Слепленный тобой

Снейп не виделся с Люпином несколько дней, долгих и скучных, ознаменованных только кошмарами — да и те не отличались разнообразием. Ремус встретил его только на следующем собрании, которое не случилось в самый последний момент: долгожданное возвращение Дамблдора внесло коррективы в их тщательно подготовленные планы. Северус скрылся подальше от чужих глаз, пытаясь уберечься от возможных расспросов и словесных ловушек, а заодно стараясь не поддаваться обиде на то, что Дамблдор до сих пор не сказал ему ни слова. Знал ли директор о подозрениях в его адрес? Наверняка — Дамблдор всегда оказывался осведомлён обо всём, что творилось вокруг него. Другое дело — чья точка зрения оказывается для него ценнее. Внутренний разлад достиг критической точки, когда Люпин возник за его спиной. — Всё в порядке? — тихо спросил он. — Лучше, чем несколько часов назад, — неохотно отозвался Северус. — Я был уверен, что на этом собрании меня четвертуют. — Прости, что не приходил к тебе раньше, — продолжил Ремус, ничего не ответив на фразу о четвертовании. — Вернее, попытался однажды ночью, но каминная сеть была заблокирована. Наконец-то ты по-настоящему озаботился безопасностью. Снейп промолчал. Хорошо, что Люпин не спросил пароль. Наверное, считал, что пока ещё не имеет права на все секреты Северуса. Или поддерживал концепцию о том, что доверять не следовало никому. — Ну, а днём было слишком много дел, — как будто оправдываясь, закончил Ремус. — У тебя, по всей видимости, тоже, — добавил он с лёгкой укоризной. — Я не хотел пресекаться с тобой на бегу. Северус неуверенно обернулся. — Никто не следит за нами, — успокоил его Люпин. — Все ушли на встречу с Дамблдором. Или, может быть, ты тоже хочешь?.. — Нет, — отрезал Снейп немного более резко, чем собирался. — Мне нечего ему рассказать, — совершенно нечего, не считая утомительных снов и таинственного шпиона, но о втором директору наверняка уже доложили другие, а первое казалось слишком незначительным поводом. Но самое главное — похоже, Дамблдор перестал быть для Северуса единственным кандидатом для хранения личных тайн. Хорошо, что директор не останется в обиде на такую замену. Больше того, он наверняка порадуется подобному повороту событий. Северус вздохнул. То, что они вот так просто стояли друг рядом с другом с позиции событий минувших дней казалось чудом. Когда-то давно Люпин не сумел найти в себе сил для противостояния, но теперь Снейп был обязан своим существованием упорству его борьбы. Это означало, что Люпин изменился, а вот Северус добился пока лишь того, что совершил ужасную петлю в сторону Волдеморта и вернулся обратно, в свою привычную ячейку существования, угрюмую и одинокую — пока ещё — жизнь. — Северус, — позвал его Люпин очень странным голосом, и в глазах у него тоже застыла одна большая странность. — Никто не следит за нами, — повторил он с нажимом. Сначала Снейп не понял, что имел в виду Люпин. А потом Ремус наклонил его голову, чтобы повторить случайное положение губ — на этот раз чуть менее случайное. Они так и не поговорили про случившееся недавно в Визжащей Хижине, но, возвращаясь в Хогвартс, Северус надеялся, что этой ночью ему не приснятся волчьи глаза с отражённой в них полной луной. Не раздеваясь, он упал лицом вниз на неаккуратно застеленную кровать; уставшее тело не требовало удобной позы, чтобы заснуть. И ему действительно не снилась волчья пасть. Ему снилась тёмная комната с низкими потолками, и в этой комнате его ждала работа, но ноги едва волочились, а руки не желали слушаться. Он попытался вспомнить, кто отдал ему приказ, по чьей воле он оказался здесь, вынужденный выполнять таинственное задание, но не вспомнил ни одного имени — даже своего собственного. Движимый непреодолимой силой, как это часто бывает во снах, он двинулся прочь из недружелюбного места, в котором оказался, но призрачная дымка, мерцавшая вокруг него, вдруг сгустилась и превратилась в непреодолимую стену. Он слепо толкнулся в неё несколько раз, и стена, будто живая, оттолкнула его прочь, и рука, которой он коснулся её, вспыхнула болезненным жжением. Следом что-то зашумело в его голове, знак тревоги и опасности. Чтобы избавиться от этого сигнала ему нужно было вспомнить другой сигнал — ключ, который заставит дверь распахнуться. Раньше ему всегда удавалось вспомнить, но сейчас его память сопротивлялась. Стена покрылась языками пламени, угрожающе потянувшимися в его сторону. Он знал, что угроза была нешуточной; ещё немного — и от него останется кучка пепла, если только он не вспомнит правильное слово. Слово плавало на поверхности, уворачиваясь от его хватки, и это было не одно слово, а два. Он никак не мог вспомнить своё имя, но узнал чужое. Ремус Люпин. Северус проснулся. Он проснулся, стоя на ногах перед выходом из подземелья, и волшебное пламя заколдованной двери медленно затухало: пароль сработал, но Снейп уже не собирался никуда уходить, не собирался повторять то, что пытался совершить. Северус медленно разжал правую руку, и из его ладони выкатилось и упало на пол несколько безоаров — из той самой партии, что он с большим трудом раздобыл совсем недавно. Следом за безоарами на пол упал он сам, но тот не спешил проглатывать его, хотя Снейп не отказался бы навсегда раствориться в выщербленных половицах, чтобы никогда, никогда, никогда больше не испытывать такого стыда. Как ни прискорбно, Сириус Блэк не имел ни малейшего отношения к происходящему. Как ни прискорбно, Кингсли, Аластор и все остальные были правы в своих подозрениях. И самое прискорбное — Люпин ошибся в своей вере. Северус Снейп действительно был предателем, и крошечным голосом в пользу смягчения этого приговора было то, что сам он, похоже, об этом не знал. Теперь всё становилось ясным — и сны, после которых он просыпался измученным настолько, что мадам Помфри заявила, будто он не спал вовсе — потому что он и впрямь в каком-то смысле не спал. Я ненавижу Орден — он ведь говорил это не всерьёз. Просто досада и уязвлённое самолюбие. И это глупейшее желание добровольно очернить репутацию, только чтобы все остались довольны. Что это было: случайная безумная мысль или устойчивое помешательство? Невидимый похититель пробирался в его покои незамеченным и всегда угадывал пароли, потому что ему не приходилось угадывать — он знал их с самого начала. И только один-единственный пароль ему не поддался, заставив вынырнуть на поверхность. Тот, кто жил внутри Северуса, испугался не гнева Ремуса, а его печального взгляда обманутого человека; он не был готов к этой новой силе, нарушившей баланс. Снейп пошевелился, случайно наступив на один из безоаров. Хрупкий камень жалобно хрустнул, больно впиваясь в придавившее его колено, и Северус зажал рукой рот, скрючившись в приступе тошноты. Он отправился к Люпину задолго после рассвета — не потому, конечно, что он боялся его разбудить, просто ровно столько потребовалось ему, чтобы осознать: он не сможет справиться один. Ремус, похоже, здорово испугался, когда Снейп, шатаясь, выскочил из его камина, но быстро взял себя в руки, и только глубина морщинки, пролегающей между бровей, выдавала степень его озабоченности. Северус давился словами, и, должно быть, только терпение Люпина вместе с его способностями слушать и слышать позволили ему разобрать суть в хаотичном потоке чужой злости и страхов. Снейп выталкивал из себя признания, потому что терпеть не мог откровений, и одновременно пытался удержать себя, чтобы не сорваться на лихорадочное зацикливание. Очень, очень отдалённо всё это походило на то, как он выворачивал себя перед Дамблдором, пытаясь выпросить не прощения, но возможности сделать новый выбор. Тогда он боялся решения директора, ужасно боялся, но грядущих слов Люпина он боялся ещё больше. Однако тот явно не собирался обрушивать на Северуса град обвинений. — Значит, луна на нас обоих действует по-особенному? — спросил он, на первый взгляд, невпопад. — Я обращаюсь в волка, а ты, значит, начинаешь ходить во сне? — При чём здесь полнолуние? — недоумение заставило Снейпа покинуть ненадолго скорлупу мучительной прострации. — Я не сомнамбула! Это совсем другое! В том-то всё и дело!.. — Я понимаю… — Нет! — яростно огрызнулся Северус. Кто-то затряс его руки, и только опустив взгляд, он увидел, что они дрожали сами по себе. Он никогда не был образцом сдержанности, но уже давно так бесповоротно не терял над собой контроль. — Это совсем не то же самое, что превращение для оборотня, — он попытался продолжить спокойнее. Получалось с трудом. — Это был я. Всё ещё я. Правда, я… не помнил своего имени. — Вот видишь, — Люпин был неожиданно, неприемлемо дружелюбен. — Совсем как я недавней ночью. — Да нет же, — Северус и сам не мог понять, почему ему вздумалось переубедить Ремуса. — Это всё равно была… часть меня. Та часть, которая терпеть не могла Аластора, Сириуса Блэка и всех прочих. — Сириуса, на которого он мысленно даже пытался свалить всю вину — но об этом Снейп на всякий случай умолчал. — А у меня есть часть, которая просыпается раз в месяц и жаждет живой плоти в зубах, если вовремя её не утихомирить. — Ряд недавних событий убедил Северуса в том, что не следует безоговорочно доверять своим ощущениям. Но если ему не мерещилось, Люпин говорил с ним ласково. — Но ты… ничего не можешь с этим поделать, — как разительно эти слова отличались от сказанных всего несколько лет назад, когда Северус купил Люпину прощальный билет на экспресс прочь из Хогвартса, в котором не место монстрам. Он не думал, что способен к столь разительным переменам — или же взаправду не был способен в ту пору. — Это… просто инстинкт. Ты поступаешь так, потому что однажды тебя укусил оборотень. Только и всего. — Каждый из нас в той или иной мере создан другими. — Люпин встал, а затем опустился рядом с ним. Северус только сейчас заметил, что сидел на полу. — Я беспокоился вовсе не на пустом месте. О том, что сделал с тобой, что мы все сделали. — Только не заводи свою любимую шарманку про голема, которого ты слепил своими руками. — Ремус поднял бровь. — Про то, что ты сделал меня злодеем, готовым предать любого, — мрачно пояснил Снейп. Беспощадная правда обрушилась на него с новой силой. Правда о том, что неуловимый предатель, которого разыскивал весь Орден, был он сам. Его отколовшаяся часть, которая не была до сих предана Волдеморту, нет, скорее, просто озлоблена на тех, кто не захотел оценить и принять его помощь, оскорблена чужими подозрениями, выбравшая самую глупую из возможностей отомстить. Что-то попало ему в глаз. В оба глаза. Что-то неприятное, мокрое, мешающее видеть. — Нельзя оценивать влияние, которое оказывают на нас другие, — Люпин продолжал стоять на своём. С самого начала он казался удивлённым, но не потрясённым до глубины души. — Особенно разрушительное влияние. Меня укусил оборотень, а тебе поставили подножку — фигурально выражаясь, конечно, — и мы оба уже не те, что прежде.  — В последнее время тебя трудно переспорить, — процедил Северус из последних сил и закрыл саднившие глаза. Стало немного легче. Ладонь Ремуса оказалась на его запястье. Стало ещё немного легче. Каждый из нас в той или иной мере создан другими. Ради Северуса Люпин подавил в себе желание немедленно вцепиться в чужое горло. В то же время, имя Люпина заставило Северуса очнуться. Если он и слепил Снейпа, то слепил дважды, а главное — Северус больше не чувствовал себя униженным подобным утверждением, не хотел отрицать эту странную, но въедливую теорию. — Аластор просто хотел отыскать виновного. И он был прав почти во всём, — отголосок эйфории от защиты Люпина открыл в нём какое-то необычайное мягкодушие, в порыве которого он готов был взглянуть иначе на тех, кого совсем недавно терпеть не мог. Ладонь Ремуса переместилась на его затылок, и Снейпу почти не захотелось отстраниться — только самую малость, от непривычки. — Полагаю, ему незачем знать все детали случившегося, — осторожно заявил Люпин. — Как ты считаешь? Кто бы ни устроил этот саботаж, он ведь не вернётся, верно? Северус медленно выдохнул, затем вдохнул, и мало-помалу дышать становилось всё легче. — Мне кажется, я больше не увижу этих снов, — сказал он. И Люпин, похоже, был уверен в этом больше, чем он сам.