Been trying to tell you this I was supposed to tell you this This is all for you
Интересно, если просто очень долго смотреть на пустой лист, последняя глава сама себя напишет? Юнги ударяет кулаком о столешницу. - Сука! – рычит он, роясь в кармане домашней грязной черной толстовки в происках сигарет. – Ничего не выходит! Над последней главой курсача он долбится уже как вторую неделю. Казалось бы, что сложного? Исследование проведено, осталось составить хоть какую-нибудь таблицу, потому что всем нравятся таблицы, да выводы общие сделать. Но. Не. Получается. Твою ж мать! - Ничего не получается! – орет он в пустоту. - Ну, если поорешь еще несколько часов, может что-то и родишь, - раздается рядом насмешливый голос. Дико бесячий, надо заметить голос. - Чонгук?! – от неожиданного осознания, что он дома не один, Юнги едва ли не подпрыгивает на стуле. - А кто еще? – голос тут же сменяется на пренебрежительный. – Апостол Иоан? - Ты все еще здесь? – беловолосый Мин Юнги, удивленный неожиданным ответом, оборачивается, чтобы посмотреть на потирающего сонные глаза Чонгука. Чон Чонгук во всей своей а-ля натурель красе: растрепанные волосы, заспанные глаза, обнаженный торс с огромной черно-золотой татуировкой в виде головы козла с внушительного размера витиеватыми рогами, обрамленной какими-то древними символами. И весь он такой уместный на этих черных простынях большой Юнгиновской кровати. Ну да, уже полгода как уместный и легальный. Колледж все-таки это не последний год школы. Можно официально вместе снимать квартиру, как будто бы половиня кварплату ( хотя по факту, работает из них двоих только Мин). - Пока не собираюсь сваливать, а что? – Чонгук тут же включает свою обычную доставучую манеру общения. - Тогда завались, не беси меня, - блондин сужает глаза. Надо бы вернуться к работе. Он не спал, наверное, часов с двух. Проснулся с похмелья, и сколько этот мелкий может пить? Выхлебав несколько литров воды, решил не возвращаться в постель, где любимая тушка сладко досматривала свой, наверное, миллионый по счету сон, обдавая перегаром окрестности в радиусе нескольких метров. У него только первый курс, начало нового и интересного жизненного пути полного вечеринок, невызубренных зачетов и пересданных экзаменов, хотя, о чем это он, Чонгук же на художественный поступил. Ему и зубрить почти ничего не надо. Это Юнги, отмотав почти четыре года, дописывает третью курсовую и мысленно пытается убиться о стенку, ожидая пятый и последний год. – Через месяц сдача, а у меня не дописанная глава. И вообще, не помню у тебя этой татуировки, когда успел набить? - Так неделю назад! Тебе просто было плохо видно. Ты же все время в подушку лицом был, - на лице Чона расплывается ехидный оскал. - Заткнись, зараза, а то придется тебе испытать какого это – лицом в подушку каждую гребаную ночь, - фыркает Юнги, стараясь сохранить невозмутимо- раздраженный вид и игнорировать растущее внутри возбуждение. - Ой, не говори, что тебе не нравилось, - брови младшего ползут в верх в притворном недоверии. – Хочешь, буду жестче в следующий раз? Он сдергивает с себя одеяло, демонстрируя подтянутое нагое тело, от чего дыхание старшего теряется где-то между грудью и носом. - Мне работать надо, - он отворачивается как раз вовремя, чтобы скрыть румянец. Чонгук спрыгивает с кровати и шлепает мимо него, даже не подумав одеться. - Ты давно встал? – бросает он на пороге комнаты. - А? – Юнги хмурится и бросает взгляд на часы: одиннадцать утра. И правда, давно ли он встал? - Придурок, - тихо буркает Чонгук. Мин даже не успевает придумать ничего остроумного в ответ, а в ванной уже шумит вода. Блондин пожимает плечами и возвращается к полупустому вордовскому листу. «В результате эксперимента, очевидно, что болезнь подопытного трансформируется из обсцессивно-компульсивного расстройства в шизофрению». Слушая шум воды в ванной, ему кажется, что шизофрения уже вообще-то у него, потому что монотонный гул превращается в тихий и гулкий «Кап. Кап», - что-то знакомое и пугающее... Парень мотает головой и возвращается к работе. «Ты идешь или как?» - через какое-то время, Мин, зависнув над сравнениями состояний больного до и после, не сразу осознал, что его зовут. Голос Чонгука нервный какой-то, словно обиженный. И что уже успело не понравится ему с утра? Но это не важно. Чонгук ждет его в ванной. Мокрый голый Чонгук, который может спокойно поднять хлипкое тело Юнги на руках и... Конечно же, он идет.Let’s only walk on flower trails, I can’t say that Let’s only see good things, I can’t say that either Saying that there will only be good things from now on Saying that you won’t get hurt I can’t say that I can’t lie like that
Иногда ему снятся сны. Сны из какой-то другой, параллельной жизни. Там у него странного вымывшегося зеленого цвета волосы, лучший друг по имени Пак Чимин, которого мучают странные кошмары о Монстре, терзающем его в отеле. Там есть некий Ким Тэхен – та еще заноза в заднице, и многие другие, которых нет в реальности. Чонгук считает, что это просто переутомление. Но сны такие реальные. - Слушай, хен, - говорит Чонгук, вертя в руке чашку кофе. Кофе пробуждает к жизни и придает силы после горячего душа и не менее горячего секса. Юнги поправляет сползающую толстовку, пряча ярко-фиолетовый засос на плече. – Я думаю, этот Чимин, которого ты видишь, ты же пишешь про него, да? Ну этот, который устроил пожар в отеле «Дельфин», психопат? - Ну и что? – Юнги закуривает, разбавляя крепость кофе дымом. – Прошло пятнадцать лет с момента пожара, а изучением психотипа преступника никто больше не занимался. Это очень инетересно, вот я и… - Поэтому он тебе все время снится! – вскрикивает младший. – Когда ты уже закончишь свой дурацкий курсач? Мин только пожимает плечами. - Ты ревнуешь меня к персонажу из сна? Чонгук-и, - улыбка расплывается на лице старшего. – Такой милашка! Младший лишь фыркает. Их отношения нельзя назвать здоровыми: они занимаются сексом чаще чем разговаривают, а когда разговаривают – все время ругаются. Но Юнги это нравится. Нравится экспрессия Чонгука, его гнев, его усмешки, его глупые низменные шутки… Наверное, именно поэтому он выбрал его, не отвернулся с глупым «мал еще», когда незнакомый школьник попросил прикурить. Как дурацкое: «Дядя, дай закурить», - обернулось страстным сексом там же у каких-то гаражей недалеко от школы, он не очень помнил. Зато помнил свое уверенное: «Поступишь в свой Пусанский и считай, нас никогда не было. Останешься здесь, я выделю тебе место на кровати». И нет, он не жалеет.It’s okay come on when I say one two three forget it Erase all sad memories Hold my hand and smile
***
Чонгук выходит на улицу и сразу же закуривает. Он сбежал под какой-то глупый предлог, даже не задумываясь, звучит ли он правдоподобно. В этом мире Юнги верит любым его словам. Наверное, он хочет. Хочет верить и жить, забыв весь тот кошмар, всю ту жизнь. В этом мире Юнги и Чимин никогда не встречались. В этом мире Пак, по каким-то неизвестным причинам, предположительно из-за психического расстройства, поджег отель, где сгорели все. Не выжил никто. Ни персонал, ни гости. В этом мире нет ангелов и демонов, Люцифера не существует, и Ким Тэхен – просто Ким Тэхен, студент колледжа, встречается с кем-то, как-то живет… Он не знает ни Чонгука, ни Ким Сокджина, ни Пак Чимина. Этот мир, в который Чонгук закинул их в самый последний момент, чтобы спасти его… - Хен, - Чонгук смотрит в небо. – Ты же не злишься на меня, да? Я не успел тебе помочь. Докуривает сигарету он на какой-то абстрактной скамейке. Почему он выбрал этот мир? Здесь нет ничего для него. Его самого нет в этом мире. Какой-то студент, живущий свою жизнь. Сколько ему теперь лет? Не сто, как раньше… девятнадцать? Нет, восемнадцать. Восемнадцать лет. Это целая жизнь впереди. Как живут люди? Едят какую-то еду, читают глупые человеческие книги… Только и радость, что алкоголь теперь действует, уводя его от воспоминаний, позволяя на несколько мгновений забыться. Забыть лужи крови, накапавшие на пол, когда он, наконец, нашел его. Люцифер был распят на потолке гостиной собственной же квартиры. Маленькой, светлой… Стены забрызганы мекими каплями крови. Руки падшего ангела широко разведены в стороны, ладони и ступни прибиты к потолку ржавыми гвоздями, глаза распахнуты в немом удивлении. Не испуге даже. Черные массивные крылья были отрезаны и валялись на полу в луже крови. Живот распорот, кишки, вывалившиеся наружи, свисали, словно гирлянда, по которой стекали, поблескивающие на солнце, капли крови. С тихим «кап» они ударялись о кафельный пол. Но самое ужасное. Самое унизительное. Его рот был зашит грубой черной ниткой. Точно так же, как когда-то с ним поступил родной брат. Сокджин, впрочем, далеко не ушел, он лежал на полу рядом с крыльями Люцифера. Его череп был разломлен, а с левой стороны спины торчал кончик ножа, который воткнули, судя по всему, спереди, пронзив сердце. Крылья ангела окрасились в красный от капающей на них крови. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в невнятное кровавое месиво. Нет! Стоп. Нельзя об этом думать. Такого никогда не было в этом мире. В его новой жизни… Рядом с трупами стояли Ким Намджун и У Чихо. У них обоих глаза были черные, нечеловеские, руки по локоть в крови перемазаны, а на губах довольные ухмылки. - Где Чимин? – только и мог выдавить Чонгук. Юнги поднимался по лестнице, и Боже, помоги сохранить его рассудок, когда он все это увидит. - Чимин разжигает огонь, - ответил ему Намджун, нет, Монстр, проводя рукой во лицу Чихо, снимая с него ужасную печать. Человек, обессилев, упал на пол рядом с трупом Михаила. - Это была хорошая месть. Малыш Чимин сам предложил вырвать крылья Люциферу. Как глупому мотыльку. Хлопок входной двери. Шаги с кухни. - Чимин? Что ты делаешь? - голос Юнги хриплый с похмелья и удивленный. - О, Юнги–хен, - Чимин, кажется, улыбается. В голосе проскальзывают нотки откровенного безумия: «Просто, понимаешь, нельзя их так оставлять. Все должно гореть. Они должны сгореть, иначе воскреснут и еще чего снова кому-нибудь такую подставу устроят». - О чем ты говоришь?! Брось канистру, Чимин! - зеленовлосый обернулся к Чонгуку и замер. Он увидел Люцифера на потолке и стены в крови. Михаила на полу он еще не заметил. - Ч-что за... - ноги подкосились и он упал на колени. На глаза навернулись слезы. Чимин удивленно склонил голову на бок. - Что такое, хен? Не беспокойся, я просто, наконец, принял решение выпустить монстра, - рыжий поворачивается к Намджуну, чтобы улыбнуться ему. И Чонгук видит, что в этих глазах не осталось ничего человеческого. «Эй, не забудь купить кофе, у нас кончился», - пиликает смс-кой телефон. Чонгук улыбается. Он купит хоть тысячу банок растворимой бурды, скурит самые дешевые сигареты, лишь бы никогда больше… Мин Юнги бесцветными глазами уткнулся в стол допросной комнаты полицейского участка. - Еще раз, Юнги-щи, - вежливо говорит следователь. – Кто начал пожар? Юнги молчит. У него нет ответа на этот вопрос, потому что тот, кто бросил зажженную спичку на залитый бензином пол не был его лучшим другом. Не был Пак Чимином. Это был кто-то другой. - Мы нашли два тела, - продолжает следователь. – Вы знаете, кому они принадлежат? Есть ли тела у ангелов? Можно ли убить нелюдей? Позже одно из тел опознают как У Чихо – владельца галереи и известного художника. «И еще кое-что, Чон Чонгук», - снова пиликает телефон: «Оказывается, этот Чимин был не один, ему помогал некий Ким Намджун. Они вместе работали в отеле». - Чонгук? – Юнги сидит, прижав ноги в пижамных больничных штанах к груди на полу крохотной палаты, стены которой мягкие, дутые из бесящего белого поролона, окна нет, свет только от бесячей лампочки высоко под потолком. На Чонгуке больничный халат и какой-то бейджик, свидетельствующий, что он врач. У Юнги кроме больничных штанов только полные отчаяния глаза и последняя просьба поврежденного рассудка, который не смог осознать ни существования демонов, ангелов и прочей мистики, ни исчезновение лучшего друга. – Забери меня отсюда. Тучи сгущаются над городом. Собирается гроза.Hoping for more good days If you believe what I say then one two three If you believe what I say then one two three Hoping that everything will change when we say, One two three For a better day Because we are Together
«Хен, отдохни уже, а?»