Монстр

Предать землян – это ведь не то что предать асов, предать Асгард, предать Тора. Предать землян – лишь попытка выиграть время для того, чтобы спастись самому и предупредить разрушения на Земле. Ведь так? Но читаури сильны, коварны, и им, как оказалось, ничего не стоит расправиться с измученным вечностью богом. У меня просто не было против них шанса. Или был?.. Так или иначе, униженный необходимостью подчиняться, недостаточно сильный, чтобы дать отпор, я согласился вступить в ряды этого ужасающего своей кровожадностью и жестокостью войска. Это была просто мера необходимости. Я не собирался предавать на самом деле. Но предал. Когда согласился убить собственного брата в обмен на свою жизнь. ... Тогда был рассвет: фиолетовый, тусклый, непривычный свет, несомненно, это было местное Солнце, и оно светило так уныло и холодно, что мое предательство идеально вписалось в серую картину окружающего пейзажа. А на закате я обнаружил, что внутри меня снова случилось страшное. В тот момент, когда все вокруг погрузилось в абсолютный мрак, кровь хлынула из моего рта и, обрастая в воздухе плотью, обернулась змеей, свернувшейся клубком возле моих ног. Нет, не змеей. Больной змееныш с тусклыми, осыпающимися чешуйками – еще одна часть меня, измученная и погибающая, извивающаяся кольцами боли в стремлении выжить. Таким был я, такой была моя душа. Такое воплощение обрело мое предательство: змея, кусающая себя за хвост. Только етунская сущность спасала в этой ледяной стуже. Спасала мое тело от холода, спасала змееныша, чья чешуя покрывалась ледяной броней. Етунская сущность помогла нам льдом куда больше в холодном пространстве этого мира, чем тепло асгардского солнца, которое я лелеял в сердце. Стоило мне уснуть, и змееныш кольцами свивался на моей груди, словно причудливый узор, украшая нагрудник. Стоило мне уснуть, и он ядом отравлял в моих снах все воспоминания о семье, доме, матери. Все мысли о Торе. Словно на охоту, он вползал под доспех, вспарывая острыми зубами кожу, впрыскивая свой яд. Словно мышей и тлю, он приносил в меня трофеем кадры моих унижений, боли и обид. Змея нужно было кормить. И я кормил. Остатками своей души. Когда читаури напали на землю, от моей души не осталось ни крупицы. От прежнего Локи остался только взгляд – тот дурацкий, преданный взгляд, который заметил Тор. Но он лишь дань привычке, которую мы оба отбросили мгновение спустя. Почувствовав во мне змееныша, бог Грома наконец увидел во мне изгоя всех миров. Предателя. Уже не брата. И тонкий шрам под сердцем никогда уже не позволит ему об этом забыть. Как и мне, окончательно лишив покоя. … Что заберет с собой брат в Асгард? Только тело. Только оболочку, в которой еще теплится разум. Разве справился слабый змееныш с огнем плаща громовержца, который обжег мои глаза правдой, срезав слой лжи, которой я прикрывался, спасая свою шкуру в плену читаури? Справился с его силой?  Нет, благоговение перед силой брата вырвало змея из сердца, оставив погибать под ногами защитников Земли. А эти глупцы даже не заметили разницы между воплощением моей души и звероподобными чудовищами читаури. Впрочем, уничтожив и то, и другое. Мои руки скованы, словно в этом еще есть необходимость. По возвращении в Асгард состоится суд, но кого они собираются судить? Чудовище, которым я не был? Чудовищ, которых я создал против своей воли? Чудовищ, которые спаслись, сбежав от своего создателя? Бросив своего создателя. На грани слуха, отвлекая от происходящего, раздает утробный, волчий вой. Тоскующий и одинокий. Кажется, Тор тоже его слышит и медлит, неуверенно сжимая тессеракт. Асгард, словно расстрельная стена, возвышается за моей спиной. Один не пустит предателя на порог Чертога. А в его грустной улыбке змеей проскальзывает улыбка Хель. Так кого они будут судить? Монстра, которым я был? Чудовище, которого из меня сделали они сами? Дитя внутри меня сворачивается эмбрионом, оглушая меня на миг отчаянным детским плачем. И все исчезает, оставляя меня предельно одним в окружении сотен. Оставляя тем самым одиноким воином, которому уже не суждено победить в этой войне. Оставляя наедине с тем, кто втянул меня в эту войну. В войну с самим собой, в которой никто еще не побеждал. Кто посмеет меня судить? 22 октября 2012 - 11 декабря 2013