В мерцании звёзд Бархат ночи колышет Свет лунных лучей.
Бархат ночи. Хокку неизвестного автора.
«А воздух ведь пахнет сиренью». Наверное, слишком смело восхищаться воздухом в такой неформальной обстановке. Но ведь когда душа танцует на остром ветру, разве можно думать о чём-то другом? В холодном мерцании звёзд тихо спят сказочные ивы, и по их тонким изящным ветвям в сумрачном безмолвии стекают чьи-то слёзы. Чьи же, если не секрет? — Наверное, ночь — это девушка, — с искренним восхищением ответил своим мыслям Адам. — Раз плачет, значит, несчастна. Ему была интересна эта мысль. Разве может быть несчастна девушка, что хранит под подолом своего платья самых очаровательных, самых волшебных мечтателей? Ведь, как говорят, ночью не спят лишь мечтатели, влюблённые и бесконечно одинокие. И тут Адам задумался: а каковы же ивы? Они вовсе не одиноки, ведь обрамляют всё озеро, они и не влюблены безответно… Может, всё-таки мечтатели? А могут ли ивы мечтать? Он почесал затылок и, отдавшись прохладному ветру, что так пах сиренью, перемахнул через маленькую скамейку, которая одиноко ждала кого-то на вершине холма. Земля под ней, размягчённая летними дождями, оказалась слишком скользкой, и юноша, рухнув на спину, успел лишь коротко вскрикнуть да закрыть лицо предплечьями, чтобы не повредить себе ничего и не выколоть глаза. И хотя холм казался ему маленьким, он успел помолиться всем богам, каких только смог вспомнить. И даже не от страха того, что может сломать себе руку. Адам боялся, что внизу его кто-то будет ждать. И не сказочный олень с намотанными на рога лианами, а окровавленный маньяк, который скидывает в прозрачное озеро очередную жертву. Но, не смотря на это, Адам не стал ждать и резво вскочил на ноги, как только остановился из-за какого-то валуна. Вопреки всем его ожиданиям, воздух не пах ни кровью, ни сиренью. Он пах гвоздикой. И, наверное, немного цитрусом. Адам быстро покачал головой, как бы стряхивая все ненужные мысли, а затем осмотрелся ещё раз. Возможно, в поисках книги и фонарика, которые выпали из его раскрытой сумки. С горечью подумав, что в темноте он ничего не найдёт, парень поднял голову. Ему это снится? Вдруг всё, что он видел, было лишь одной большой иллюзией?! Впрочем, каким бы это место ни было, Адам готов отдать ему свою душу. Серебристым зеркалом раскинулось огромное, точно самое настоящее море, озеро, и сейчас оно было мертвенно-спокойным. Берега обрамляли плакучие ивы, которые в освещении запутавшихся в их листьях светлячков выглядели неестественно-тёмными, будто нарисованные углём на белоснежном листе. Тихий ветер, совсем не такой, какой встретил Адама в начале пути, кружил в себе лепестки вечерних цветов и, быть может, какие-то резные листья. Ветерок мягко зарывался в кроны тех самых ив, и капли, стекающие по тонким листьям, зазвенели о гладь воды. Адам с нескрываемым восхищением услышал в этом звоне какую-то мелодию, совсем-совсем тихую, едва различимую, но всё же мелодию. Так поёт озеро, так поёт ветер, так поёт… Душа? Адам поднял свою сумку, накинул длинную лямку на плечо и тут же забыл про неё — начал срывать с ног чёрные кеды вместе с носками, закатал джинсы до колен и, пытаясь утихомирить вспыхнувший в груди восторг, бесшумно подошёл к воде. К чистой, прозрачной воде, которая, казалось, немного светится. Парень даже не собирался искать фонарик, алмазные звёзды освещали это маленькое сокровище природы ничуть не хуже. Бледноликая луна, казалось, в эту ночь вовсе не была одинокой, как и сам Адам. Никогда бы он не подумал, что сможет быть таким счастливым среди изящных ив, среди чуть прохладного ветра и невероятно прекрасного озера. Вот так вот, вдали от всех людей, наедине с природой, он смог почувствовать себя свободным. Мимолётный шажок в хрустальную воду. Тысячи холодных иголок вдруг усеяли всю его стопу, но эта перемена в температуре была даже приятной, ведь разгорячённому азартом телу, в конце концов, нужно остудиться. Второй шажок. Все мысли выбились из головы, все чувства потухли, словно фитили свеч, и осталось лишь одно: чувство бесконечной свободы. Отдаваясь ночному летнему ветру, Адам сделал несколько неуверенных шажков вперёд. А затем, осознав, что он принадлежит этому месту, юноша звонко рассмеялся и, почувствовав себя птицей, побежал вдоль берега, по воде, не заботясь о брызгах. И тишина, и песня… Он был готов носиться так до самого рассвета. Брызгать холодной водой, смеяться под луной и слушать завывающий смех ветра. Есть ли что-то, что может быть прекраснее такой беззаботной суеты? Вряд ли. Так продолжалось до тех пор, пока вода не начала жечь ему ноги. — Что за чёрт? — в недоумении бросил Адам, неохотно выбегая на берег. Вода замерцала. Некогда спокойное озеро вспенивалось, бурлило и выбрасывало свои волны на берег, словно кто-то, кто был глубоко на дне, начал просыпаться. Пена белой кромкой опоясывала озёрную гладь, и Адам сглотнул. Нашарил в сумке запасной фонарь и, судорожно нажав кнопку, посветил куда-то вперёд, пытаясь найти источник беспокойства. Он ожидал увидеть монстра, огромную тень с множеством рук, безобразного зверя, но не увидел никого. Так он думал. А потом вода заискрилась. Светлячки, что веселились в ветвях ив, дружной цепочкой потянулись к озеру, тускло освещая воду. Адам прищурился и заметил какое-то движение. Сперва не поверил и опешил, но уже через секунду разглядел две фигуры. Белоснежные, словно сотворённые из мела, они кружили по водной глади, а затем, остановившись рядом друг с другом, синхронно зашагали к берегу. Прямиком к Адаму. Фонарик в худой руке задрожал, и парень попятился назад, однако светлые тени достигли его раньше. Страх захлебнул его мысли, заставил сжаться, словно котёнок, но светлые руки — мужская и женская — легли на его плечи, и доносящийся из чужих уст шёпот молвил: — Ну, тихо, не переживай. Мы тебе не враги. — А кто… кто вы тогда?! — Её зовут Рашель, — юноша, которому на вид было лет пятнадцать, удержал пошатнувшегося Адама. — А меня зовут Мишель. Будем знакомы. Мишель отступил в сторону и протянул свою тощую руку для рукопожатия. Адама, немного ошалевшего от таких, мягко говоря, необычных личностей, это смутило, но всё же он протянул руку в ответ. Кожа близняшек была нежно-белой, фарфоровой, как и волосы, и одежда, и глаза. Будто бы две маленькие звёздочки спустились с неба. — А как зовут тебя? Ты не представился, — подала тоненький голосок Рашель. — Я… меня зовут Адам Морган. Ребята, я тут случайно оказался, можно я пойду? Куда-нибудь… Близняшки-звёздочки переглянулись и в один голос затараторили: — Но почему? Ты же наш долгожданный гость! Мы рады тебе! — Что? Гость? — откровенно не понимал парень. — Нет, вы меня спутали с кем-то. Меня никто не приглашал! И только Адам развернулся, как услышал громкий, оглушающий грохот вперемешку со всплесками воды. «Здравый смысл всегда проигрывает любопытству», — невесело подумал юноша и обернулся. Озеро бушевало, волны сцеплялись в бессмысленной схватке и обращались в жемчужно-белую пену, воздух засвистел и разом смахнул с ив все их слёзы, луну же окутало чернильное облако. Адам, не выдержав землетрясения, упал и ободрал об какие-то колючки руки. Наконец, вода успокоилась, и безупречное зеркало вновь воцарилась на озере. Воздух над ним начал сгущаться. Невидимые завитки ветра, казалось, стягивали с неба облака и оставляли здесь, над водой. Постепенно начал сгущаться туман. И ветер затих… — Что происходит? — тихо шепнул Адам с широко распахнутыми глазами. — Двери нашего дома открываются, — близняшки подняли его с внезапно похолодевшей земли. А ведь всего каких-то пять минут продолжалось это буйство мироздания. Адам неспешно открыл синие глаза. Замер. Разом выдохнул весь воздух, что был у него в лёгких. На дне взгляда расплескалась позабытая вера в чудеса. Перед ним стоял город. Город мерцания и волшебного сияния. Город, вокруг которого серебрится туман. Именно это место зовут «призрачным», «несуществующим», «забытым».Это место зовут Городом забытых огней.