Монстр

Царь… Царь, царь, царь! Правитель Асгарда… Вот он, трон, который по праву должен был – и стал! – принадлежать мне, вот она моя победа над всеми, день моего заслуженного триумфа. Золото стен померкло перед торжествующей улыбкой, что сияет на моих губах. Такой же фальшивой, как и все здесь. А в груди тоскливо завывает ветер. Нет, мне не жаль этого седовласого старца, лежащего в своем целебном сне, из которого он может больше никогда не проснуться, того, кто звал себя моим отцом. Нет, не жаль. Все, что я чувствую к нему, это глухая ненависть за его ложь. Но его ложь была по-своему ясной: она не скрывала от меня истины. Мне стоило только спросить, но я не сумел разглядеть ни тени обмана, счастливый в своем неведении. Есть куда более страшные тайны. За которые рвут на части зубами, вгрызаясь в родные когда-то руки с отвращением и злостью… Фригг кладет ладонь мне на плечо, и я реагирую мгновенно, дергаясь, словно от удара, и отшагивая в сторону. Эта дурная любовь к неродной матери… Ей больше не должно быть места в моем сердце. Кто эта женщина, лгавшая мне хуже остальных, воспитавшая меня на своем птичьем, пустом молоке, впитавшимся своим запахом в самое мое нутро? Я отмахиваюсь от протянутых ко мне тонких рук с тяжелыми золотыми браслетами и ухожу, не оглядываясь. Жалкий, тоскливый скулеж где-то в глубине моей души на мгновение заставляет меня остановиться в предательском желании пасть перед ней на колени, но в следующий момент, при мысли о том, чтобы совсем не гордо уткнуться в теплые ладони лицом, ластясь и моля прощения, та же душа, словно зверь, гордо поднимается на лапы, отряхиваясь от прошлого, как от грязи. Коридор до тронного зала слишком длинный, и существо внутри меня успевает вырасти из щенка в большого свободного зверя. Его тень сопровождает меня, охраняя от боли, что раздирала мой разум в противоречиях – старого долга и новой, еще не остывшей ненависти после такого предательства тех, кого я… любил. … Власть над толпой глупцов и лицемеров, решения, которые никому не нужны, законы, которые не меняют ничего в этом прогнившем царстве, где лишь под золотом Чертога царит пышное веселье, а снаружи, там, куда ход нам был закрыт, что детьми, что юношами, лишь гниль и смрад, бездумный скот в качестве подданных и миры, которые лишь на словах покорились, а на деле давно и с упоением оттачивают клинки, чтобы перерезать эти залитые вином глотки, что правят Асгардом. Вернуть Тора… Эти ненавистные мной друзья брата так преданы ему, что волк внутри меня завистливо царапает лапами по сердцу: у меня никогда не было таких верных спутников. Но об этом позже.  Тор. Вернуть ему его силу, вернуть ему власть и трон – отдать на растерзание толпы, что жаждет только хлеба и зрелищ, а самому уйти, снова скрыться в тени, теперь такой спасительной и манящей?.. «Мы на пороге войны с Ётунхеймом»… - говорю, говорю ничего не значащие слова этим верным идиотам, а перед мысленным взором во своей красе вырисовывается ледяной мир, прекрасный в своей пустоте и диком, бесконечном пространстве. Волк, тяжело дыша, несется по снегу, погружаясь лапами в этот холод, пробивая подушечками лап твердый наст, и все внутри меня свивается в спираль удовольствия. Я чувствую ледяной ветер, что бьет по ушам, зарываясь в густую шерсть, слышу крики сов, зовущих меня куда-то далеко, в глубь этого мира, в леса, где можно укрыться и где лишь луна останется моей верной и единственной спутницей. Ощущения столь реальны, что мои губы приоткрываются, отпуская на волю тихий стон. А потом я вспоминаю, где нахожусь.  Золото стен давит, режет глаза, троица воинов и женщина, ожидающие моего решения, злят до жажды разодрать, и волк мечется внутри, по клетке ребер, совсем не по-взрослому скуля в надежде вернуться туда, где среди камней маленькая сестра обнимет свернувшегося у ног зверя, и можно будет уснуть, не ожидая опасности, под этот тихий голос, шепчущий: «Спи», под эту нежную ласку, с которой гладят измученную душу ее слабые руки. … Каждый новый день в этом аду при жизни приносит только разочарования. Тор еще может вернуться. Тот, за само существования которого я был отомщен руками Одина, может снова сесть на трон Асгарда, выбросив меня ненужным псом на улицу. Вчерашние мысли об усталости и великодушии в отношении братца смываются волной новой злости. Нет, не для этого я так хватаюсь за этот ненужный мне мир покрывшегося плесенью золота… Не место наследника нужно было мне все эти годы, но место на порядок выше, чем имел этот баловень судьбы, только волей случая родившийся именно у этих родителей, - вот, чего я хотел всегда. Слабее, душой, телом, я всю жизнь доказывал, что ничем не хуже: я научился магии, чтобы побеждать там, где его выручает его физическая мощь, я научился лгать, чтобы спасаться там, откуда его спасают чистые, невинные глаза святого агнца и добрая улыбка, за которую просто невозможно ненавидеть. Но я так и не сумел заменить его, сына по крови, хотя всю жизнь учился и этому. Одиночество крови – вот мое проклятие, вот моя судьба.  Но волк внутри протестующее скребется, словно слабого щенка, таща мою душу туда, где я не останусь один, туда, где обрету семью, что будет греть меня, и где я буду знать, что ничьи зубы не вонзятся в меня однажды, разрывая на части от боли. Но ждут ли меня там? Кому я нужен там, такой же лишний за отсутствием столько лет. Возможно, сама память обо мне уже истерлась из умов тех, кто выжил после войны с Асгардом. Кто знает о том, что у Тора есть младший брат – такой же принц, что и златовласый громовержец? Кто помнит, что у Лафея был сын – принц, который так и не стал царем?.. Тор станет царем. Я уверен в этом более, чем полностью. Эта несправедливость убивает во мне все то хорошее, что брат взрастил во мне, пока мы были детьми, всю ту благодарность за его преданность мне, за его любовь. Знал ли он, что я неродной? Было ли ему это неважно? Что скажет он теперь, встретив чудовище на троне, который должен был достаться ему? Мне необходимо увидеть его глаза, просто чтобы понять: я потерял все полностью? Есть ли у меня шанс отпустить все, что было, будет ли у меня шанс обрести нечто большее, чем ложь, которой меня кормили всю мою жизнь?..