Keep my heart captive, set me free

Когда это произошло в первый раз, случившееся застало Джеффа врасплох. Сегодняшним утром, как и множество других раз, он обнаружил, что промок от холодного пота, выступившего на его теле. Его затылок ныл под давлением жестких фантомных пальцев, а его грудь вздымалась от частого тяжелого дыхания. Это расстроило его, хотя саба больше удивил бы тот факт, если бы он проснулся без ужасной завесы ночных кошмаров, которые до сих пор одолевали его, ведь по сей день он существовал вместе с ними. Он оставался в постели, свернувшись калачиком, до тех пор, пока не смог больше выносить инертность, которая давала его разуму возможность размышлять о ночных кошмарах. Саб выполз из-под одеяла и направился в небольшую ванную, закрепленную за его комнатой. Он повернул оба крана душа до обжигающей температуры, еще раз испытав новизну ощущений от по-настоящему горячей воды вместо чуть теплой и желание смыть с кожи события прошлой ночи, потому что они цеплялись за нее, покрывая ее толстым слоем. Высушившись и надев форму, он смотрелся в зеркало, пока устало завязывал галстук. Мягкий стук в дверь заставил его подпрыгнуть и бросить свое занятие на полпути. Он нахмурился и обернулся с нарастающий чувством тревоги. До того, как Курт должен был встретиться с ним здесь, оставалось еще двадцать минут. Сглотнув, он подошел к отполированному дереву, положив на него ладонь и нерешительно отозвавшись: - Кто там? Никто ему не ответил. Это заставило его сердце забиться быстрее. Очевидно, что это был не Курт, но Джефф больше никого не знал. А если он не общался ни с кем, кроме Курта, Блейна и директора, то кто мог искать его компании? Его челюсти сжались. Что делать, если там находился Дом? Ему не ответили, когда он отозвался, что уж точно не говорило о добрых намерениях, но это был Далтон…здесь не случится ничего плохого, не так ли? Он пытался убедить себя о том, о чем размышлял каждый божий день. Честно говоря, он не знал, что заставило его, в конце концов, открыть дверь, когда из него внезапно вырвалась тонкая струйка храбрости…или глупости, в случае, если тот, кто дал о себе знать с другой стороны двери окажется ужасным типом. Его взгляду открылось полное отсутствие кого бы то ни было. Ни одного человека не стояло в ожидании возле его порога, и Джефф позволил себе раскрыть дверь шире, чем просто сделать в ней щелку. Он просунул голову через дверь, и робко выскочил наружу, окидывая взглядом коридор, чтобы увидеть, сможет ли он кого-нибудь там обнаружить. Он был пуст. Нахмурившись и пребывая в замешательстве, он отстранился и только собрался закрыть дверь, как что-то привлекло его внимание. Прямо под его ногами, сразу за дверью, стояла белая кофейная чашка, по которой Джефф определил, что ее принесли из гостиной Далтона. Он безмолвно смотрел на нее в течение нескольких секунд, как будто если бы он уделил ей достаточно внимания, она бы начала петь ему о своем предназначении. Он снова просканировал взглядом коридор, еще более выбитый из колеи этим странным поворотом событий, глядя налево и направо в поисках любого признака жизни, но он казался безлюдным. Он с тревогой погрыз ноготь на большом пальце, задаваясь вопросом, как поступить, когда его взгляд неизбежно потянулся обратно к безобидному объекту, стоящему у его ног, которому без особого труда удалось надломить шаткий распорядок, который ему удалось здесь установить. Это не могло быть предназначено ему, ведь правда? Это было ошибкой. Путаницей. Тот, кто оставил эту чашку, наверняка ошибся комнатой. А что, если это не так? Что делать, если это чья-то шутка? Если кто-то издевается над ним или играет в игры? Джефф все о них знал, и у него не было желания снова становиться пешкой в этих затеях. Он осторожно наклонился и взял чашку, отчего тепло сразу же впиталось в его в ладонь в тот момент, когда он уловил слабый аромат кипяченого молока и шоколада, от которого повлажнело во рту. Джефф был сладкоежкой. Это было известным фактом, у него обнаружилась слабость к горячему шоколаду, который здесь подавали… было ли это совпадением? Он позволил своему пальцу выскочить изо рта, когда красная полоска, выглядывающая сквозь пальцы, приковала его интерес. Используя левую руку, чтобы устойчиво поставить чашку на донышко, он сразу же вытащил ее. Я считаю, что ты прекрасен. Его лицо вспыхнуло огненным румянцем, а в животе зашевелился рой бабочек, когда он перечитывал написанное на полоске, чтобы убедиться, что его мозг не играет с ним. В нем со страшной силой разгоралось чувство собственной глупости, которое развеялось, смытое приливом унижения, когда он пришел к выводу, что да, это, вероятно, было ошибкой или шуткой. Ему решительно и настойчиво напомнили, что его внешность не была красивой и навряд ли вызывала желание, а всего лишь была терпимой. Даже если бы он не поверил ему, когда он впервые сказал ему об этом… он считал так сейчас. Он воспринимал это теперь как факт, независимо от чужого мнения. Он попятился внутрь и поспешно закрыл за собой дверь, облокотившись на нее, на мгновение представив, что не был сломлен и испорчен, и что кто-то действительно считал его красивым, как утверждалось в этой записке. Он представил, как кто-то сказал бы ему об этом. Он вообразил, что поверил бы в это. Теплота замерцала в крошечном участке его сердца, прежде чем реальность ее потеснила, и Джефф угас, потушив этот маленький огонек. Он в течение долгого времени разглядывал чашку и эти нацарапанные красным цветом слова. В первый раз он не стал ее пить. Он наклонил ее над раковиной, с грустью наблюдая, как молочно-коричневая жидкость разбрызгивается и высыхает на фаянсе, и, несмотря на то, что это было верхом глупости и потаканием собственным капризам…он сохранил чашку. *** - Я думал, что ты струсил, Никки, - смеялся над своим другом Блейн, когда он энергично проскользнул в зал, предназначенный для «Соловьев», окидывая тяжелым взглядом сумку, которая висела на сгибе его локтя. Его волосы были слегка взъерошены, а на щеках виднелся яркий румянец, что убедило Блейна, что перед тем, как сюда попасть, Ник бежал. - Ох, пожалуйста. Крутые чуваки никогда не идут на попятный, - сказал Ник, когда он закрыл за собой дверь и бросил сумку на пол перед Райаном, который немедленно к ней подскочил, в спешке разрывая бумагу в клочки, чтобы увидеть, что такого интересного было в этом пончо. Они не рассказали никому из остальных «Соловьев» про пари, так как Блейн хотел, чтобы это стало сюрпризом, но Райан настоял на своем присутствии. - Почему ты, в таком случае, опоздал? – ухмыльнулся Блейн, но Ник отвел взгляд и пожал плечами. - Мне надо было кое-что сделать, прежде чем идти сюда, - сказал он, и его голос ясно свидетельствовал о том, насколько он не хотел говорить на эту тему, и Блейн решил позволить ему увильнуть, потому что что-то происходило с его другом с того самого дня, как он увидел в коридоре таинственного мальчика. Он до сих пор понятия не имел кто он, как его имя, сколько ему лет или еще о чем-нибудь, и Ник не говорил о нем со своими друзьями, когда они спрашивали. Он просто сказал, что все было сложным и оставил эту тему, заставляя их беспокоиться и в то же время мучиться любопытством. Мысли Блейна были прерваны воем истерического смеха, исходящего от Райана, когда он вытащил тяжелое пончо из сумки и держал его перед своим лицом, гогоча как ненормальная гиена. - Боже мой…ты…ты…должен… на-надеть это…ха… это просто…хахаха, - он свалился на диван, прижимая кусок одежды к груди, заливаясь слезами и дрыгая ногами, пока он безостановочно смеялся. - Это указывает на то, как много вы знаете о моде. Это красиво, - издевался Ник обиженным голосом, вытащив пончо из рук Райана и держа его в руках, прежде чем броском поднять его над головой и расположить его так, чтобы оно просто упало над его конечностями, как будто из-за этого, оно не выглядело, как разноцветный пушистый ковер, подброшенный ему из бабушкиной корзины для вязания. Итак, на первый взгляд он принял его за ковер? Это было невинной ошибкой и сейчас ему нравилось это пончо еще больше, чем когда оно было ковром, так что Ник не видел в этом проблемы. - Ничего себе, парень. Оно действительно приковывает к тебе взгляды, - фыркнул Блейн, когда упал на колени рядом с Райаном, впав в истерику, когда Ник встал в позу и принялся дефилировать по всей комнате, положив руки на бедра и задрав нос, пока он напевал «Sexy and I Know It». - Блейн, чувак, возьми свой телефон и сфотографируй это. Мы заставим его сделать все, что только захотим, - сказал Райан, карабкаясь, чтобы вытащить собственный телефон из кармана. - Этот план был бы хорош, если бы его на самом деле это смутило, - раздраженно вздохнул Блейн, указывая на Ника, который стоял перед окном и ловил собственное отражение, строя ему «утиное лицо» и спрашивая «Как поживаешь?» соблазнительно двигая бровями. Райан проследовал за ним взглядом и в разочаровании подкатил глаза. - Когда-нибудь, так или иначе, мы найдем способ заставить его испытать стыд, - тоскливо вздохнул Райан, и Ник вернулся к ним, встав в позу перед диваном. - Но это будет не сегодня. А теперь вперед. У меня есть чем сразить большую часть студентов, - он щелкнул пальцами и направился в коридор. Блейн и Райан вскочили и последовали за ним, все еще смеясь, глядя на лица своих приятелей-одноклассников, когда Ник шел по школе с высоко поднятой головой, завернутый в отвратительное пончо, которое делало его похожим на сбежавшего из застенок особо охраняемого психиатрического учреждения. Но Ника меньше всего это заботило. Он всегда был одним из тех, кто заставлял других смеяться, чувствуя себя от этого лучше, независимо от того, что иногда для этого ему нужно было выставить себя дураком. И он до сих пор занимался этим великим делом на протяжении всего своего жизненного пути. Он разработал план и на самом деле придерживался его, делая первый шаг к тому, чего он отчаянно желал, надеясь на то, что когда-нибудь это окупится. Когда-нибудь он с ним заговорит, заставит его улыбаться, сделает его счастливым. Когда-нибудь он станет причиной того, что карие глаза, которые были теплее, чем лето, засияют и не будут нести в себе печаль, как было каждый раз, когда Ник смотрел в них в эти дни. Улыбаясь этим мыслям, Ник сделал резкий поворот налево, чтобы превратить свое появление в столовой в драматическое представление, а затем стал в дверях, прислонившись к ним руками и задрав ногу, чтобы позировать для хихикающей толпы, когда его глаза мельком увидели красивого платинового блондина, и он вскинул голову, чтобы проследить взглядом за замеченной стройной фигурой. Его плечи резко поникли, а взгляд опустился, когда он увидел, как мальчик его мечты направился к самому дальнему, уединенному столику, усаживаясь за него с чашкой в руке, и, казалось бы, строя щит между собой и остальной толпой с помощью своей куртки и сумки. Ник нахмурился, глядя на чашку в его руках, в то же время делая все возможное, чтобы позировать для бесчисленного числа фотографий в своем новом пончо. Одной чашки было недостаточно? Возможно, она остыла до того, как он ее обнаружил? Принял ли он ее вообще? Его волнение перешло в режим, близкий к панике, и он пропустил чей-то знакомый застенчивый взгляд, который смотрел на него сквозь опущенные веки и густые ресницы. Джефф решил перед занятиями взять себе очередную порцию горячего шоколада после того, как спрятал таинственную чашку внутрь своего ящика. Гвалт на пути заставил его нервничать и паниковать, и он, схватив свой напиток, устремился к столу, который посчитал самым безопасным в свой первый день. Он сидел спиной к стене, так что шанс, что кто-нибудь к нему подкрадется, был минимальным, в то время как спереди он был защищен несколькими столами, занятыми девушками, так что Джефф на самом деле не ощущал, что ему что-то угрожает. Так что каждый раз, когда Джефф приходил сюда поесть, он сидел за этим столом в одиночку или с Куртом и Блейном, но он всегда чувствовал себя в безопасности. Также помогало то, что большая часть студентов Далтона казалась более спокойной, содержательной и просто более классной, чем в МакКинли. Вот почему весь сыр-бор, который сегодня творился, вообще не имел смысла. Люди посмеивались, щелкали фотоаппаратами и кричали, и он понятия не имел, что с ними происходило до тех пор, пока, наконец, не поднял голову и ахнул при виде потенциально самой уродливой одежды, которая когда-либо украсит лицо земли. Это было пончо или что-то похожее на пончо, сделанное из полосок разного материала и узоров, которое выглядело так, словно пятилетний ребенок собрал его по кусочкам. Может быть, этот же пятилетний ребенок придумал подобный дизайн, а? Может, он немного спятил, когда получил доступ к коробке с мелками? Потому что, конечно же, не существовало никакой возможности, что таким должно было быть правильное пончо. Там было нечто вроде северных оленей, вышитых на его драпировке! Тогда, может быть, это было рождественское пончо? Кроме всего прочего на нем были кисточки. Яркие, фиолетовые, ужасные кисточки, которые свисали с ярко-золотистых гроздьев бахромы, которая спускалась с его плеч на грудь, сходясь стрелкой в этой точке и, помимо этого, его верх был отделан красными пушистыми шариками и... о боже... Курта несомненно накрыл бы припадок, если бы он увидел это уродство. Возможно, это целиком и полностью бесило, потому что глазам Джеффа было больно, когда он просто смотрел на все это, но, кроме всего прочего, это заставило его улыбнуться. Он был шокирован, но кульминацией являлся тот факт, что этот человек добровольно и осознанно надел что-то настолько отвратительное, а также образ Курта, гоняющегося за парнем, пытаясь разорвать эту вещь голыми руками...ну, это было смешно, а Джефф чувствовал, что он так долго не улыбался и не смеялся. Он в последний раз проследил глазами за этой вещью, прежде чем поднять взгляд вверх, и улыбка, которая только что полностью сформировалась, растягивая черты лица, ноющего от того, что его долго не использовали для этих целей, замерзла, когда он встретился взглядом с глубоким, знакомым шоколадом. Он захлебнулся воздухом, попавшим в его легкие, рот в одно мгновение пересох, когда он оторвал взгляд от этих глаз, которые, казалось, следили за ним. Саб знал, что он смотрел на него, иначе и быть не могло. Мальчик с солнечной улыбкой. Молча проклиная самого себя, он собрал вещи и поспешно вышел из помещения через запасной выход, и, оказавшись по другую сторону комнаты, он беспрерывно корил себя, не оглядываясь назад.