***
На словах Тэ всё было проще простого. «Иди и трахай!», если бы всё было именно так. Но Чонгук сейчас сидит возле спальни и продумывает план действий. В данный момент Пак зол, видимо, очень сильно, ибо он впервые за всё время их отношений так долго держится поодаль от альфы. Обычно их мелкие перепалки кончались тем, что Чимин сам вис на шее старшего и, уткнувшись в плечо, что-то жарко шептал, целуя. Да, всё заканчивалось счастьем, миром и сексом. В конце концов Чон решает не придумывать ничего заоблачного и сверх оригинального и просто круто, феерично и пафосно ввалиться в их общую спальню, с самым наглым видом подойти к кровати, где всё ещё не двигаясь будет лежать растерявшийся омега, и, схватив его за подбородок, впиться горячим мокрым поцелуем в пухлые омежьи губы. Тот, естественно, будет сопротивляться, колотить парня в грудь, а Чон будет держать крепко, уверенно, как подобает альфе, защищая своё; а когда Чимин замолкнет уткнётся ему в шею носом, Чонгук проведёт кончиком языка по сладкой коже и неожиданно, чтобы тот вскрикнул, оставит яркий засос. Но все планы мигом рушатся, лишь Чонгук замахивается чуть ли не выбить ногой дверь в свою собственную спальню. Он слышит тихий голос Чимина, который с кем-то увлечённо говорит по телефону. И чёрт его дёргает послушать, о чём он болтает! — Погоди, хён, ну прошу, — всхлипывает Чимин, а Чон так и прирастает к полу. — Разве ты можешь сейчас так поступить со мной и с Тэхёном? Ты же знаешь, что я беременный и мне нельзя волноваться. Прошу, Хосок, расставание — не выход. Пожалуйста, вернись. Чонгука ещё в детстве учили не подслушивать, а он не понимал, что этом плохого. Вот сейчас понял… Парень пытался осмыслить услышанное, но в результате приходил к единственному и неутешительному умозаключению, что его Чимин встречался с каким-то Хосоком, и тот его недавно бросил. «Значит, поэтому он стал ко мне так цепляться? Потому что его бросил другой альфа?» — проносится у Гука в голове. А дальше ему становится еще противнее от собственных мыслей. Ему кажется, что ребёнок тоже не его, а этого… как его… Хосока. Желание мириться куда-то улетучилось вместе с прекрасным настроением, оно сменилось бессильной злобой и гневом из-за недосказанности между ними. За дверью послышались тихие всхлипы, а Гук грустно усмехнулся — видимо, не вернулся к нему этот бессовестный хён. Но утешать Пака он сейчас явно не способен, ему бы самому сейчас прийти в себя. Всё это так странно и совсем не свойственно характеру Чимина, Чон думает, что надо будет прояснить ситуацию — не сейчас — завтра. Гук смотрит на часы и тяжело вздыхает. — Уже восемь вечера, а завтра тридцать первое. Когда мне мириться?***
В огромном загородном особняке уже собирались гости. Сегодня отец Чимина решил отпраздновать новый год вместе со своим другом и главным партнёром по бизнесу, а вместе с этим притащить всё остальное семейство. С одной стороны, атмосфера в праздничном зале была лёгкая, весёлая, праздничная — всё как и подобает новому году, но с другой — в воздухе было такое напряжение, что если присмотреться, то станет не по себе; Тэхён сидел на одном из кресел, сложив руки на груди, вид у него был серьёзный и задумчивый, плотно сжатые губы, говорили о его крайнем недовольстве, отсутствующий взгляд — о том же, он наглотался таблеток, но всё равно его иногда передёргивало, как от удара током; Чимин с кем-то мило общался, неестественно хихикал, когда ему предлагали шампанское или просто говорили что-то лестное, а поодаль от него, прислонившись к стене, с бокалом вина стоял Чонгук, его злой взгляд говорил о недовольстве всей сложившейся ситуации. Ближе к полночи главы семейств попросили всех присутствующих пройти к столу. Свет был чуть приглушён в помещении, со всех сторон в глаза яркими пятнами бросались яркие новогодние огни, тихо и ненавязчиво играла банальная новогодняя музычка. Чимин зло посмотрел на Гука, который сел рядом, он знал, что по-другому им сесть бы и не позволили, но всё равно, время от времени Пак продолжал метать молнии недовольства и возмущения в адрес своего мужа. По традиции каждый должен был произнести тост. Гости внимательно слушали выступающего и чему-то согласно кивали. Чимин же скучал и смотрел на сок в своём бокале, тихо вздыхая. Если бы только можно было напиться… В одну секунду глаза младшего округлились, и он в немом крике приоткрыл свой рот. Чимин пытается казаться спокойным, но выходит у него из ряда вон плохо. Он чувствует, как горячая и сильная ладонь Чона ложится на его коленку, скользит выше по бедру, чуть сжимает его, а затем начинает выводить пальчиками неизвестные узоры на ноге омеги. Пак закусывает губу, смотрит сердитым взглядом, который готов превратиться в жалостливый и умоляющий, — на Гука. — Ты чего творишь? Убери свои костяшки от меня! Он шипит, а Чонгук смотрит на гостей и криво ухмыляется. Чимин бьёт его по руке, но парень только закусывает губу и сильнее сжимает ножку своего омеги, от чего тот стискивает зубы от неприятных ощущений. А потом ладонь старшего скользит выше, останавливаясь возле паха Чимина. — Лучше не возникай, — шепчет альфа, пробегаясь кончиком языка по контуру ушка омеги. — Просто получай удовольствие, мой пухленький. Чимин хочет огрызнуться, но почему-то не выходит: то ли из-за гостей, что могут их застукать, то ли из-за накатившего возбуждения лишь от такого невинного прикосновения. Чонгук ведёт себя невозмутимо, он продолжает что-то поддакивать на слова гостей и даже о чём-то болтать с каким-то незнакомым альфой, при этом мило улыбаясь, а вот рука его уже незаметно для всех умудрилась расстегнуть ширинку на штанах его омеги и теперь норовит пробраться под ткань трусов. Чимин низко опускает голову, трясёт ей так, чтобы чёлка закрыла обзор на его смущённый и возбуждённый взгляд и дышит через раз. Про себя Гук отмечает, что это расплата за тот раз в кабинете, когда он чуть не получил сердечный удар. Чон уже обхватывает плоть омеги своей горячей ладонью и обводит большим пальцем головку члена. Он слышит сбоку, как судорожно выдыхает Пак и замирает, больше не решаясь даже шелохнуться. Чон начинает двигать своей рукой по всей длине, наслаждается сдавленным скулежом Чимина, а сам продолжает невозмутимо общаться с гостями, но когда пальчики младшего вцепляются в его собственную ногу, он оборачивается и ловит измученный взгляд омежки. Он одними губами шепчет «Хватит, прошу», и Чон останавливается, также незаметно застёгивает штаны мужа и встаёт со стула. — Прошу нас простить. Моему мужу немного нехорошо. Мы вынуждены выйти. Не волнуйтесь, для беременных это вполне обычное явление. И больше ничего не слушая, Чонгук хватает под руки Чимина и тащит его в сторону коридора. Лишь они оказываются вне поля зрения людей, Чон припечатывает младшего к стене и наконец прижимается к нему в долгожданном поцелуе. Он кусает пухлые губы омеги, водит языком и проникает в ротик того. Они целуются так, словно не виделись тысячу лет, Пак сам нагло сталкивается своим языком с его, притягивает ближе голову альфы, а затем закидывает одну ногу на его бедро. Он жмётся всем своим существом к мужу, боясь, что он исчезнет. Младший больно ударяется головой, когда трётся своим пахом о пах альфы, стонет и до шипения Гука сжимает волосы на его затылке. Чонгук аккуратно отрывает прилипшее к себе тело и нежно шепчет в ушко: — Пожалуйста, Чимини, прошу, тише. Будь осторожен. Я переживаю. — Я тебя сейчас пну! — чуть ли не плачет из-за возбуждения Чимин и резко отталкивает альфу. Они ещё с минуту продолжают в таком стиле выяснять отношения, но в конечном счёте Чимин начинает медленно отступать, пока не знает куда, а Чонгук надвигаться с очень пугающим похотливым взглядом альфа-самца. Так они идут, пока младший не вваливается в какое-то небольшое помещение, как позже выясняется — лоджию. Гук быстро закрывает за собой дверь, снова обращается к Чимину и офигивает. Младший уже уверенно стянул с себя рубашку и теперь тянется своими ручонками к Чону. Тот, естественно, позволяет, он прикрывает глаза, наслаждаясь тем, как его горячей кожи касаются нежные руки омеги. Пак дышит часто, облизывается так пошло и развратно. Избавившись от рубашки, он заставляет Чона сесть прямо на пол и седлает его бёдра. Чимину не охота говорить, как, собственно, и Гуку. Они оба слишком долго ждали этого момента. Пак ставит отметки на всём теле старшего. Он доказывает сам себе, что этот альфа только его. Пальцы тянутся к собственным штанам, но властная рука Чонгука перехватывает её, он подносит к лицу ладошку мужа и, улыбнувшись, целует каждый пальчик младшего. А Паку плохо из-за таких перепадов настроения Чонгука. Он сам не может теперь понять: хочет ли он несдержанного и горячего секса или же желает нежные и заботливые объятия и прикосновения. — Чимин, я просил тебя осторожнее, — из последних сил держится альфа, стараясь успокоить возящегося на его ногах Чимина. — Чонгук, я хочу тебя, хватит меня мучать. Гук ничего не говорит, а лишь подхватывает омегу и прижимает тело к застеклённой стене. От прикосновения разгорячённой кожи к холодному стеклу, Пак начинает дрожать, а ещё от осознания, что сейчас, выйди любой на улицу, увидит очень интересную картину на втором этаже. — Гуки, может, вернёмся туда, где… не так смущающее? — Тебе что-то не нравится? — в глазах напротив он видит столько издёвки и животного желания, что понимает — абсолютно бессмысленно сейчас возражать. — Н-нет, нравится, но… — Я могу уйти, — Чон замирает в районе живота младшего и только горячо дышит, обжигая его кожу, от чего тот ещё сильнее дрожит. Конечно, он не отпустит сейчас Чонгука. Пак ещё не сошёл с ума, чтобы убегать со стояком в штанах от альфы. Ему сейчас необходимо получить то, о чём он лишь мог мечтать в течение четырёх месяцев. Чимин прижимает голову Чона к себе и зарывается пальчиками в его короткие волосы. — Нет, прошу не останавливайся. Чонгук хихикает, но всё же выполняет его просьбу, скользит руками по бокам, продолжает нежно целовать животик, а затем стаскивает с него штаны. Чимин поддается бёдрами вперёд, ибо старший чего-то там завис, но посмотреть как-то стрёмно. Пак начинает скулить и уже готов молить старшего. — Чонгуки, прости меня, я очень плохой, прошу сделай что-нибудь, я сейчас умру. — Ты обещаешь мне всегда говорить правду? — звучит слишком серьёзно, от чего Чимину приходится опустить взгляд на альфу у его коленей и только коротко кивнуть. Холодный взгляд пугает не на шутку молодого омежку, он не понимает, что происходит с его мужем. Но наконец Чимин чувствует, как губы Чонгука обхватывают сначала головку, а язык нерешительно слизывает выступившую естественную смазку. Пак не сдерживается и хнычет, ибо это приятно и одновременно мало, поэтому он уже толкается вперёд и крепко держит голову Гука. Тот не сопротивляется, разрешая беременному мужу творить всё, что взбредёт в голову. Чонгук осторожно двигает головой, а руки до синяков сжимают ягодицы младшего. Этот контраст боли и удовольствия сводят с ума Пака, но когда он чувствует, как сразу два пальца проникают в него, понимает, что это далеко не все сюрпризы, которые может приготовить его Чонгук. Старший уверенно трахает омегу пальцами, уже смело добавляя третий, а спереди продолжает уверенно отсасывать ему. Чонгук сам не понимает, когда стал таким неправильным, но, учитывая, что он уже переспал со школьником, чувствует, что хуже уже быть не может, потому он смело отдаётся Чимину, пока тот, громко не вскрикнув, без сил валится на альфу. Тот успевает поймать тело и, уложив его голову к себе на плечо что-то шепчет и гладит по спине. Пак далеко не сразу отходит от оргазма, а затем отстраняется от Чона и смотрит на его собственное возбуждение и уверенно тянется к пряжке ремня, но рука альфы останавливает его. — Чимина, не стоит. Я не для себя старался, — Гук нежно улыбается и чмокает омегу в губы. Младший только как-то растерянно пожимает плечами и снова прижимается к тёплому телу альфы. — Выходит, мы помирились? — шепчет Чим, пока Гук смотрит куда-то в окно на салюты, медленно падающий снег и гостей, уже выбежавших на улицу. — Слушай, а у тебя были другие варианты? — Ну, — начинает было Пак, но его больно шлёпают и он притихает. — А почему ты тогда просил, чтобы мы всегда друг другу правду говорили? Разве до этого было всё не так? — Просто, — пожимает плечами Гук, — когда я услышал твой вчерашний разговор с Хосоком, то был в таком бешенстве. Чимин напрягается всем телом и, отстраняясь, поднимает взгляд на альфу. — Гуки, надеюсь, ты ничего не подумал? Нет? — А что я должен был подумать? — альфа серьёзно смотрит на притихшего омегу, но через секунду смягчается. — Я верю тебе. Если любишь, никогда не изменишь, даже, если поблизости невероятно крутой секси-офигительный омега или альфа, — подытоживает Гук, а Чимин начинает хихикать. За окном начинают радостно кричать, отголоском до них доносится бой курантов, а Чон смотрит на свои часы и, приподняв Чимина, целует в губы. — С новым годом, Чимин, — выдыхает Гук, поглаживая пальчиками щёчки младшего. — С новым, — улыбается он, а затем отстраняется как-то испуганно озираясь, — Гуки, я же так и не помог, господи, Хосок, я же тебе не рассказывал… — Об этом тоже можешь не волноваться, — Чон вновь притягивает к себе всполошившегося омегу и гладит по голове. — После того разговора я решил всё-таки узнать, кто же тот загадочный Хосок. Сначала я хотел его убить, но когда выяснил, что он всего лишь возлюбленный Тэхёна, то успокоился. Надо же было им перед новым годом ссорится. А ещё советы мне давал, — последние слова Чонгук бурчит себе под нос, а потом продолжает. — Так что и Тэхёну твоему хорошо. — Так что же в этом хорошего? — сначала никак не может понять растерянный омега и сильнее вцепляется в руку парня. — Он сейчас с Хосоком. Я ему тоже парочку советов дал, так течку они переживают вместе под бой курантов. — Романтика, блин, — младший хочет съязвить, но не получается. — Спасибо, Чонгук, ты такой классный, как я мог только подумать о тебе плохо? — Забудь, забудь обо всём. Наступил новый год, Чимин, я хочу чтобы все оставшиеся годы мы отмечали этот праздник вместе: ты, я и наш будущий малыш. — Люблю новый год, — прижимаясь к тёплому боку альфы и смотря на укутанные в снег деревья, улыбается Чимин.