Черный ворон в сумраке снежном, Черный бархат на смуглых плечах. Томный голос пением нежным Мне поет о южных ночах.
Александр Блок.
Сон Адама был невыносимо долгим. Казалось, что он и не живой вовсе. Близнецы, а особенно Мишель, едва ли не со слезами на глазах наблюдали за угасающим пламенем, что тихо потрескивало в душе парня. Они ожидали жара, вскриков, бред, агонии, бешено колотящееся сердце, слёзы… Но Адам лишь тихо, практически беззвучно вдыхал тёплый воздух. Никаких истерик и предсмертных конвульсий, лишь мирный, шелестящий в подсознании сон. Мишель наконец-то прокусил кожу на фаланге указательного пальца, и багровая кровь, нарисовав кольцо на тонком пальце, крупной каплей упала и разбилась о белоснежную простынь. Чёрный ворон уютно пристроился на подоконнике. — Пойдём. Попробуем снова разгадать ту загадку. Мне нужна твоя помощь, брат. Рашель поджала губы, шумно вздохнула и подождала Мишеля у приоткрытой дубовой двери. Брат не хотел оставлять Адама в одиночестве, но и свалить все заботы на хрупкие плечи сестры он тоже себе не позволил. Аккуратно вытер палец рукавом рубашки и, пряча укус от сестры, зашагал следом за ней. В комнате воцарилась пустота, нарушаемая быстрым, но очень тихим сердцебиением. Ворон деловито потоптался на подоконнике, а потом, расправив длинные крылья, влетел в комнату, захлопнул дверь и повернул тонкими лапками золотистый ключ в замочной скважине. Глухой щелчок, словно пощёчина, заставил Адама распахнуть глаза. Зрачок расширился, и теперь казалось, что радужка его глаза приобрела чёрный цвет. Взгляд, расфокусированный и затуманенный, уцепился за расхаживающую по его ногам птицу. Адам слабо понимал, что вообще происходит, и почему он лежит в чьей-то постели, но столь наглый ворон показался ему верхом этого беспредела. — Что? Где я?.. — Адам потёр глаза, зажмурился и вновь посмотрел на птицу. Когда к зрению вернулась острота, первое, что юноша смог разглядеть — это ненормальные глаза ворона. Если знания в биологии его не подводят, то у птиц всегда чёрные, бездонные глаза. У этой же они были такими же, как у Адама — синими, словно пучина океана. Вот только у ворона один глаз был намного светлее второго, и парень неосознанно сравнил его глаза с бушующими волнами под безоблачным небом. — Так, парень, тебе надо взять себя в руки, — стукнул он себя по разгорячённому потному лбу. — Совсем уже с ума начал сходить. Галлюцинации и разговор с самим собой, — это уже верх сумасшествия. — Но сумасшествие не властно над тобой. И низкий, бархатный голос наполняет комнату, словно красное вино хрустальный бокал. Адам вздрагивает, вжимается в подушку и молча таращится на разноглазого ворона. — Что ты такое?! Первая подушка летит в ворона, но тот изящно уклоняется. — Не советую тебе разбрасываться подушками со своей постели. Ты ведь не сможешь встать, чтобы положить их обратно. Звёзды вряд ли тебя услышат, они сейчас в недрах этого дома. Ворон выразительно посмотрел на испуганного, раскрасневшегося, ослабленного мальчишку, а потом, потоптавшись на одеяле, подпрыгнул к нему, уцепившись лапками за футболку. — Чего ты хочешь? — Адаму становилось всё хуже и хуже. — Выклевать мне глаза? — Что? Какие глаза? С чего ты решил, что я вообще хочу тебе навредить? Я хочу поговорить. К слову, зови меня Винсом. — О чём? — Адам лёг на спину, чтобы Винсу было удобнее топтаться на его животе. — Благодарю, так гораздо лучше. Я хочу поговорить с тобой о городе, в котором ты сейчас находишься. И о том, что он тебя отверг. — Разве город может отвергнуть? — В этом вся проблема. Вы думаете, что город мёртвый. Что он — просто груда камней, кирпичей и деревьев. Ошибаешься ведь. Город живой, и он чувствует каждый твой шаг, каждый твой вздох. Ты, входя в него, не проявил должного уважения. Наверное, это и есть ответ, почему ты лежишь при смерти. Пока ты не уважаешь город, город не будет уважать тебя. Возьми себе это на заметку. — Поцарапай мою кожу. Я ведь сплю? Всё это не может быть правдой. И кучер, и запах сирени, и говорящий ворон, и туман, и озеро, и неудачный стих, и… — Совсем парню плохо, — плавно покачал чёрной головой ворон. — Всё же я не смогу ему помочь из этого тела. Надо подождать близнецов. Птица расправила чёрные крылья, отомкнула дверь и, пристроившись на круглой ручке, ждала. Альбиносы влетели в комнату через полторы минуты. Адам бредил, потел, громко дышал, а стоило двери распахнуться, его ударил озноб. Винс вытянул ключ из замочной скважины и, держа его в лапках, шустро вылетел в коридор, а затем растворился в его темноте. — Адам! Мы нашли лекарство! Подожди секунду. Мы неправильно разгадали загадку господина, но всё же достали это средство! Казалось, у Мишеля в глазах действительно заблестели звёзды, и он, сжимая в руке прозрачную ёмкость, похожую на небольшой сосуд, подбежал к кровати. Жидкость во флаконе напоминала окрашенную в рыжеватый цвет воду, которая изредка меняла свою окраску на светло-фиолетовую. — Вот, я его подержу. Мишель чуть приподнял Адама, немного пощекотал, чтобы тот хоть немного пришёл в себя, а затем Рашель помогла ему сделать глоток. На вкус это было похоже на мёд с лёгким ореховым оттенком. Очень вкусно, особенно для сладкоежки Адама, но больше одного глотка Рашель сделать не позволила. Она плотно закрыла флакон и поставила его на прикроватную тумбочку. Помогла Адаму прокашляться, а затем глубоко вздохнула и отошла к окну, чтобы закрыть его. Обратила внимание на брошенную подушку, но не придала этому должного значения, лишь взбила её и положила на кровать. — Что? Где?.. — разум Адама очистился от всякой пыли, и теперь он смог спокойно всё выяснить. — Ты в имении господина Кальяса. Как только мы пришли, ты потерял сознание, и господин настоял, чтобы тебя уложили в ближайшую к его кабинету комнату. Но затем он исчез. — Перед тем, как исчезнуть, милорд Кальяс сказал нам всего несколько слов, которые складывались в загадку. Мы разгадали её, но неправильно. Ты начал умирать. И тогда брат предложил воспринять эту загадку в ином смысле. Как видишь, — она вздохнула. — Ты теперь жив и здоров. Будешь делать один глоток раз в два дня, и тогда ты сможешь спокойно жить в этом городе. — Подождите! С чего вы вообще взяли, что я останусь в этом городе? У меня есть свой дом, родители, друзья, не могу же я их бросить. Краем глаза Адам заметил высокую тень, что появилась в дверном проёме. — Мои дорогие, — по плечам Адама побежала стая мурашек, стоило ему только услышать этот самый голос, сравнимый с кровавым вином. — Могу я потолковать с гостем наедине? — Милорд! Господин! Близнецы со всех ног бросились к тени и обняли его изо всех сил. Так обнимают любимого человека, которого не видел несколько мучительных лет. Удивительно, но статный, как казалось Адаму, граф опустил свои руки на их плечи и обнял в ответ. — И я соскучился. А теперь, — он аккуратно проскользнул в комнату и закрыл дверь. — Брысь отсюда. Помогите Эвелине. Близнецы пытались что-то возразить, но дверь уже была закрыта. Услышав щелчок ключа, Рашель что-то буркнула себе под нос, рассмешив графа, а затем, взяв брата за руку, пошла к лестнице. Адама не особо волновали семейные разборки, поэтому он заинтересованно рассматривал пришедшего к нему. Он был высок, но худощав, и даже плотные одежды не скрыли этого. Чёрное драповое пальто подтвердило подозрения Адама о том, что граф бродил по улицам. Синяя лента, завязанная бантом под воротником рубашки, немного измялась, но по-прежнему выглядела безупречно. У Кальяса были относительно длинные угольно-чёрные волосы, достигающие плеч, и они были чертовски сильно растрёпаны, словно граф вышел на улицу в бушующий ураган. Несколько прядей, которые вполне можно было счесть за чёлку, скрывали его глаз, второй же, голубой, как чистейшее небо, был спокоен и не выражал ровным счётом ничего. Кожа — болезненно-бледная, но не такая, как у близнецов. Более естественная. Лицо — точёное, с тонкими чертами. Красивое. Из одежды Адам рассмотрел чёрное пальто, ленту, белую рубашку, тёмно-коричневый жилет, тёмные брюки и чёрные туфли. «Готов поспорить, что под пальто есть расстёгнутый пиджак», — поймал себя на мысли Адам и тут же понял, что нагло рассматривает графа Кальяса. — А-а, извините, я не хотел! — Адам смутился, начал качать головой. — Просто… Здесь всё слишком необычное! Граф промолчал, а затем коротко хмыкнул. — В принципе, ты прав. Я уверен, что «снаружи» время уже давно пересекло наш век, — он подошёл к Адаму и протянул худую руку в чёрной перчатке. — Винсент Кальяс, будем знакомы. — Адам Морган… — ответил на рукопожатие парень. — Могу я спросить у Вас кое-что? — В зависимости от вопроса, — улыбнулся он. — Что тебя интересует? — Что за чертовщина тут творится?