***
— Да этот комар совсем уже с ума сошел! — кричала Клариса под истерический хохот Алисы. Тем временем из окна трактора торчала половина туловища Вадика с протянутыми брюнетке ромашками и коробкой конфет. Лара, как ее начали называть простые деревенские люди, которые не привыкли к таким благородным именам, отошла в сторону стоящего неподалеку дерева и присела под ним, надувшись на этого «псевдоромантика», как сама недавно выразилась. Еще пару минут назад Клариса шла по дороге, о чем-то глубоко задумавшись. Когда она услышала за спиной рычание трактора, отошла на обочину, немного удивившись тем, что в такой глуши есть подобная техника. Однако это ей помогло не сильно: тракторист, кажется, решил ее задавить. Она отошла дальше — история продолжается. И так еще, и еще, и еще, пока из кабины не показалась белобрысая голова Вадима и обиженным тоном не спросила, почему же Ларочка убегает. На ее недовольный крик: «Какого черта?!» — из кабины и показались вышеупомянутые конфеты с цветами вместе с оставшейся частью торса Вадима. За всем этим действом Алиса наблюдала немного издалека, уже тогда начиная потихоньку хихикать. Леша, к великому своему сожалению, проходил мимо только под самый конец представления, когда Вадик уже убрал свой небольшой подарочек обратно в бардачок и собрался было отъезжать. — День добрый, дамы, — обратился он к сидящим под деревом и помахал рукой трактору, только что тронувшемуся с места, но тут же остановившемуся. — Что за кипиш тут опять без меня случился? — Витя к Ларику на тракторе подкатил, — ответила ему Алиса. — Как-как подкатил? — На тракторе. И испугал до полусмерти, комар приставучий, я думала, что меня раздавят, — пробурчала виновница торжества. — Да я же не специально! — начал оправдываться только что подошедший хозяин техники, пожимая руку своему другу. — Я удивить хотел, а получилось вона как. — Дурак, — прилетело ему в ответ обиженным голосом.***
Тучи набежали как-то неожиданно быстро, хлынул ливень. Кажется, сезон дождей можно официально считать открытым. Прямо под настроение погодка. — Хорошо, что мы сейчас встретились, а не через полкилометра. Под таким потоком воды ходить неприятно, да и заболеешь еще. — Плевать, — ответил я и отвернулся, уставившись в боковое окно. — Вот на все тебе наплевать. На погоду наплевать, на себя наплевать… а на друзей что, тоже, что ли? — я промолчал. — Тьфу на тебя. Мы же переживаем все из-за того, что ты такой угрюмый ходишь. Ларик все время спрашивает, чем ты увлекаешься и как любишь время проводить, из кожи вон лезет, чтобы придумать, как тебя из этой депрессии вытащить, а ты… «плевать» ему, видите ли,.. — я снова молчу. А что мне на это ответить? Самого уже эта апатия задолбывать начинает, а поделать с собой ничего не могу. Даже мысли о том, что остальным так же паршиво, как и мне, совсем не успокаивают, а только еще больше загоняют в тупик: они нашли в себе силы жить дальше, а я — нет. Всю дорогу Вадик мне что-то говорил. Кажется, пытался подбодрить, а иногда даже, видимо, надавить на совесть. Не знаю, я его не слушал. Иногда только промелькивали в его речи знакомые имена, в том числе и Ее, а я все так же продолжал смотреть в окно отсутствующим взглядом. Дома на столе откуда-то взялись булочки с джемом и еле теплый чай. Не помню только, чтобы они вообще были у меня дома. Мистика какая-то… Хотя оставить их тут мог кто угодно: у нас в деревне не принято закрывать двери — все прекрасно друг друга знают, и никому в голову не придет хоть что-нибудь украсть.