Монстр

Первый раз она появилась, когда ему исполнилось семь. Странная девочка с синей, местами почерневшей кожей, темными спутанными волосами и в изодранном тряпье, едва прикрывающем худое тельце — она сильно испугала его. Но стоило ей улыбнуться, Локи тотчас успокоился. Пусть она и выглядит странно, опасные люди ведь не улыбаются по-доброму, так он посчитал. Девочка протянула тонкую руку: — Привет. — Здравствуй, — Локи горделиво вскинул подбородок, коротко кивнув, всем своим видом излучая придворный официоз, но спустя секунду вполне по-детски заинтересованно выпалил. — Ты так странно выглядишь, кто ты? — Я твой друг, — она склонила голову на бок, разглядывая Локи так же, как секундой ранее он рассматривал ее. — Тебе же нужны друзья? У тебя ведь их нет. Локи насупился и замолчал. Еще год назад он и Тор были неразлучны в своих играх, но, едва Локи научился читать, как брат стал отдаляться, перестав разделять его увлечения. Шумные игры уже не привлекали младшего принца, а книги, пока еще сложные и непонятные для ребенка, уводили его в другой мир, где он рисковал остаться совсем один. И ни одного друга не приобрел он с тех пор, как стал понимать, что мир это не только площадка для игр, но и целое разнообразие материй, которые стоит и хочется изучать. Странный, чудной ребенок, так про него говорили: не шалит, не шутит, не играет с остальными. Совсем непохожий на других и поэтому одинокий. Девочка оказалась права, но признавать не хотелось. — Не нужны! — Локи замотал головой, всем своим видом выказывая несогласие. — Не бойся, — она широко улыбнулась, — я не буду смеяться над тем, что ты не такой, как они. — А какой я? — спросил он, глядя исподлобья. — Другой… Иной. Ты поймешь. Позже. — Когда? Но девочка не ответила, протянув руку, показывая почти черные следы и отметины: — Было очень холодно… И маму убили. Всех убили, я одна осталась. Я замерзла, пока шла к тебе, Локи, пока шла домой, и это — холод, что пробрался внутрь и теперь живет в моем теле. А теперь поселится и в твоем. — Кто убил? — рассматривать синюю кожу было совсем не противно, ведь детский интерес всегда выше страха. — Тот, кто не любит таких, как мы. И никогда не любил и не полюбит. Ты поймешь, позже. Она отняла руку, пряча ее за спиной. — А зачем ты искала меня? — Потому что ты такой же, как я, и я буду тебе другом. Кроме тебя, у меня нет никого, кроме меня, у тебя никого не будет. Никто из них не полюбит, когда узнает… — Да о чем ты говоришь? — рассердился Локи. Ее слова были странными и непонятными, но, словно ядовитые стрелы, били прямо в цель истиной о непохожести, которую в свои семь лет Локи уже осознавал с суровой отчетливостью. — Ты поймешь, позже. — Локи! Сын, ступай ко мне! — где-то позади раздался голос матери, зовущий его. Локи дернулся в сторону, испуганно глядя на девочку. — Не уходи сейчас, я вернусь быстро, — он шагнул на тропинку, ведущую к выходу с поляны, но затем развернулся обратно. — Как тебя зовут? — Хель. — Не уходи, Хель, пожалуйста… — Я могу пойти с тобой, — пожала та плечами. — Но тебя же увидят! — озадаченно воскликнул Локи. — Нет, меня видишь только ты, — на мгновение ее лицо стало грустным, но в следующую секунду снова озарилось улыбкой. — И я могу быть рядом всегда, когда тебе нужно. — Но почему никто тебя не видит? — Локи!.. — голос матери раздался совсем близко. Девочка махнула рукой, и воздух возле нее заколыхался, сгущаясь в плотный туман. Младший принц с восторгом подскочил рассмотреть волшебство, которое пока ему было недоступно, но в следующую секунду с воплем отскочил. В тумане проступала картина маленького заснеженного мира: серого, с высокими скалами и покрытыми льдом ущельями. На самом дне одного из них наполовину занесенным снегом лежало множество странных созданий: высоких, синекожих, чудовищных по своей внешности, измазанных в черной крови: дети, мужчины, женщины. Метель разъедала застывшие вечным сном лица. Локи вглядывался в них, чувствуя необъяснимую жалость и тоску к этим убитым. — Я всего лишь душа, — стоящая рядом девочка оглядела себя, грустно поджав губы. — А они мертвы. И за них нужно отомстить, Локи. Ты отомстишь? Локи недоуменно посмотрел на девочку: — Кому? За что? Почему я? — Ты поймешь. Позже. Шурша юбками, на поляну вышла Фригг, его мать. Она недовольно смотрела на Локи, отряхивая ткань платья от травинок: — С кем ты разговариваешь? Я устала искать тебя по всему саду. — Я не… — Локи огляделся в поисках Хель, но никого не было рядом. Перед глазами все еще стояла картина убитых воинов чужой страны изо льда. — Мам, а есть мир, где все: и скалы, и земля, и реки покрыты льдом? — он взял Фригг за руку. Женщина удивленно посмотрела на Локи, ошарашено приоткрыв рот: — С чего такие вопросы, Локи? Она потянула сына прочь с поляны. Когда Фригг заговорила вновь, ее голос был тихим и напуганным: — Никогда не спрашивай этого больше, Локи. Просто знай, что тот мир, что ты описал, есть, но там живут чудовища, и их нужно бояться. Когда-то твой отец спас миры от них, и воцарился покой, где им нет места. Отчего-то от этих слов Локи стало нестерпимо больно, но он промолчал, шагая рядом с матерью. — Они… плохие? — голос задрожал, ему было трудно сдержать подступившие слезы. — Локи, не думай о них! — Фригг поджала губы, что означало: она сердится. — Откуда ты вообще узнал о них? — Прочитал… — Больше не бери таких книг в руки и не думай о тех существах, — Фригг остановилась, опускаясь перед Локи на колени, чтобы обнять. — Не думай о плохом, я ведь здесь. Пока твоя семья рядом, ничто плохое тебя не коснется, даже мысли, хорошо? Он кивнул. — Мы любим тебя, Локи… — женщина поднялась, отстраняясь. — Не уходи играть так далеко. Я всегда должна знать, где ты и что с тобой все хорошо. Фригг улыбнулась, уходя. Локи сел на землю, подперев голову руками. Внезапно перед ним снова появилась Хель. Она проводила богиню задумчивым взглядом, а затем посмотрела на Локи: — Она часто говорит, что любит тебя? Что они любят тебя? Каждый день? — Конечно, ведь это моя мама. Она должна всегда мне это говорить. Почему ты задаешь такие вопросы? Хель нахмурилась, обняв острые колени руками: — Ты поймешь. Позже. Все взрослые врут. — Ты просто завидуешь! — Локи вскочил на ноги, обиженно скрестив руки на груди. — Завидуешь, что меня любят, а тебя нет! Злые слезы брызнули из глаз, а Хель все так же грустно улыбалась: — Я просто душа, Локи. Что мне любовь? Мне теперь ничего не нужно… Она поднялась на ноги, встав напротив него и глядя прямо в глаза. Ее голос, звонкий и громкий, разрезал тишину палящего полдня: — Не той матери верить обязан ты, не этим словам! Ты должен помнить, Локи, вспоминай! Как нас любили, как качали в ледяной колыбели, как пела метель нежнейшую колыбельную, как разбивались хрустальные капли об пол нашего каменного дома и ты смеялся счастливейшим ребенком над этим звуком! Вспоминай, вспоминай же! Локи отступил, глядя на девочку испуганными глазами: — Что ты говоришь, что?! Кто ты, Хель, зачем пришла и пугаешь меня? Он закрыл уши руками, пытаясь заглушить чужие слова, бьющие по ушам. — Вспоминай руки истинной матери, вспоминай голос родного отца, у которого отняли нас, искупав в крови наших братьев и сестер! — чем громче кричала Хель, тем прозрачнее становился ее силуэт, словно она истончалась в воздухе. — Ты врешь, все врешь! — Локи побежал, не оглядываясь, прочь от места, где они стояли. Детская память зыбка и не вечна, и родной голос златовласой матери давно успокоил его разум, выветривая все воспоминания, словно снегом, припорошив раны от чужих слов, рассекшие его душу в тот день. *** — Стой! — голос Одина раздавшийся позади, отрезвил на мгновение, чтобы следующей волной боли меня сбило окончательно. Я с ненавистью смотрел на свои руки: синие, с отвратительными шрамам и черными венами под кожей. Это не может быть правдой, это… какой-то глупый розыгрыш, шутка, проклятие! — Я… проклят?! — с какой-то отчаянной мольбой, на последнем издыхании надежды. Когда разум уже осознал, а сердце все еще верит в обратимость происходящего. — Нет… — Тогда… кто я? — а в голове, словно под сошедшим по весне снегом, проглядываются белые кости давно упокоенных воспоминаний о мужчинах, женщинах и детях, погребенных на дне ущелья, чьи синие тела разъела метель. — Ты — мой сын, — как же неуверенно звучит его голос, ведь мы оба знаем, что я уже не поверю. Я поворачиваюсь к нему, чтобы показать себя: эта синяя кожа — твоя плоть от плоти, эти горящие дьявольским светом глаза — суть твоего нутра, отец?! В голове звонким ударом разбивается хрусталь камней, и я вспоминаю их, покрывавших стены комнаты, где я, еще младенец, лежал в своей ледяной колыбели. Самое ценное спрятали тогда в той комнате: дитя и артефакт. — В тот день ты забрал из Ётунхейма не только ларец, не так ли? Ётунхейм… Я произношу это слово, по-новому пробуя его на вкус, и в груди словно раскрывается плотина: водопад ледяной воды проносится внутри меня, смывая всю ту ложь, что я принимал за истину всю свою жизнь. — Да… — вот так просто Один признается в том, как лишил меня моей жизни, которой я был уготован? «Нашел там ребенка…», «сын Лафея» — слова набатом отбиваются во мне, впечатываясь в сознание навечно. Лафей — ётун, вечный враг асов, которым мать страшила меня в детстве. Сын Лафея… Я — проклятый чудовищный отпрыск ледяного великана. Перед глазами снова со всей отчетливостью встает картина, которую я увидел, когда был маленьким: трупы, множество трупов ётунов. И черная кровь на белом снегу. Почему не оставил он умирать меня там? Трофей… Шанс держать Лафея в подчинении, избегая войны. Похищенный и запертый здесь. Один мог бы оставить меня в рабах, держать в клетке, так зачем нужно было обманывать меня, выказывая любовь, которая никогда не была правдой? В голове звучит детский, звонкий голос, врезающийся в уши, разрезающий душу на лоскуты: «Он не любит таких, как мы. И никогда не любил и не полюбит». Взгляд падает на руку, с которой еще не успела сойти синева. Рассматривать синюю кожу совсем не противно, для него интерес всегда был превыше страха. «Это просто холод пробрался внутрь и теперь живет в моем теле», — маленький Локи испуганно смотрит на девочку с испещренными черными отметинами лицом. «Ты такой же, как я… кроме меня, у тебя никого не будет. Никто из них не полюбит, когда узнает…» В поверхности зеркала отображается изрезанное витиеватыми шрамами лицо ётуна, и красные глаза с ненавистью и болью пронзают собственное отражение. — Хель… — зовет Локи, и совсем не удивлсяется, когда рядом с его возникает отражение маленькой девочки. — Ты даже не изменилась, — улыбка на этих черных губах выглядит откровенно жутко. — Я всего лишь душа, — девочка оглядывает себя, грустно поджав губы, а затем пытливо смотрит на принца. — Я появилась, когда ты впервые понял, что ты не такой, как они. Она улыбается, и улыбка эта выглядит, как волчий оскал. — Те, остальные, уже давно мертвы, что им их души? А наша душа болит, Локи… Мы должны отомстить. Ты ведь отомстишь им? Локи кивает. Красные глаза на мгновение скрываются, чтобы в следующую секунду засиять отполированным слезами изумрудом — пустым, прозрачным камнем, что заменил остывшее сердце, режущим больнее, чем сотня отточенных кинжалов. И так просто, оказывается, принять этот холод, что пробрался внутрь с осознанием правды и теперь поселился в его теле. Теперь, когда он наконец понял.