Спираль

Какие умные книги, Какая старая полка! Романы, тайны, интриги И закладка из серого шёлка. Какой-то важный очерк О Рейне и Рейнских замках, На полях бисерный почерк И тонкие профили в рамках. В углу два фолианта В пыльной оправе сафьяна. Цветы и письмо супиранта, Полное страсти пьяной. «Я не достоин доверья И я умираю бесславно»... И даже гусиные перья Смяты как будто недавно... (Л. Никулин – «Библиотека»)

1648 год. Во время войны мир не исчезал. Напротив, приобретал черты чего-то утопического и нереального. Битвы – вооруженные столкновения, как слуги при ужасном господине, шли одна за другой, унося сотни и тысячи людей, которые давно забыли, зачем участвуют в войне длинной в тридцать лет, возможно, положившей конец жизни их отцов, дедов и братьев. И если у людей почти не было шанса пройти весь ужас целиком, страны могли наблюдать его во всей красе, со стороны или в эпицентре событий, завязывая и развязывая узелки бесконечной человеческой дурости, изящно окрашивающейся алым под аккомпанемент выстрелов и взрывов. Швеция глубоко втянул воздух, пропитавшийся порохом и смертью, или чем-то другим, право, за все эти годы тяжело отделить один запах от другого – слишком большое и подавляющее разнообразие. Бервальд был вооружен, но стрелять в бегущих на него людей не спешил, и дело было вовсе не в великодушии или жалости (это не чувства воина, сражающегося за победу), но в самой его позиции. Пуля, выпущенная почти вслепую… Небо заволокло тучами или дымом, так что определить время суток можно было лишь ориентировочно. Кажется, они назначали битву на утро. Но светило ли солнце? Долго ли продолжаются бои? Если судить по вытянутым, перепачканным и обезумевшим лицам солдат – вечно. Швеция запрокидывает голову и щурится, потому что глаза начинает разъедать, и они слезятся, но он не моргает. …разрывает ткань яркого мундира… Россия на льготных условиях снабжает его рожью, а также селитрой, что служит для изготовления пороха, от взрывов которого закладывает уши. Польша заняла нейтральную, но дружественную по отношению к Франции позицию, и не будет путаться под ногами, волоча за собой злосчастного ухажера, а стало быть, все основные рычаги и ниточки в их с Бонфуа руках. …впивается в плоть, на которой видны белые шрамы, оставленные бывшими сражениями. Признаться, Швецию немного раздражало то, что у него есть время думать на отвлеченные темы – признак полного контроля происходящего, вне зависимости от потерь и методов. Но он чувствовал, что сейчас его руководство необязательно, и простые люди в состоянии совершить то, что началось еще до рождения некоторых из них. Когда не хватало ружей или кончались патроны, оставалось браться за копья, а то и за любую подвернувшуюся дубину… Рядом прогремел выстрел, и Бервальд с неохотой остановился, снимая с носа очки в серебряной оправе и неторопливо выуживая из кармана платок. Он протер стекла, забрызганные мелкими капельками крови солдата, секунду назад промчавшегося мимо него. С безупречной точностью нельзя было сказать, где свой, а где чужой, потому хоронили всех в братской могиле, предварительно стянув с умерших мундиры и часть запасов, пока тела не окоченели, сделав тем самым эти малоприятные действия почти невозможными. …которой безжалостно ударяешь кого-то по голове, раскраивая череп и спешно отводя глаза… Возвращая очки на положенное место, Бервальд не сделал ни единого шага. …или лишая способности нанести ответный удар. Завалившись на спину, Оксеншерна с досадой поморщился, но злиться, когда за дымом блеснул краешек солнца, расхотелось в тот же миг. Пускай его и поглотила прожорливая темнота. * * * Пробуждение редко когда дарит радость, но если уж вернуться в реальный мир было остро необходимо, то Швеция предпочел бы, чтобы это было несколько иначе, чем сейчас. Стоило ему приоткрыть глаза, как голову тут же атаковали боль и рой воспоминаний. Потянувшись, он безошибочно нащупал пальцами корочку запекшейся крови на затылке. Тихо зашипев сквозь зубы, швед тут же привлек внимание человека, немедленно склонившегося над ним и с самой приторно-сладкой улыбкой пропевшего: - С добрым утром, соня! Я право сам чуть не задремал, пока ждал твоего пробуждения. - Б’нфуа, - почти не разжимая челюсть, произнес Бервальд, пытаясь приподняться с импровизированной подушки, сооруженной, по-видимому, из его же плаща. Долго над его размещением никто, похоже, не думал, так как лежал он под чистым небом, допевающим симфонию летнего жара, на теплой, не окрашенной кровью траве, и рядом с ним сидел Франция, в почти идеально чистой форме, да еще и с красной накидкой на плечах. - Это прозвучало слишком неприветливо даже для тебя, Бервальд, а между тем у меня благие вести о полностью разгромленной имперско-баварской армии. Разве не изумительно? – с лучезарной улыбкой протянул француз, а потом, вздохнув с наигранным вдохновением, поднес к губам сорванный цветок. – Мы выходим победителями из этой бойни и имеем полное право на вознаграждение. Ты уже знаешь, чего хочешь, друг мой, кроме того, чтобы перерезать Дании глотку темной ночью? - Зн’ю, - скупо отозвался швед, раздраженно отводя руку Франсиса с цветком, который тот решил сунуть под нос Бервальду, желая поделиться прекрасным. - Но ост’вим ‘то для м’рног’ д’гов’ра. - Я так и думал, - безразлично пожал плечами Франция и с хитрым выражением лица, прикрыв глаза, добавил: - Жду - не дождусь, когда смогу уехать отсюда. Здесь почти нет живописных мест и привлекательных личностей, и пускай мне чуточку жаль этого мальчишку Германию, но его объединение как-то совсем не вяжется с моими планами. - К’к и с мо’ми, - согласился Оксеншерна. - Н’кому не н’жен с’льный пр’тивн’к. - В борьбе за власть нас слишком много, - сказал француз, подставляя лицо под солнечные лучи. - И тут уж не до дружбы и прочей человеческой требухи. Антонио всегда был мне добрым братом и другом, но победить его в этой войне был делом принципа, потому я поддерживал его бывшего подопечного. Не знаю, знаком ли тебе Голландия, Бервальд, но нация и человек он опасный. Давно я не встречал такого талантливого и изворотливого типа, думаю, что он с успехом потеснит Англию на ее позициях. Это, признаться, радовало бы меня безмерно, если бы я опять не сталкивался с собственным государственным кризисом. - Кр’зис – тв’я вт’рая н’т’ра, - усмехнулся Швеция, приподнимаясь на локтях. - Злой рок! – театрально вскинул руки Франсис, тут же поднимаясь. – Засиделся я с тобой, Бервальд, а между тем время, как женщина – никого не ждет, так что раскланиваюсь и желаю приятного времяпрепровождения. Мое будет отменным, - и, хмыкнув напоследок как-то слишком самонадеянно и фальшиво, Бонфуа повернулся к нему спиной. Далеко не сразу Швеция увидел прощальный подарок-насмешку француза – ярко-синий василек в своих волосах. * * * Середина XVII века. Недавно подброшенное в камин полено трагически и неожиданно громко треснуло, что заставило Мег вздрогнуть и посмотреть через плечо. Убедившись, что причиной этого является именно пламя, а не какой-то ужасный монстр, которым запугивает ее Альфред (хотя сам боится его до дрожи в коленках), она отложила в сторону игрушечного медвежонка. Поджав губы, девочка на всякий случай оглянулась на Францию, который и бровью не повел, погрузившись в чтение книги. Канада много раз видела этот потрепанный томик в его руках, когда он навещал ее. Будто почувствовав на себе испуганный взгляд больших голубых глаз, Бонфуа поднял голову и нежно улыбнулся девочке, одним простым жестом показывая, что Мег может спокойно продолжать прерванную игру, но вместо этого она поднялась с ковра и, оправив платье, осторожно подошла к отцу. Франсис мог проигнорировать это действие, зная, что Мегги вмиг оробеет и предпочтет не досаждать, но ему и в голову бы не пришло так с ней поступить, потому он неправдоподобно бодро отложил книгу, с небольшой долей сожаления запоминая номер страницы, на которой главный герой вот-вот сделает судьбоносный выбор относительно своей возлюбленной. - В чем дело, mon chaton?* – спросил он, следя за тем, как Канада встрепенулась и осмелилась поставить локти на подлокотник его кресла, подперев пухлую мордашку двумя маленькими ладошками. Девочка неопределенно повела плечами, и неуверенно оглянулась на Альфреда, который сосредоточенно выстраивал старых солдатиков в ровный ряд, высунув кончик языка и не обращая внимания ни на что вокруг. - Он нас не услышит, - догадавшись о ее опасениях, заметил Франция, шутливо понижая тон и подмигивая ей. - Рара, - негромко начала Мег, - из-за того, что я не такая шумная и веселая, как Альфред, ты любишь меня меньше? Сказанное не сразу дошло до Франсиса, потому он смог лишь удивленно приоткрыть рот и несколько раз моргнуть. - Просто… просто, он всегда такой смешной и у него все так легко получается!.. Вот я и подумала, может тебе стыдно за меня? – переходя на шепот, добавила она, опуская глаза, будто провинившись и ожидая приговора. Сокрушенно покачав головой, француз подхватил девочку и усадил ее к себе на колени, ласково поглаживая по светлым мягким волосам. - Что за глупости, драгоценная моя? Кто тебе такое сказал? Я всегда-всегда буду любить свою девочку, какой бы она ни была, - искренне и очень убедительно произнес он, но негромко, чтобы не привлекать внимание Америки, который наверняка бы не удержался от расспросов, удовлетворяя естественное детское любопытство. - П-правда? – робко уточнила Мег, вцепившись в его рубашку и уткнувшись носом ему в грудь. В одно слово она сумела вложить слишком много страхов и мыслей, которые давно не покидали ее светлую головку, и Франсису стало по-настоящему совестно за то, что он дал своей дорогой Маргарет повод сомневаться в себе. В последние десятилетия дети стали расти очень быстро, но Альфред в этом немного обогнал Мег. Мальчику можно было дать лет десять, и он действительно отличался большой подвижностью и любознательностью, граничащей с неприличием, а так же талантом и сокрушительной силой. Канада, наконец, уступившая ему в росте, походила на восьмилетнюю румяную куколку, которую Франция обожал до беспамятства, готовясь тратить последние деньги на платья, ленточки и игрушки для нее. Она была такой послушной, тихой и умной, что порой ускользала от чужих взглядов, становясь незаметной, но Бонфуа неизменно удавалось вытащить ее из добровольной изоляции на свет божий, в котором ее отросшие кудряшки отливали золотом. Он никогда не задумывался о силе любви, которую испытывал к маленькой канадке, но, безусловно, не смел сравнивать чувства к ней с чувствами к Альфреду. Америка, который хоть и рос под чутким руководством Англии, умудрялся абстрагироваться от ее увещаний относительно Франции, и относился к нему почти доверительно, несколько раз под влиянием Мегги называя его отцом, чего стеснялся. И француз ценил стремления Альфреда выслужиться и понравиться ему, потому не считал зазорным лишний раз навестить мальчика, когда бывал в Новом свете. - Рара, - позвала его Мег, когда молчание слишком затянулось. - Конечно, правда, - уверенно произнес он, заставляя Канаду посмотреть на него, - ты у меня самая замечательная девочка на свете. Зачем тебе быть непоседой, когда у нас уже есть Альфред, м? Я очень рад, что вы так различаетесь и по-разному проявляете свой талант. Я люблю вас обоих, но ты совершено особенная для меня, Мегги. Не забывай об этом, хорошо? А теперь давай улыбнись! Ни у кого нет таких очаровательных ямочек на щеках, как у моей крошки, – Канада послушно растянула губы в улыбке, и Бонфуа с легким сердцем прижался губами к ее лбу, ощущая невероятное тепло, когда девочка обняла его за шею и шепнула слова благодарности. - Сэр, - в семейную идиллию, как всегда вмешался кто-то посторонний, причем это был даже не Альфред, а старая служанка, нервно приподнявшая брови, от чего складки на ее морщинистом лице стали чуть менее заметны. Бонфуа на одно мгновение скривился и позволил Канаде вернуться к игрушкам, а сам поднялся и зашагал в коридор, где уже от дождевых капель небрежно отряхивалась Мери, что-то ворча себе под нос. - Так и знала, что ты здесь, - устало вздохнула она, не поднимая глаз, и освобождая промокшие волосы из-под шляпы. - Давно приехал? - По уговору я могу бывать здесь, если ты долго отсутствуешь, - напомнил Франция, игнорируя вопрос и с интересом ожидая ее реакции. - Тем более, здесь Канада, решившая навестить своего брата. Считаешь это преступлением? - Считаю, что ты слишком много болтаешь. - Не переживай, я уже ухожу. Только позволь мне собрать Мегги… - Зачем ее забирать? – с деланным удивлением спросила Керкленд, посмотрев ему в глаза. – Оставь ее здесь хоть ненадолго. Уверена, что Альфред будет рад, да и я ее давно не видела… - Не думаю, что это хорошая идея, - в голосе француза засквозило недоверие и холодок, - я не хочу тебя обременять заботой о двух детях, когда ты едва справляешься с одним. - Та-а-а-ак, - протянула Англия, поджимая губы, чтобы не раскричаться от негодования. - Может, следует спросить ее саму? Она большая девочка и имеет право сама решать. Маргарет! – громко позвала ее Мери, и с почти победоносной миной вновь обратила взор на Франсиса. Тихо прикрыв за собой дверь, вышла Мег и с едва скрываемой радостью приблизилась к Англии. Та присела перед ней на корточки и взяла ее ручки в свои, с улыбкой спрашивая: - Дорогая моя, Франция вынужден уехать уже сегодня вечером, но тебе я предлагаю погостить у нас еще пару дней. Ты бы хотела остаться? Канада уж было открыла рот, чтобы мгновенно согласиться, но поспешно и виновато оглянулась на помрачневшего Францию, безмолвно спрашивая у того разрешения. - Нам нужно уезжать домой, Мегги, - выражая на лице как можно больше сожаления, сказал он. - Но я позабочусь о ней, а потом лично распоряжусь, чтобы ее в целости и сохранности отвезли в Канаду, - не давая Франсису возможности добавить что-то еще, быстро пообещала Мери, обнимая Мег за плечи, - я бы хотела, чтобы ты побыла со мной, милая. Я очень соскучилась. Канада зарделась чуть ли не до слез, ощущая по-матерински ласковый поцелуй в щеку, и только силой воли заставила себя сдержаться и не прижаться к Мери перед Бонфуа, который был чересчур чем-то озабочен. - Альфред, не хорошо подслушивать под дверью, - с неправдоподобной строгостью англичанка обратилась к Америке, который тут же выскользнул из комнаты, и сияя, как начищенный пятак, бросился ее обнимать. – Ты же хочешь, чтобы Маргарет осталась, верно? Вместо ответа дети, не сговариваясь, уставили на Франсиса две пары слезно молящих глаз, которые затмевали даже хитрый прищур изумрудно-зеленых. - Пожалуйста! – выпятив губу, то ли попросил, то ли потребовал Альфред, и Франции ничего не оставалось, кроме как, скрепя сердце согласиться. Ослепительно счастливая улыбка Мег стоила того. - Ты ее не переманишь, - серьезно заметил француз, когда дети с хохотом убежали в игровую комнату, где няня обещала раздать обоим сладкое. - Даже если и так, я все равно хочу, чтобы она была здесь, - фыркнула Англия, самодовольно расправив плечи. - Ты не можешь допустить того, что я привязалась к ней? - Могу, но в тебе больше от завоевательницы, чем от родительницы, так что я смею сомневаться, - галантно склоняясь над бархатно-нежной рукой, отозвался Бонфуа. - Ты слишком лживое и коварное существо. - Как и ты, - осклабилась Англия, прежде чем захлопнуть дверь перед его носом. Июнь, 2011 год. Испания почти дрожал, когда с оглушительным звуком ударил нервно сжатыми кулаками по столу. Опустив голову и не обращаясь ни к кому в частности, он как в бреду зашептал: - Чушь! Это же полная чушь… немыслимо! Как вам только в голову могло прийти подобное?! Страны Евросоюза в большинстве своем не выразили никакой попытки его успокоить или ободрить – повод был не тот, а когда кого-то в чем-то ограничиваешь, нужно давать максимально четкие и понятные инструкции, без намека на жалость. По бесстрастно сложенным губам Кьяры скользнула ироничная полуулыбка и, сделав несколько шагов от младшей сестры, девушка с невозмутимым видом тронула плечо Антонио, который вздрогнул от прикосновения, как от электрического удара и тут же выпрямился, будто поняв безмолвный намек итальянки. - Я не считаю, что мы должны проявлять беспечность в подобных вопросах, - угрожающе-спокойно начала Варгас. - Но принятые меры абсолютно жестоки и губительны для и так некрепкой экономики Испании. - Тогда что ты предлагаешь? – хмуро сведя брови, поинтересовался Людвиг, необычайно бледный в начале лета. – Если есть приемлемые альтернативные варианты, мы все слушаем, потому что иначе я считаю абсолютно легитимными решения, что были приняты пять минут назад всеми присутствующими здесь странами! – немец был явно не характерно для себя раздражен. - А ты собираешься слушать меня? – скептически отозвалась Южная Италия, под обреченным взглядом Карьедо. – По-моему никто моим мнением не интересовался, когда голосовали. Всем отчего-то хватило подобострастно поднятой руки Аличе. - Не начинай, - умоляюще попросила Северная Италия. Эта тема давно стояла у нее поперек горла. - Дело не в том, кто голосовал, а в том за что голосовал. Я очень сочувствую братику Испании, но он сам очевидно понимает, что Людвиг поднял вопрос на такой уровень не просто так. - Это не зна… - Погибли люди, а ты ведешь себя, как обиженная девочка, - недовольно подала голос Англия, уничтожающе презрительно глядя на Кьяру, - что делать будешь, когда и на твоей территории такое произойдет? По-прежнему защищать своего Испанию? Мы не имеем права рисковать. - Франция, хотя бы ты скажи!.. – в отчаянье попросил Антонио, не слишком уповая на успех, но все же слабо надеясь на чудо. - Если дело не в твоей продукции, то запрет будет немедленно снят, - как можно более мягко, пообещал Бонфуа. - А пока нам следует искать антивирус и источник этой заразы. Россия уже пообещала запретить ввоз всей европейской продукции в целом, а это немалый урон для нас всех. - Надавим на нее вот и все, - бескомпромиссно предложила Англия, усаживаясь на краешек стола и закидывая ногу на ногу. - Под общим напором она в чем-то уступит. А еще скоро совместные встречи на ее территории, и там дело можно разруливать прямо на ходу. - Не будем излишне оптимистичны, - вздохнул Голландия, неосознанно двигая пальцами, будто что-то ища. - Аня упряма. - Мы настырны, - возразила Мери, но поддавшись какому-то порыву, потянулась и потрепала Антонио по волосам, не выражая, впрочем, ни капли сочувствия. – Вы угнетаете меня, ребята, знаете? Я и так раздражена, а вы еще и умудряетесь делиться общими болячками… На кой черт мы идем на этот ежедневный риск? Бельгия громко хихикнула и открыла рот, будто собираясь ответить, но вскоре передумала и с дико просвещенным видом, стуча каблуками дорогих туфель, увела за собой брата и сестру, послушно потащившихся за ней. Уход Бенилюкса особенно разительно намекал на то, что решенное никто отменять не станет. Зеленому только что показали красную карточку. * * * - «Он упал, подкошенный горем и болезнью на потемневшую от дождя землю, и погрузился в вечную тьму». - Он погиб? – мальчик изумленно заморгал, проверяя, не шутка ли это, хотя читать его еще не научили и буквы представлялись ему непонятными закорючками. – Там же есть продолжение, правда? - Нет, Альфред, боюсь, что нет, - мягко улыбнулась Англия, обнимая его, - это окончание истории. - Но оно слишком грустное! – насупился малыш, сложив ручки на груди. – Герои всегда должны побеждать! Они сильные, смелые и добрые… лучше всех! - Тогда, я буду ждать от тебя собственного рассказа о героях, когда ты вырастешь, - засмеялась Мери, положив книгу на стол и поплотнее запахивая одеяло на Америке, - я уверена, что это будет замечательно. - Угу, - пообещал мальчик, и слегка поморщился, когда Керкленд поцеловала его в лоб, склонившись совсем близко и глядя на него с необъяснимой нежностью. - Я люблю тебя, - прошептала она. - И я тебя, - борясь с зевком, беспечно, но абсолютно честно ответил Альфред, чувствуя, что засыпает, погружаясь в нагретую мягкую перину, но лишаясь теплоты чужих рук. Альфред не был уверен в том, что его разбудило, ибо голоса, лившиеся вместе с потоком мягкого света через дверную щель, достигли его ушей только через несколько мгновений. Мальчик испугался кромешной темноты, поэтому его первой мыслью было вскочить и выбежать из комнаты, в поисках защиты, но что-то его остановило, потому он только привстал и постарался узнать тех, кто стоит перед его дверью. - Я не могу, - голос Англии дрожал от напряжения, - сделать ничего подобного. Кто смеет решать за него его судьбу? - Но ты чувствуешь энергию, исходящую от него? – вторым был Франция, хотя Альфред был уверен в том, что еще сегодня днем его не было. – Нам повезло, что его в непосредственной близости наблюдала только Финляндия, и то недолго, иначе сейчас не мы стояли бы тут. Они бы его не пощадили. - И что ты мне предлагаешь? – почти на срыве, пускай и негромко спросила Мери. – Убить его? Заколоть ножом ребенка?! Причинить боль Альфреду я не смогла бы, даже под страхом смерти. Хочешь взять на себя эту задачу? Воцарилось молчание, во время которого Америка осознал, что не дышит. Странно, речь шла о нем, но ему не было страшно. Он чувствовал себя героем из сказки, которую ему читала Мери, и понимал, что не все имеет счастливый конец, если только ты сам его не допишешь, дрожащей рукой, касаясь последней страницы, как драгоценной святыни. - Нет, - наконец произнес Франсис, тон его заметно изменился. - Я не готов взять на себя такую ответственность. Если бы на его месте была Канада, я бы недолго колеблясь, послал к черту любые ощущения. Альфред немало значит для меня тоже… но, мы рискуем. Мы смотрим на него, как на ребенка, беззащитного и наивного, как всякое дитя, но тот, кто вырастет, может уничтожить все, включая то, что любит. - Если избавиться от него сейчас, есть ли шанс, что он появится потом? Территория не может быть долго без воплощения страны, и тогда… - Америке показалось, что Англия всхлипнула, хотя проявление подобной слабости перед Бонфуа было немыслимо. Должно быть, Мери очень расстроилась, и Альфреду нестерпимо захотелось заплакать из-за того, что он был причиной ее грусти. – Никогда! Я сама не могу сделать этого, но и никому другому не позволю. Америка самое важное, что у меня есть, - послышался звук удара металла об пол и приглушенные рыдания, а потом тишина, прерываемая только воздушными, но непонятными словами утешения. Америка проснулся, когда солнце уже во всю светило в окошко его комнаты. По подоконнику прыгали маленькие пташки, которых он тайком подкармливал остатками хлеба. Ночное происшествие забылось, как страшный сон, который не смел всплывать в детской головке, и потому Альфред искренне удивился, когда увидел, что подле его кровати, на полу сидит Англия. Ее руки покоились поверх одеяла, а сама она мирно дремала, слегка приоткрыв рот. - Мери, - Америка слегка потряс ее за плечо, и увидел, как она ошарашено поднялась и посмотрела на него мутновато-зелеными покрасневшими и опухшими глазами, с болезненной улыбкой на сухих губах. - Доброе утро, мой милый, - немного хрипло и надломлено поприветствовала его Керкленд, - хорошо спал? Вместо ответа мальчик обнял ее, доверчиво прильнув к человеку, которого он считал самым важным на свете. И днем, когда он случайно нашел в коридоре серебряный нож с тяжелой ручкой, ему ничего не вспомнилось, и металл холодил только детскую ладошку, а не сердце… - Альфред! – крик у самого уха смешался с колоннадой голосов в голове, и едва ли осознавая свои действия, запутавшись в одеяле, и не понимая, где он находится, Америка с рычанием вцепился в чье-то горло, вжимая противника в поразительно мягкую поверхность. – Это я, - сдавленно прозвучал знакомый голос, и в темноте мелькнули глаза. До Джонса медленно начала доходить окружающая обстановка. Не было сомнений в том, что сейчас он находится в спальне своего собственного дома, и что темнота связана со временем суток, а человек, которого он до сих пор не отпустил, его совершенно не боится. Жилка на шее под его пальцами билась так же равномерно, как если бы они сидели сейчас перед экраном телевизора. Россия и не думала ему сопротивляться, дожидаясь момента, когда он осознает отсутствие угрозы самостоятельно. Жаль, что восхищаться ее пониманием и прозорливостью не было сил. - Прости, пожалуйста, - выдохнул он, когда Брагинская села в постели, на автомате, потирая шею, - мне… мне просто сон плохой приснился. - Я уж поняла, что видел ты не лазурный берег и не меня в купальнике, - с намеком на усмешку, просипела она, приблизившись к нему достаточно, чтобы устроить подбородок на его плече. – Что это было? Дурное воспоминание или просто кошмар? Мне показалось, что ты был слишком напуган. Альфред зажмурился, пытаясь припомнить подробности, но ощущения так сильно ему не понравились, что он распахнул глаза, как можно шире, и уставился в одну точку, где сходились тени от настольной лампы и пустой вазы, в которой почему-то до сих пор плескалась зеленоватая протухшая вода. - Я не знаю, - признался он, усмехаясь и закрывая глаза, когда Анна прижалась горячими губами к его шее, будто забирая себе часть страхов и сомнений под покровом темноты, пока никто не может их видеть и тем более осудить. - Вечно у тебя проблемы, Ал, - с улыбкой в голосе, заметила Аня, - а это значит, что в ближайшем будущем ты будешь портить кому-то жизнь. От тебя надо бежать без оглядки. * * * 1698 год. Первым же желанием Ани по прибытию на материк было рухнуть на землю, чтобы почувствовать знакомую связь с тем, от чего она была оторвана непривычно долго. С трудом верилось в то, что Мери с такой легкостью и радостью пускается в длительное плавание. Возможно, что это зависело от степени развития морского флота, с которым у России пока были большие проблемы. Петр I, вознамерившийся исправить эту ситуацию, всерьез взялся за изучение иностранных достижений, что немного смущало и коробило Брагинскую, готовую сделать стремительный рывок к достижению европейского уровня, но сомневающуюся в успехе этого предприятия. Пока в ней не видели угрозу, ей готовы были помогать, пренебрежительно щурясь и давая указания, но в случае успеха ее попытаются подавить. Это немного настораживало, хотя Голландия, с которым она познакомилась, вызывал скорее симпатию, нежели предубеждение. Тем не менее, она пустилась в плавание не напрасно. Пребывание на этой земле было колоссальным и поразительным ощущением, сравнимым с тем, что она испытывала дома. - Вам уже лучше? – осведомился у нее помощник капитана, вежливо и сочувственно улыбаясь. - Намного, - честно ответила Анна, - плавание явно не самое мое любимое занятие. Я к нему не привыкла, потому гораздо увереннее чувствую себя на земле. - А вы уверены, что вам, как… - замялся он, не осмеливаясь произнести подобное вслух, - стоит покидать свою территорию? - Уверена. Пожалуйста, не думайте, что страны ограничены какими-то реальными рамками. На самом деле все немного сложнее. - Объясните? Можно будет заодно посидеть. Вы выглядите все еще очень бледной. - Благодарю, - присаживаясь и едва ли не мурлыча от удовольствия, сказала Россия. – Любая страна, попадая на определенную территорию, всегда примерно представляет ее размеры. Это как легкий толчок в груди, подсказывающий самую первую информацию. В зависимости от своих размеров страна на территории другой может ощущать себя как в замкнутом давящем пространстве, а может напротив - теряться от простора. - Что же чувствуете вы? – с неподдельным интересом спросил помощник. - Это большая территория. Здесь очень вольготно и свободно… похоже на наш дом немного, но не полностью обжитой. И еще так странно, - девушка прищурилась и задумчиво прикусила губу, - границы тут совершенно размытые, кажется, что кто-то отрывает куски, пытаясь поставить оцепление, но терпит фиаско. Вечной раздробленности этой земли не будет. Мужчина похлопал в ладоши, будто был на показательном выступлении, но в чертах его не было ни намека на насмешку, только восхищение. - Поразительно! Вы сами знаете о намерениях наших людей изучить и присвоить часть островов России, так что кусочек будет принадлежать теперь и вам. И вы думаете, что когда-нибудь его придется вернуть? - Кто знает, - неуверенно улыбнулась Аня, - я порой и у себя-то чувствую некоторую потерянность, что уж говорить о чем-то новом, тем более столь отдаленным от места, где я обычно нахожусь. До Америки долго плыть, а я не чувствую себе силы постоянно преодолевать океанский рубеж, но может когда-нибудь… - Анна Ивановна! К вам тут просятся на встречу, пропустить? - Да. Чего человека в стороне держать? – беспечно пожимая плечами, произнесла Брагинская, со слабым интересом ожидая незнакомца. Им, к ее большому изумлению, оказался подросток лет тринадцати-четырнадцати,с неуверенностью вышагивающий к ней, и старающийся не смотреть по сторонам, будто боялся навлечь на себя гнев людей. - Доброго дня, - нервно, но широко улыбаясь, сказал он. - Вы должно быть Россия? Меня предупреждали о вашем прибытии, и я решил непременно вас встретить. - А ты?.. - Ох, - он буквально подскочил на месте, заливаясь краской, - я Америка! Но вы можете звать меня Альфредом, - и парнишка спешно протянул ей руку, которую Анна приняла и ответно сжала, поражаясь тому что, несмотря на его нервозность, рукопожатие вышло по-взрослому серьезным и уверенным. - Анна Брагинская, - постаравшись вложить в свой ответ как можно больше доброжелательности и тепла, представилась она. – Я не ожидала повстречать тебя здесь, но приятно изумлена. Мне было интересно увидеть тебя, - совсем немного кривя душой, поведала Россия, - и мне льстит то, что ты прибыл сюда лично. - Здесь неподалеку есть небольшое поселение и… если только вы хотите, то я могу вас туда проводить. Вас и ваших людей! – смело предложил Америка, оглядываясь, наконец, на экипаж, который заинтересованно на них поглядывал. - Все отправиться не могут, - резонно заметил помощник капитана, - но часть группы я отправлю вместе с вами, Анна Ивановна. Русская кивнула и, не обременяя Альфреда ожиданием, пошла за ним сразу: она справедливо полагала, что остальные подтянутся. *** Альфред оказался очень общительным и подвижным, но он постоянно одергивал себя, будто за спиной у него стояла Англия, держащая в руках учебники, где очень четко и слишком сурово написаны все правила поведения с новыми знакомыми, с которыми никак нельзя сближаться, но обязательно нужно наладить контакт. Но натура в нем неизменно побеждала все условности, потому он очень скоро начал обращаться к России по имени, отказываясь от официоза со страной, которая выглядела ненамного старше его самого. В поселении их встретили не слишком приветливо, но Америка быстро все замял, уведя гостью в один из небольших, хорошо сколоченных домиков, куда не добирался поднявшийся холодный ветер. Тут было чисто и светло, будто кто-то специально наведывался сюда, чтобы следить за порядком, хотя дом выглядел необжитым. - Скажи, - начала Анна, - Англия рассказывала тебе историю других стран? - Да, но совсем немного, - быстро отозвался Альфред, - в общих чертах. - А она говорила что-нибудь обо мне? - М, - мальчик нахмурился, будто стараясь припомнить, - да. Она говорила, что ты дикая и очень опасная страна, которая долгое время была под властью кочевников, творящих на твоей земле страшные бесчинства, которые тебя изменили. Мери говорила, что мне лучше всего избегать тебя. - Тогда почему ты здесь? – тихо поинтересовалась Брагинская не без горечи. – Зачем было идти на риск после стольких предостережений? - Я должен был сам тебя увидеть, - твердо ответил Альфред, пытливо заглядывая в ее глаза, - и убедиться в этом без чьей-либо помощи. Знаешь, Мегги… то есть Канада, - спешно поправился он, - говорила, что в ее лесах водятся жуткие медведи, которых мне стоит остерегаться. Вопреки ее совету я специально пошел через леса и нашел их. Да, пришлось убегать, но я точно узнал, как они выглядят и что их злит. Я не боюсь. - Разве Англия не просила тебя учиться на чужих ошибках, Альфред? - Мне нравится совершать свои. Только они учат по-настоящему. Аня кивнула, соглашаясь, но про себя раздумывая над тем, куда Америку может завести его неуемная энергия и катастрофическое желание попробовать на себе все, как бы опасно это ни было. - И я поступил правильно. Относительно тебя она солгала. - Думаешь, что я не опасна? – Анна поднялась с места. - Для меня нет. Я не думаю, что такая кра… что страна с такими невыносимыми глазами может со зла причинить кому-то боль. - Внешность обманчива, малыш, - усмехнулась Россия. – Вид Англии не внушает опасений, верно? - Да, - неудобно заерзав, откликнулся он. - И считаешь, что она ни разу не опасна? Что страна, держащая в руках огромную власть и территорию, добилась всего добрыми словами, какими она, должно быть, пользуется, когда приезжает к тебе? - Нет. Я мало видел, но я не настолько глуп. Я просто сказал тебе то, что чувствую. Неужели ты хочешь убедить меня в том, что ты плохая и мне не стоит больше искать встреч с тобой? - Нет, совсем не хочу, - коснувшись его плеча, призналась Аня. - Тогда приезжай еще раз. Когда сможешь… Ведь есть же вероятность того, что мы станем соседями? * mon chaton (фр.) – мой котенок Обоснуй: 1)Тридцатилетняя война (1618—1648). Франко-шведский период 1635—1648. Исчерпав все дипломатические резервы, Франция вступила в войну сама (21 мая 1635 объявлена война Испании). Ей удалось предотвратить новую войну между Швецией и Республикой обоих народов (Польшей), которые заключили Штумсдорфское перемирие, что позволило Швеции перебросить значительные подкрепления из-за Вислы в Германию. Французы атаковали Ломбардию и Испанские Нидерланды. 2)В 1648 шведы и французы разбили имперско-баварскую армию в битве при Цусмаргаузене и при Лансе. Только имперские территории и собственно Австрия оставались в руках Габсбургов. 3)Вестфальский мир закрепил раздробленность Германии. 4)Конец мая – начало июня 2011 года – вспышка новой кишечной инфекции в европейских странах. Несколько тысяч заболевших и летальные исходы среди жителей Германии заставили Евросоюз наложить запрет на распространение испанских огурцов, которые были приняты за источник инфекции. Позже было выяснено, что эти предположения были ошибочны, но урон и упавший спрос на испанскую продукцию вызвал бурю возмущения. 5)2 июня 2011 года – запрет на ввоз любой европейской овощной продукции на территорию России, вплоть до выяснения причин болезни. Европа остро отреагировала на запрет, заявив, что подобное поведение может поставить под вопрос вступление России в ВТО. 6)Дипломатические отношения России и США были установлены в 1807 году, а первый официальный контакт с одной из американских колоний (будущая Пенсильвания) произошёл в 1698 году. 7)В первой половине XVIII века начинается активная колонизация Северной Америки русскими торговцами. Множество российских поселений было основано на Алеутских островах, на континентальной Аляске, на территории современных канадских провинций Юкон и Британская Колумбия и американских штатов Вашингтон, Орегон и Калифорния.