Или дух, земле чужой И чужой для бестелесных, Замкнутый в пределах тесных Безнадёжности глухой, Жаждет, мучимый тоскою, Нашей казни над собою?..
Полонский Яков.
Всё же смеялся граф долго. Очень долго, пронзительно и, самое главное, задорно, словно он тысячу лет так не забавлялся. На секунду Адам даже забыл о себе и передряге, в которую попал, задумался он о психическом здравии своего собеседника, который едва ли не пополам согнулся от смеха. — Ах, прости-прости, — сдерживая порывы смеха, извинился Винсент и смахнул с глаза слезу. — Давно я так не забавлялся. Ты здравомыслящий парень, Адам, хотя и мечтатель. Ты не сошёл с ума, уверяю. Просто попал в придирчивый город, который, хоть и не полюбил тебя, нуждается в твоей помощи. До тебя были точно такие же ничего не понимающие люди, точно такие же юноши, которые хотели лишь пожаловаться на то, что жизнь с ними не справедливо обошлась. Ты не такой, хотя и похож. Если помогут тебе, поможешь и ты. Ты нужен нам, Адам. Этот город — аномалия, выкинутая из реки времени рыба. Я готов дать тебе всё, что пожелаешь: кров, одежду, еду. Бросить к твоим ногам всё, что могу, взамен же попрошу лишь одного: не сбегай отсюда. Помоги нам, Адам. А затем прозвенела тишина. Птицы под окном замолкли, стих ветер, и лишь два дыхания: тихое и уверенное, — сотрясали безмолвие. В глазах одного плескалась паника, в глазах другого — смутная надежда. Адам не понимал, чего от него требуют. Он боялся подвести всех, с кем он познакомился за последние пять часов. Ведь это же он, слабенький и ранимый душой Адам, которые не умеет ничего, кроме гармоничного изложения своих чудатковатых мыслей на листе бумаги. Чем он им поможет? Придумает красивую легенду о своей гибели в этом городе? Напишет стих о Вороновом кучере? Напишет прозу о знакомстве с близнецами-альбиносами, которым далеко за сотню лет? — Я… помогу вам, — ты что несёшь, Адам?! — Конечно. Рашель сказала, что хочет услышать мои стихи. Большего мне и не надо. Кажется, даже Винсент удивился. По-крайней мере, таким он показался Адаму. Но хитрющая, лисья ухмылка вновь воцарилась на бледном лице, и Адам призадумался: а не розыгрыш ли это был? — Всё же ты удивительный человек, Адам. Швея Эвелины, к слову, сшила тебе костюм. Мы сняли мерки, пока ты лежал тут без сознания. Найдёшь его в шкафу, — Винсент указал в сторону резного деревянного шкафа. — Город живёт сущностями, которые, откровенно говоря, не очень жалуют незнакомцев, тем более пришедших извне. Переоденешься — спускайся вниз, в столовую. Если возникнут какие-то сложности — обращайся ко мне или к моим звёздам. Остальным доверять нельзя. Всё, жду на завтраке. Адам отвлёкся на птицу, прыгающую на подоконнике, а когда обернулся — не увидел никого. Вновь пустая комната, и лишь шорох одеял на кровати нарушает тишину. Забавно, однако. «Винсент кто угодно, но уж точно не человек», — подытожил Адам, вставая с кровати. Он остался в своей одежде, лишь клетчатую рубашку сняли (он даже и думать не хотел, что с ней) и кеды. И тут парень начал гадать: а какая, собственно, одежда его ждёт? Какая-нибудь смешная, правда? Нелепая, глупая, не по размеру, ну или ещё что-нибудь в этом духе. Адам открыл шкаф и почувствовал себя как-то неуютно — всё это ради него? Одежда была обычной, на удивление приятной. И очень похожей на одежду Кальяса. Чёрные брюки и такой же жилет, тёмная рубашка и синий шейный платок, благодаря которому глаза Адама, казалось, стали ещё ярче. Дополняли всё это длинный пиджак и тёмные туфли. Адаму было смешно смотреть на себя в зеркало. Перед глазами сразу вырисовывался образ какого-то бизнесмена, ну или что-то в этом духе. Забавно это смотрится. Обувь оказалась немного не по размеру, но носить её было вполне возможно. «Очень надеюсь, что бегать мне не придётся. Иначе я потеряю обувь. Неудобно будет», — прокомментировал парень и усмехнулся собственным мыслям. Всё же ему стало неудобно за те неприятности, которые он доставил близнецам и графу Кальясу. «В качестве извинения, — думал он. — Заправлю постель». Конечно, пришлось повозиться с многочисленными покрывалами и одеялами, но Адам быстро со всем управился. В конце концов, он привык к подобной работе. Адам вышел из комнаты, осмотрелся. Весь коридор, хоть и был без окон, всё же был достаточно освещённым. Ковёр — светло-голубой, лавандовый, с вышитыми золотистой нитью узорами. На длинной стене Адам насчитал пять различных картин с, откровенно говоря, довольно мрачным содержанием. На первой ворон заглядывал в глазницу черепа, на второй был букет засохших цветов, на третьей бабочка рассыпалась в прах, на четвёртой засохшая роза обвилась вокруг фужера с вином (кровью?..), а на пятой, самой изящной, скелет во фраке танцевал и одновременно целовал тонкую девушку с копной вьющихся каштановых волос и терновым венком. «Если у Винсента действительно такой вкус в картинах, то мне страшно за свою жизнь», — хмуро подумал Адам, проходя мимо последней картины. Граф Кальяс улыбчивый, но чертовски мрачный мужчина. Адам пошёл в более освещённую сторону, так как там, судя по всему, и была лестница. Она была довольно тёмной, витиеватой, одним словом — готический стиль на лицо. Адам спустился вниз, на первый этаж, а куда идти дальше — не представлял. Поместье было огромным, затеряться в нём проще, чем щёлкнуть пальцами. Адам почувствовал себя маленьким котёнком. В бок ему влетело светловолосое чудо в лице Рашель, и она, не позволяя потерявшемуся Адаму упасть, схватила его за запястье и потянула куда-то в сторону, вероятно, в сторону столовой. Адам не видел смысла что-либо возражать, поэтому молча поддался и последовал за Рашель. Она выглядела не встревоженной, а задумавшейся о чём-то. И ужасно торопящейся. В столовой Адам ожидал увидеть нечто из ряда вон выходящее. Толпу шикарно одетых людей, ожидал услышать светские переговоры и разливающееся в бокалы вино. Но нет, его удивили даже тут! В столовой, которая была немного светлее остальных комнат за счёт прозрачного окна, не было никого. Только Мишель, который расправлял на столе пышный букет цветов. И Адам с Рашель. Стены в столовой были светлыми, может быть, с оттенками синего и голубого. Золотая вышивка на ковре, замеченная Адамом на втором этаже, теперь преобразилась в три большие картины с позолоченными рамами. Две поменьше, которые располагались слева и справа от стола, были выполнены в тёмных, но ни в коем случае не чёрных тонах. На картине слева девушка, окружённая тёмным лесом, держала в руке синицу, а на картине справа эта же девушка сидела на коленях и роняла слёзы, а синица, открыв крошечный клювик, замертво упала на её колени. А на центральной картине, самой жуткой и мрачной, Адам увидел ворона. Огромный, едва ли не свирепый, он сидел на тонком пальце скелета. Всего одна костлявая кисть руки, но и та вызывала неприязнь. Смотрящий куда-то в сторону ворон, казалось, вовсе не принадлежал этому миру: перья — взлохмачены, глаза — налитые кровью (вином?..), лапы — иссушенные и острые, когти на них вполне могут выдрать Адаму глаза. Мурашки пробежали по телу юноши, и он, распрощавшись с голодом, принялся просто рассматривать длинный стол. Взглядом ни за что не цеплялся и лишь делал вид, что увлечён интерьером. На самом деле отводил взгляд, чтобы не встретиться с красноглазым вороном. Мишель воспринял это с глубочайшим удивлением. — Не хочешь есть? — в недоумении переспросил он. — Да, я не голоден, — вежливо отказал Адам. — Не признаешь, что эти картины ужасны? — Рашель равнодушно скрестила руки под грудью и посмотрела на ворона. — Картины жутковаты, правда, — согласился он. — Но разве вам можно вот так вот говорить, что у вашего господина плохой вкус? — Мы любим милорда Кальяса, не пойми не правильно, но его пристрастие к готическому стилю напрягает и немного раздражает. Не вижу смысла молчать о таком. — Не обобщай, — улыбнулся Мишель и потянулся. — Ну-с, раз ты не голоден, то давайте прогуляемся по улицам? Мы с сестрой расскажем тебе всё и покажем. Замечательная же идея! Само собой, Адаму не дали и слова вставить, молча потащили за собой.***
Солнца лучи уже осветили серый город, и от былой мистики уже не осталось ни единого следа. Туман рассеялся, и весь город преспокойно дремал под ясным небом. Ветер гнал в себе листья с деревьев и лепестки с клумб, а аккуратная метла, управляемая прозрачными руками, сметала с белёсого крыльца пыль и мусор. Адам не знал, как обойти это препятствие, но когда хозяин метлы, белоснежный сгусток энергии с худенькими руками и двумя глазами, обведёнными чёрным кольцом, увидел Адама, он вежливо поклонился и «отплыл» в сторону. На удивлённый взгляд юноши Мишель рассмеялся и ударился в объяснения: — Не бойся, эти существа ничего тебе не сделают. Они играют роль прислуги в трёх графских домах. У них нет имён и сознания, по большей части они умеют лишь то, на что указывает хозяин. Конечно, невозможно повесить на этих крошек большую ответственность, и в доме есть ещё несколько слуг. Например, мы с Рашель. Адам решил для себя, что будет внимательно слушать слова звёзд. Ведь если он действительно собирается помочь Кальясу и городу, то нужно внимательно изучить все эти аномалии. Они наконец-то спустились с крыльца и пошли к тонкой калитке с вытянутыми вверх пиками. В ту ночь, когда его сюда затащили, он не видел этого. Они вышли на улицу, и в лицо им ударил свежий воздух, пропитанный запахом цветов и пыли. Мимо пронёсся экипаж с изящной лошадью. Адам осмотрелся и увидел, что теперь по улицам города кто-то ходил. Призраки. Очертания тех людей, которые жили здесь раньше. Одна мадемуазель, например, налетела на Адама и обратилась в белую пыль, а затем, материализовавшись за его спиной, продолжила милую беседу со своей подругой. Парень почувствовал на плечах холодок, но решил, что лучше не показывать удивления. В конце концов, он уже не должен подобному удивляться. Слишком много удивительного уже видел. — Пока что город населён лишь призраками, — Мишель натянул на руки перчатки, застегнул пиджак. — Эти души были здесь во время катастрофы, произошедшей пару сотен лет назад. Воздух будто бы зафиксировал их время, и сейчас, в первый день, они попросту повторяют все свои движения. Сейчас они на тебя не повлияют. Ну, возможно, почувствуешь холодок. — Минутку! Вы говорите, что они — призраки, так? Почему же вы, ваш господин и некая Эвелина не выпали из временного цикла? Почему вы не призраки, а обычные жители? — Демиурги Чёрных Роз, — кратко ответила Рашель, поправляя небольшую белую шляпку с кровавыми цветам. — Вот и всё. — Демиурги кого? — Чёрных Роз. Не переживай, все в точно таком же замешательстве были. Демиурги Чёрных Роз — это своеобразная магическая организация. Группа лиц с силой, способной опровергнуть законы физики. Сильнейшие маги. Думаю, ты понял меня. Мы с сестрой тоже Демиурги, хотя и прислуживаем господину Кальясу. Несколько веков назад произошла трагедия, за которую мы расплачиваемся и по сей день. Один из Демиургов предал всех нас и попытался совершить запрещённый ритуал. Тогда все, кто были в том поместье, смогли уцелеть. Мы с сестрой, господин Кальяс с госпожой Эвелиной, её слуги… — Печальная история, — вздохнула Рашель, но грустной она не выглядела. Ребята вышли к центральному парку, и «людей» тут было немного больше. Отовсюду лился смех и щебетания очаровательных голосков девиц в длинных платьях. Город дышал, жил, и Адам чудесно это ощущал. Ветер — дыхание, шаги людей — сердцебиение. Слова Кальяса наконец-то оказались кристально-ясными. Ребята осторожно пошли по мощёной дорожке куда-то вглубь, где кроны деревьев переплетались настолько тесно, что солнце едва пробивалось сквозь листву. Тут было меньше людей, чем в основной части парка, но в тени троица чувствовала себя уютнее и спокойнее. — Город полон различных существ. Призраки, духи, демиурги, ноктурнисты, иногда попадаются оборотни и вампиры. — Ноктурнисты — это люди, связанные с ночью? — поинтересовался Адам. — Маги, умеющие использовать свои и чужие тени в качестве оружия. Довольно сильные особы, но очень тихие и скрытные. Как правило, они не настроены враждебно. Но иногда, особенно если человек смешал в себе кровь нескольких существ, ноктурнисты обладают ужасно задиристым характером, почти что невыносимым, — последние слова Мишель чуть ли не простонал. — Госпожа Эвелина, например. — Я уже не могу слышать это имя! Кто такая Эвелина? Вы очень часто её упоминаете. — Миледи Эвелина, — спокойно начала рассказывать Рашель, сводя руки в замочек за спиной. — Самая близкая к нашему дому. В своё время она заменила милорду Кальясу семью. Она обучила его некоторым магическим приёмам. Миледи Эвелина из рода Ривьер. Дом Ривьер и Кальяс были извечными союзниками в любом конфликте. Если дело касалось Демиургов Чёрных Роз, то они едва ли не одним человеком становились. Рашель вздохнула, и за неё продолжил её брат: — Незадолго перед конфликтом, который всё разрушил, кто-то решил уничтожить эту симпатию между домами. «Некто» поссорил господина Кальяса с госпожой де Ривьер, и поэтому отношения всех демиургов едва ли не переросли в настоящую вражду. Благодаря этому, — он сделал короткую паузу, словно выбирая нужные слова. — Третий граф совершил задуманное. Мы не успели вовремя опомниться. И всё обратилось в прах. Адам вновь услышал тишину, наполненную дамскими смешками, шумом ветра в листве и всплесками фонтана, что покоился в самом центре этого парка. Понадобилось несколько минут, чтобы переварить всё услышанное. Эвелина де Ривьер учила Винсента Кальяса магии и заменила ему семью. «Получается, в результате чего-то у Винсента не осталось родных?» — вскользь спросили его мысли. Спрашивать об этом он не решился. Главные лица этого города — Демиурги Чёрных Роз, сильнейшие маги, которые могут приструнить особо агрессивных. Ривьеры и Кальясы были очень дружны, однако в один момент третье лицо их сильно поссорило. Воспользовавшись ситуацией, некий граф, входящий в состав демиургов, совершил запрещённый ритуал. И тогда город погиб. — Повторюсь, почему вы спаслись? Если вы были в эпицентре этой катастрофы, то не должны ли вы попросту умереть? Я не понимаю. И почему на всех остальных так повлияло это? То есть, почему сущности, созданные графами, преспокойно подметают крыльцо, а дамы у фонтана являются обыкновенными призраками, которые потом повторяют свои судьбы? — Задаёшь много вопросов, — наконец-то улыбнулась Рашель, но улыбка была похожа на оскал. — Мне нравится эта черта. — Господин Кальяс говорит, что спаслись все демиурги, все хранители. Наверное, для того, чтобы вытащить город из этого временного прокола. Возможно, выживших больше, мы не знаем наверняка. — Ну, хорошо, — громко выдохнул Адам, практически фыркнул. — Допустим, что так. А я-то здесь как замешан? Я лишь был расстроен некоторыми обстоятельствами в своей жизни, поэтому отправился к озеру. А потом появились вы и этот город. Как он вообще выбирает время, чтобы появиться? — Город появляется тогда, когда к озеру приближается потенциальный спаситель. Ему нужен человек, который сможет освободить его из временного заточения. До тебя были ещё люди, но… — Мишель, было видно, разнервничался. — Все погибли. Кроме двадцатитрёхлетнего художника, но он решил, что сошёл с ума, поэтому попросту бросил всех нас. Пообещал помочь, а потом предал. И вновь шумящая тишина. Адам вспомнил, что человек, рассказавший ему про то озеро, был двадцатитрёхлетним художником.