Идол

Давний его знакомец был личностью таинственной. Кроме того, что он слыл едва ли не лучшим кузнецом в городе, в его арсенале было умение делать самое диковинное и уникальное оружие. На стенах кузни висели самые искусные образцы мечей, легких сабель, пращ, булав, тонко сплетенные кольчуги, которые были непробиваемы даже для арбалетов. Все это он собирал после битв, разгадывал секреты других кузнецов, разбирая тонкости владения мастерством изготавливать оружия убийства. Кузнец этот всегда был в курсе событий тайной торговой жизни и вообще знал много секретов, которые, по идее, знать не должен был. Сегодня загулявший люд активно шатался по ночному городу, мужчины заливали в глотку брагу, оторвавшись от повседневных забот, а женщины собирались в уютных светелках, болтали и сплетничали, хвастаясь своими пирогами да достатком. Кузнец пил с воеводой. Они задумчиво отхлебывали из глиняных кружек медовуху и делились размышлениями. – Вот рать княжеская нынче былую силу теряет! – проникновенно заговорил кузнец, грохнув огромным кулаком о стол. – То ли дело при князе отце было. Враг даже близко к рубежам не появлялся. А сегодня хозяйничает не хуже самого князя. Воевода выкатил осоловевшие глаза и надул пухлые губы, захлебнувшись от наглости хозяина. Он оттолкнул от себя кружку с медовухой, расплескивая напиток на отполированную локтями поверхность стола. – Да как ты смеешь, холоп неграмотный? – загремел воевода гневом. Кузнец хитро улыбнулся, утирая ус. – А вот скажи мне, человек в ратном деле поднаторевший, сколько набегов ты за последние дни отразил? Воевода открыл было рот, чтобы ответить, но смолчал, нахмурился. – Это потому что рать твоя, как заяц пугливый, бегает с добром, дограбленным за врагом, домой, – пояснил кузнец, – оттого она медлительная и нерасторопная. Знаешь, чем закончится ваша возня? Бунтом! Воевода уже издавал только возмущенные звуки: «Пуф! Пуф!», вкладывая в них весь свой гнев. Кузнец же преспокойно отхлебнул еще медовухи и, сощурившись, уставился на воеводу. – Сегодня со двора во время жертвоприношения выехал за городские ворота странный и таинственный всадник, – говорил он, цедя каждое слово сквозь зубы. – Он направил коня на юг и галопом понесся в самые опасные области в полном одиночестве. Кто он, воевода? А? Воевода откинулся на спинку стула, который натужно проскрипел под его весом. Он барабанил по крышке стола пальцами, обдумывая ответ. И он ответил бы, если бы не ворвавшиеся в дом Велеслав и Тишка. Они добрались до жилища кузнеца с первыми крупными каплями дождя, которые подгоняли их к входной двери, стремясь попасть сразу за вороник. – Велеслав! Ты ли с девицей? – громогласно удивился кузнец, приподнимая вверх лучину, чтобы рассмотреть спутницу друга. – Тишка! Подруга моя сердешная! Кузнец в избытке чувств сграбастал обоих в медвежьи объятия и прижал к огромной груди, вздымающейся, как кузнечные меха около его горнила. На лице кузнеца расплылась счастливая улыбка, которую не смогла укрыть даже рыжеватая борода. – Б… беженка, что ли? – икнул воевода, с кривой усмешкой разглядывая босые ноги Тишки. Воевода, покачиваясь, встал, похлопал по плечу кузнеца и распрощался, скашивая покрасневшие глаза на Тишку. Он вывалился за двери под ливень, не задумываясь: находиться в одном помещении с беженкой ему не хотелось. Нечасто челядь сталкивалась с такой нищетой и бедствием, потому опасались и избегали подобных контактов, сдабривая свои страхи рассказами о чуме, холере и проказе. Кузнец засуетился, выставляя на стол щедрое угощение. Он улыбался и нахваливал блюда, приготовленные женой. Перед гостями он поставил огромные миски и тут же стал наполнять до краев угощениями. – Слышал, Велеслав, что князь выпустил твоего врага… – проговорил кузнец, сжимая в руке кружку с медовухой. – Ты решил, что делать с этим? Велеслав бросил на него быстрый оценивающий взгляд, словно взвешивая свои последующие слова. – Нет у меня больше надежд, я утратил последнее связующее звено, не думаю, что моя вылазка в следующий раз будет настолько успешной. Зверь, однажды попадавший в ловушку, становится осторожнее. Думаю, что будет он меня травить теперь, ведь я унизил его, казнил его лучших янычаров из авангарда. Кузнец тяжело вздохнул, а Тишка отложила ложку, вслушиваясь в их разговор. Кузнец сразу же заметил этот ее жест. – Ешь, Тишка, у меня для тебя есть подарок. После ужина получишь, – шутливо нахмурился кузнец. Но Тишка, как завороженная, смотрела на Велеслава, за ложку не бралась. – Самое интересное, – вдруг усмехнулся кузнец, – что твоя «ниточка» у тебя под боком сидит, только молчалива эта «ниточка» уж очень, чтобы ее «речи» разгадать, надо особую связь с Макошью иметь. Непростая девочка наша Тишка. Много в ней знаний от Макошь, потому и лишена она теперь за это речи людской, чтобы не путать богам нити судеб… Велеслав сосредоточенно посмотрел на сидящую рядом с ним хрупкую девушку и упрятал улыбку, отпивая хмельной медовухи. Уж очень тронула его история с букетом, что плела она ему в районе беженцев. Девушка смутилась и опустила ложку в тарелку, сделав вид, что занята едой. – Супруга моя – ткачиха неважная, потому мы не особо этим делом занимаемся, токмо в целях личного употребления. Однако утвари ткаческой, как в любой приличной избе, у нас в достатке. Тишка забегала к нам иногда поработать за краюху хлеба, да за ночевку в тепле. Ни разу в дом не входила, только с тобой вот, ты не иначе как силой ее втащил. Спать шла всегда в сени аль в сарай скотный. Никаким калачом не заманишь ее в избу. А однажды она пришла и прямиком в сарай отправилась, заправила в ткацкий станок нити, что принесла с собой, да очень быстро сплела полотно с таким мудреным узором, что мы ахнули просто. Говорит мне супруга: «Это не простой узор, это послание от Макошь, его надо читать». Отправились мы к волхву за советом. Да и, слава богам, успели! Мое легкое недомогание, на кое я и внимания не обращал, серьезной хворью обернулось. Три дня в сторожке волхва в беспамятстве прометался. За этот бред выложил ему в бреду все сведения о тайном ополчении. Много бы народу ратники в подземелья утащили, если бы не помощь волхва… Кузнец умолк, по привычке расправил усы и задумчиво уставился на огонь лучины. Взгляд его стал тяжелым, как зависший над наковальней молот. – Велеслав, пора выступать, нельзя рисковать людьми преданными. Изнывает люд окрестный от ярма княжьего да от вражеских налетов, – вдруг совершенно трезво подытожил кузнец. – Либо сейчас, либо никогда. Велеслав опустил голову и сгорбился. На его плечи легла очень тяжкая, невидимая глазу, ноша ответственности. Слова кузнеца положили этот груз на него, и он не в силах был отказаться от этого. – Сдюжим ли мы рать княжью? – спросил Велеслав, вглядываясь в лицо кузнеца. Тишка вдруг сорвалась со своего места. Вихрем пронеслась по светелке, выхватила узелок с нитками и умчалась в сени. Мужчины поднялись за ней, слегка растерявшись ее стремительности. Пряла она так, что любой самый искусный ткач залюбуется. Только полото ее было украшено узором странным и непонятным. То сплетался узор в причудливые узелки, прописывая руны разными цветами, то расходился как лучи, теряясь. Как ни пытались мужчины понять его тайнопись, ничего на ум не приходило. – Седлаем коней. Заканчивает Тишка свою работу, пора к волхву ехать. Раз торопилась она так, значит, нет у нас времени на размышления долгие, – заметил кузнец и ушел в конюшню. Велеслав же не мог оторвать глаз от проворных Тишкиных рук. Едва она довязала последний узелок, как покачнулась и стала валиться со стульчика. Велеслав проворно подхватил ее на руки, ослабшую, поникшую, как тряпичная кукла за его пазухой. – Что ж ты не жалеешь себя? – сокрушался Велеслав, поспешно внося ее в светелку. Следом за ними забежал и встревоженный кузнец. Он поспешно оглядел Тишку и прошептал: – Ее надо к волхву. Болезнь ее не людская, гневит она регулярно Макошь, вот и болеет все чаще. Волхв может помочь… Вскоре, укрываясь от ливня, два седока торопливой рысцой отправились в сторону леса. Их поспешный рейд освещали только молнии, да Перун грохотал раскатисто, запугивая мощью бравых ратников и детей.