никогда не покину тебя. Ты пойдёшь на север — я с тобою. Роза ветров подвластна нам обоим. И я всегда буду следовать за тобой. Нет, не из-за того, что я тебе будто обязан. Не думай об этом, милый. Ты заслуживаешь взаимности. Нет, молчи, не говори обратное. Я знаю, что заслуживаешь. И даже если от меня тебе всего лишь нужны прежние чувства… То я не буду против, я буду всё равно любить тебя. Безответно.
Гил улыбнулся: измученно, вяло, с болью в душе. Иван же с удивлением сел на льду, смотря в глаза, в которые всегда любил смотреть…
— Гилберт, — приглушённым голосом говорит Страж. Его глаза будто тоже улыбались.- То же самое я думал… Я… До сих пор не верю в искренность твоих слов. Ведь я отнял у тебя слишком много.
Гил отрицательно повёл головой.
— Может быть, но ты внёс в мою жизнь гораздо больше. И ради тебя я готов позабыть прошлое. Его не было. Моя жизнь начинается с нашей встречи. И она продолжится до скончания времён. Не терзай себя подозрением, предрассудками: они ни к чему. Запомни это. А сейчас… Не будем об этом. Я соскучился…
Гил сел рядом. Не долго думая, он притянул Ивана к себе и вновь говорил ему об искренности своих слов. И Страж верил. Он улыбался, наверное, очень глупо, но счастливо. Потому что верил.
Гилберт сдержал слово. И сдержит. Иван верит… И будет верить, да, именно так. И какие бы препятствия не стояли бы у них на пути, они не отступятся. Они не дадут друг другу упасть…
Никогда.
***
Зима в этом году была не менее холодной. Но даже сильный мороз не мог отнять у неё того волшебного очарования, что врывается в сердца людей, при виде снежных деревьев, этих ледяных ручейков и озёр, что ровной гладью расстилались в этом зимнем пейзаже. А небо… Чего только стоило это небо, в котором были рассыпаны тысячи и тысячи звёзд, больше напоминающие бриллианты из императорской короны…
Артур сегодня не мог уснуть, предвкушая нечто интересное. Альфред был рядом, здесь, около него. Они оба смотрели на берегу озера на ослепительные волшебные узоры неба. Потрескивал костёр, зрители шуршали тёплой одеждой, боясь нарушить идиллию волшебной ночи.
— Пора, Альфред, — тихо говорит Артур, не отрывая взгляда от звёзд. Лесник же усмехнулся, красноречиво глядя на давнего сожителя, но ничего не ответил.
Зрители уж расселись по своим местам: кто на бревна, кто на старом ведре или же шубе. Все с нетерпением ожидали начала. Тут были и новые лица, которых лесник никогда не видел. Но это не могло скрыть его некоторого тщеславия, ведь не каждый в такой мороз выйдет на улицу, чтобы всего лишь послушать очередную историю из уст Лесничего.
Альфред сел на своё место, на маленький пенёк, где рядышком приземлился Артур. Тишина не была угнетающей. Даже наоборот: она имела своё особенное очарование. Фред прикрыл глаза и начал таинственным голосом рассказчика:
— На моём веку я повстречал множество интереснейших происшествий странного и мистического характера. Но сегодня я хочу поведать вам историю одного мальчика с удивительными рубиновыми глазами, что является и по сей день одним из немногих, кто знает о великой
тайне леса близь села Морозова…
