Путь (временно заморожен, см.прим.)

– Встань напротив меня. Небольшая лесная поляна за пределами деревни Дождя стала неожиданным местом для времяпрепровождения в обществе нукенина, только недавно начавшего подавать признаки относительного дружелюбия. То, как спокойно они покинули границы деревни казалось необъяснимым и странным ровно до тех пор, пока примерно через метров пятьсот своим ужасающим появлением из ниоткуда Саюри не шокировало некое существо. Лицо этого существа, слабо напоминавшее человеческое из-за огромных круглых желтых глаз без зрачков, белоснежной, как бумажный лист, кожи, да и своего необычного способа появления, возникло прямо из ствола одного из деревьев, мимо которого они проходили. У существа оказался голос, и оно способно было говорить. Сказало оно, правда, мало чего приятного, вроде, с какой целью Итачи выводит девушку из деревни, надолго ли и готов ли он поручиться за ее возвращение собственной головой, однако, после получения исчерпывающих ответов, все же, отстал и исчез так же внезапно, как и появился. Факт того, что за ней следили, причем за каждым шагом и круглыми сутками, приобрел новый весомый смысл и более серьезный уровень, и стал неопровержим. И, вот, оказавшись на этой поляне спустя час, блондинка, так страстно желавшая задать кучу вопросов мужчине, поговорить о том, что волновало ее больше всего – о плане, не решалась открыть и рта. За ними, без сомнений, следили и сейчас, и, казалось, сам Учиха совершенно не был этому удивлен. Саюри покорно послушалась указаний нукенина, отойдя чуть дальше и встав точно напротив, на расстоянии нескольких шагов. – Сегодня я хочу научить тебя основам самообороны. Если ситуации, в которые ты попадала уже не единожды, повторятся, ты должна суметь дать отпор. Я не собираюсь все время тебе помогать. – На лице мужчины не дрогнул ни один мускул, в тот момент, как в светлой голове воцарилась самая настоящая вакханалия. С чего бы ему вдруг заботиться о таких мелочах, когда на повестке дня есть другие важные вопросы! Но, понимая ситуацию, ей ничего не оставалось, кроме как сдержанно кивнуть. Не прошло и мгновения, как Учиха исчез из поля зрения, как ее руки оказались жестко заломлены за спину. – Попробуй высвободиться. – Тихий низкий голос раздался прямо над самым ухом, вызывая толпу мурашек по спине, и в следующие несколько минут шиноби без какого-либо труда сдерживал неистовые попытки вырваться из цепкой хватки. Как бы она ни старалась, до боли выворачивая запястья, дергаясь всем корпусом, ничего, кроме причинения себе самой боли, не выходило. За спиной послышался шумный вздох. – Если тебя схватили сзади, как сейчас, попробуй с силой ударить по колену. – Хо…рошо. – Голос предательски дрожал, выдавая неровное сбивчивое дыхание, и она молилась, чтобы шиноби спустил все это на активные действия по высвобождению. Все тело невольно обмякло в ожидании того, что сейчас его выпустят на свободу, но у «противника», похоже, были другие планы. – Что «хорошо»? Бей в колено. – Ударить? Вас? – Наступившее непонимание и некий страх не могли не быть пронизаны слабым, но таким понятным чувством торжествующей справедливости. Сколько раз, пока он измывался над бедной неустойчивой психикой переводчицы, изводил, насилуя нервы вдоль и поперек, она мечтала со всей силы вмазать по его распрекрасному личику, и вот сейчас этот шанс так благосклонно предоставил сам владелец этого «личика». И, да, пусть Итачи и сделал одно большое доброе дело, спасшее ее бестолковую голову, однако, такой расклад мог бы вполне стать приемлемой платой за все его предыдущие мелкие выходки. Пухлые губы дрогнули в неуверенной улыбке. – Мне же потом за это ничего не будет? – Все же, предусмотрительно поинтересовалась блондинка, вполоборота поворачивая голову и снизу вверх заглядывая в глаза своего «наставника», даже не удосуживаясь скрыть своей радости и энтузиазма, на что Учиха как-то заговорщицки прищурился. – Не будет. Бей. Несмотря на всю решимость, все удары приходились строго мимо, причем, непонятно, то ли она мазала, то ли нукенин оказался настолько изворотлив. – Что, даже по колену попасть не можешь? – Итачи надменно хмыкнул, высвобождая одну свою руку и сжимая тонкие запястья уже только лишь второй, всем видом показывая превосходство своей силы и полное отсутствие прикладываемых усилий для совершения всех этих действий. Обреченный шумный вздох разочарования сорвался с губ, и Саюри поспешила вновь вскинуть голову вполоборота и найти взглядом его глаза. – Как же я попаду, если вы все время отводите в сторону ногу и уворачиваетесь? – Раздосадованный голос нарочито тянул гласные, а лицо раскраснелось от напряжения. – По-твоему, насильник будет смирно стоять и ждать ответки? – В ониксовых глазах сверкнуло едва уловимое раздражение, а тонкие длинные пальцы потонули в собранных в идеальный низкий хвост волосах, медленно стягивая резинку и высвобождая мгновенно рассыпавшиеся по плечам шелковистые пряди. Протектор шиноби так же полетел на землю. Саюри как завороженная проводила все его действия неотрывным взглядом, пока не оказалась резко и, даже, грубо перевернута и вновь схвачена уже лицом к нукенину. Сильные руки настойчиво прижали ее к крепкой мужской груди, почти до боли сдавливая предплечья и не давая и шанса пошевелиться. Он был выше почти на голову, так что взгляд, брошенный сверху вниз априори казался чуть ли не презрительным. – Допустим, ты не смогла его ударить, а твои тухлые попытки ему надоели, и вы оказались лицом к лицу. – Низкие бархатистые переливы его голоса зачаровывали, поглощая сознание целиком и без остатка, не оставляя ни единого шанса оторвать взгляд от этого светлого красивого лица, как если бы он ее загипнотизировал. Ловя губами собственное рваное дыхание, она поняла, что слушать Итачи вполуха, не то, что, внимательно, никак не получается. Он был близко, и даже слишком, а крепкое статное тело излучало тепло, передающееся ей незримым плавным потоком и разливающееся по каждой клеточке, вызывая восторг от этого подобия, пусть и ожесточенных и болезненных объятий, из которых совершенно не хотелось выбираться. Раньше, презирая этого человека всей душой, она так или иначе никогда не могла сдержать неадекватной, сводящей с ума, дрожи даже от случайных прикосновений. Сейчас, когда главная недомолвка между ними была разрешена, и, казалось бы, отношения начали налаживаться, все ощущения обострились еще в добрую сотню раз. И было совершенно неважно, насколько неприлично было вот так долго таращиться в его глаза, ощущал ли он сквозь тонкую ткань одежды, разделявшую их, бешеные удары сердца в грудной клетке, слышал ли неосторожный шумный выдох, сорвавшийся с приоткрытых губ, понимал ли значение этого взгляда, выдававшего его носительницу с головой. Неважно. Пронося в памяти все моменты случайной, или не очень, близости и умножая на то, что происходило сейчас, она, с подступившим к горлу комом досады и разочарования в самой себе, осознавала, что не имело совершенно никакого значения, как сильно он заставлял себя ненавидеть и каким бы хорошим ни был на самом деле, а даже если бы и не был, она все равно не смогла бы успокоить свое сердце. Нет. Все глупые попытки не угодить в эту ловушку, предпринимаемые последние месяцы, никогда не были успешны. Скрываясь за напускной ширмой безразличия, она уже давно проиграла эту битву. – Ты меня слушаешь? – Заметно повысившийся тон заставил Саюри попытаться одернуть себя от мыслей и уловить на себе еще более раздраженный взгляд, и, смущенно отведя свой в сторону и нервно закусив губу, отрицательно завертеть головой. – Нет. – Раздалось чистосердечное, на что темные брови удивленно поползли вверх. – Простите. Я совсем вас не слушала. – Лицо скосила раздавленная кривая виноватая улыбка. Его сердце билось слишком ровно, чтобы можно было предположить, что эта ситуация его хоть как-то трогает, мгновенно зажигая щеки огнем осознания собственной глупости. – Я сказал, что, если у твоего противника длинные волосы, ты можешь попытаться освободить одну руку и вцепиться в них. Это причинит больше боли, чем если ты будешь так же хило колотить в грудь или безуспешно брыкаться. Но самым действенным вариантом будет ударить со всей силы коленом между ног. Это надолго выбьет противника из колеи, и, возможно, ты сможешь сбежать. – Здорово. – Саюри почувствовала, как совсем обмякло тело в подступившем безразличие ко всем этим поучениям, и держалось теперь лишь благодаря не отпускающим рукам шиноби. Его голос и слова звучали настолько размеренно, складно и отстранено-безразлично, что в груди мгновенно разгорелось жгучее чувство досады, а все мысли, заполонившие голову минутой ранее, вмиг показались грязными и постыдными. – А приводя в пример волосы…вы имеете в виду Дея? – А ты уже не относишь его действия к насильственным? Так это был жест доброй воли? – Учиха чуть покривил лицо, будто увидел нечто омерзительное, вызывая своими словами еще более усталый вздох. Тихо и совсем невесело улыбаясь лишь уголками губ чему-то своему, она по-прежнему не поднимала взгляда. – Нет. Не так. – Все, что смогло вырваться с пересохших губ в дополнение к отрицательно покачавшейся голове. Ей, отчего-то, совсем не хотелось сейчас снова оправдываться за эту ситуацию. Все внутренние силы были направлены лишь на то, чтобы как-то побороть медленно, но неизбежно распускающуюся внутри обиду на то, что сходить с ума здесь приходится лишь ей одной. Это казалось несправедливостью вселенских масштабов и могло вызвать лишь сочувствие к самой себе, не более. Зеленые глаза устало прикрылись. – Ты совсем не хочешь ничему научиться. – Руки медленно сползли с ее предплечий, освобождая из плена, однако он и не думал отходить, по-прежнему находясь в опасной близости. – Что не так? – Я думаю, необязательно нам все это отрабатывать на практике. Объяснений вполне достаточно. – Предпринимать очередную слабовольную попытку защитить свое сердце было глупо, как ни посмотри, но Саюри хваталась за нее, как утопающий за спасательный круг. Дырявый спасательный круг. – Вот как. – Учиха смерил низкую фигуру задумчивым изучающим взглядом, запуская пальцы в распущенные шелковистые светлые волосы и на автомате заправляя пару прядок за ухо. – Стало быть, тебе не нужна моя помощь. Ни в чем. – Озадаченный непонимающий взгляд вскинулся на него мгновенно. «Ни в чем?! А как же…» – Что ж. Меня это вполне устраивает. Думаю, тебе стоит вернуться к своей работе и не гневить Пэйна. Саюри только и оставалось в панике завертеть головой, лихорадочно придумывая, что нужно сказать, чтобы заставить его передумать и изменить свое решение. Взгляд зеленых глаз впивался в его, черные и бездонные, безмолвно умоляя не поступать так. – Но…я думала, что мы… – Я помню. – Резко оборвал поток и так неуверенных слов шиноби, меланхолично подхватив пальцем прядь ее волос, чуть накручивая на указательный палец и как будто о чем-то раздумывая. Так оно и было. Казалось, Учиха вглядывался в ее лицо целую вечность, взвешивая какие-то только одному ему известные «за» и «против», хотя, прошло не больше секунд десяти, прежде, чем заметно изменился в лице, явно придя к какому-то окончательному выводу. Чуть нахмуренные доселе брови и напряженный лоб расслабились, тонкие губы дрогнули и приоткрылись, испуская неслышный выдох, то ли облегчения, то ли безысходности, и, казалось, даже взгляд стал другим. Не задумчивым, не жестким и не повседневно-холодным. Просто другим. Такого Саюри в его глазах еще не видела и не знала, что он должен был означать. Итачи как будто что-то решил для себя, сделал выбор и мысленно готовился. – Ты такая нетерпеливая. – Проскользнуло с очередным выдохом тихо. Такой знакомый чарующий бархат отдавал приятной хрипотцой, волнующим теплом коснувшись мочки уха. Его дыхание было размеренным и спокойным ровно до той секунды, пока крепкие руки властно не обвили талию и не притянули хрупкое тело к себе, прижимая почти отчаянно. «Я это выдержу» - кричало сознание шиноби, когда он прижимался горячим лбом к ее, обжигая дыханием щеки и мимолетно касаясь губами аккуратного носа. «Я это выдержу» - не унималось оно, пытаясь прорваться сквозь оглушительный стук пульса в ушах, когда рука осторожно легла на ее подбородок и чувственно очертила большим пальцем контур мягких приоткрытых губ. «Это же ничего не значит.» - невыносимая близость была слишком опьяняющей, а ее дыхание, сбивающееся через каждый вдох и неприкрытое желание вперемешку со смущением и неким страхом в глазах, сводили с ума каждый нерв на своем пути. Саюри чувствовала, как тесно становится воздуху в легких, легким – в грудной клетке, а ей самой – в этих объятиях. Каждый миллиметр кожи пронизывался острыми игольчатыми покалываниями, как если бы по ней пропускали нескончаемые разряды электрического тока, ноги одеревенели и начали неметь, грозясь не удержать свою, вмиг ставшую эмоционально-неустойчивой, хозяйку. И все, что она знала в ту секунду, лишь, что этот мужчина как цунами сметал на своем пути все ее сомнения и логические доводы разума, сводя все ее существование на нет и превращая в один маленький беззащитный комок, больно и тихо пульсирующий таким неправильным желанием никогда больше не покидать этот плен. Заткнуть противную мысль о том, что он снова сделает ей больно, и под страхом смерти не сметь оттолкнуть его в ту секунду казалось самым правильным решением, которое она только могла принять в жизни, пусть даже все это и походило на помешательство. Саюри устала сходить с ума в одиночку. – Смотри мне в глаза. – Едва слышно жарко выдохнул он прямо в губы, срываясь и мгновенно сминая их в совсем не осторожном, настойчивом и таком желанном поцелуе. Всё вокруг на удивление быстро померкло, включая и причину всего происходящего, когда он почувствовал, как, отойдя от непродолжительного оцепенения, беззаветно она принимает все его прикосновения, как отдается без остатка в ответ, неумело, но с каждой секундой все смелее и увереннее, дрожа и прижимаясь всем телом, запуская пальцы в смольные волосы и цепляясь за ворот плаща. В ней совсем не было сомнений? Он один готовился к этому так, словно его ожидает плаха? Стальное сердце шиноби сжалось от последней угасающей мысли, что все действительно начинает выходить из-под контроля, но он нашел в себе силы лишь мимолетно и незначительно отстраниться. Приоткрыв веки Итачи чувствовал, как сносит крышу. Лицо его, такой желанной, переводчицы было так близко, с закрытыми в наслаждении глазами, покрытое румянцем возбуждения, что губы сами вновь поймали ее, раскрасневшиеся и припухшие, в очередной влажный обезумевший поцелуй, а ладони жадно сжали талию, едва проникая пальцами под ткань толстовки, и шею, как если бы она пыталась сбежать и это стало бы концом всего. Но она не пыталась, порождая в голове Итачи больное желание закрыться с ней в какой-нибудь комнате и не выходить оттуда ближайший месяц. – Эй, – Прошелестел задыхающийся шепот. – Саюри, – Учиха скользнул потемневшим от желания взглядом по ее лицу, честно пытаясь взять себя в руки. – Смотри в глаза. – В третий раз просить уже не пришлось. Саюри неохотно приподняла веки, заглядывая из-под прикрытых ресниц, затуманено и абсолютно беззащитно. Когда горячие влажные губы нукенина вновь накрыли ее, болезненно сладко, она уже не чувствовала ломящего грудную клетку сердца, как если бы оно уже давно покинуло ее, оставляя на своем месте лишь приторно-щемящую боль, разливающуюся от шеи до низа живота тягучим исступлением, и лишь вспыхнувший в ониксовых прикрытых глазах уже знакомый алый огонек заставил Саюри встрепыхнуться всем телом, но было уже поздно. Она знала, что последует дальше, бессмысленно цепляясь за остатки ускользающего сознания, погружающегося во тьму. Такой знакомый одинокий холм и тяжелое, давящее на нервы алое небо подействовали на нее лучше ледяной воды. Быстро, насколько возможно, вскочив на трясущихся ногах, Саюри лихорадочно пыталась найти взглядом того, кто и притащил ее сюда, но спустя несколько секунд Итачи сам, как по волшебству, появился из ниоткуда точно сбоку от нее, заставляя вздрогнуть от неожиданности и осторожно отступить на пару небольших шагов. Она не могла поверить, что после всего он снова применил на ней технику. В прочем, этот жест никак не смутил нукенина, вызывая лишь странную, едва заметную ухмылку, тронувшую его губы. – Боишься? – Его голос звучал уверено и твердо, словно весь этот крышеснос минутной давности происходил вовсе не с ним. Учиха деловито скрестил на груди руки. – Как это понимать? Почему я снова здесь? – Саюри старательно отводила взгляд, неспособная найти в себе силы заглянуть в его глаза. То, что произошло в реальном мире, с каждой секундой все больше напоминало сон, такой неправильный и постыдный, но такой будоражащий. – Ты же хотела поговорить, разве нет? – Учиха сделал пару шагов в ее сторону, но девушка вновь инстинктивно попятилась назад. Слишком уж странно все это было, и она ждала объяснений, но больше – боялась снова сорваться. – Я же сказал тебе, смотри в глаза, но ты не послушалась, а теперь, похоже, винишь меня в том, что я сделал что-то ужасное? – Зачем вы это сделали? – Едва слышно дрожащим голосом пролепетала блондинка, даже не будучи уверена, что хочет слышать ответ на этот вопрос. Его настрой уже был понятен. Это Учиха Итачи. Жаль, что на те несколько мгновений она безрассудно об этом забыла. – Только так я мог незаметно взять тебя в гендзюцу. Ты же видела – за нами следят. Так пусть лучше думают, что ты мне нравишься, а не, что ты пытаешься нагреть Пэйна, а я тебя покрываю, ты так не думаешь? – Блондинка почувствовала, как защипали глаза и с силой закусила щеку, лишь бы ни одна, даже самая призрачная тень ее настоящих чувств не могла вырваться на свободу. Внутри взорвалось чувство просто выжигающего стыда, давя любую складную мысль, которая смогла бы сложиться хоть в какой-то ответ. На продолжительное молчание брюнет лишь надменно хмыкнул. – Это была вынужденная мера, ты должна это понимать. Нервно поджав губы, Саюри нашла в себе силы поднять на него полный смятения и разочарования взгляд. Он выглядел так, как будто все сказанное действительно было чистой правдой, со всем этим безразличным спокойствием на лице и уравновешенным холодом в глазах. – Зачем вы оправдываетесь? – Набрав в легкие побольше воздуха и поправляя волосы, в попытке успокоиться, девушка медленно направилась к ближайшему столбу и, облокотившись о него, устроилась на земле. Ей хотелось сказать так много слов, забросать его упреками, накричать и обвинить, а затем убежать и где-нибудь надрывно разреветься от досады, но она никак не могла позволить себе такой роскоши. Не сейчас, когда их отношения только начали налаживаться и когда от него зависело ее благополучие и успешность миссии. Что бы он ни делал, как бы не поступал с ее чувствами, все это было неважно. В конце концов, это казалось такой мелочью в масштабах происходящих в ее жизни событий, что едва ли смогло бы повлиять как-то на ее дальнейшие действия. И плевать, что в груди все изнывало в стальных тисках боли, а ядовито-жгучий поток слез так и застрял где-то в горле, сдавливая и мешая нормально дышать. Неважно. Саюри словила частичку горького счастья, длящегося всего миг, и прекрасно осознавала, насколько оно непостоянно и обманчиво. И кто же теперь был в этом виноват? «Я чувствую себя так, будто попала в шторм. Меня бросает из стороны в сторону. Он ведет себя отчужденно-холодно и спокойно, затем взрывается в грязных оскорблениях. Подходит так близко, что я не могу дышать, и тут же отталкивает, сбрасывая с обрыва в бездну отчаяния. Я бы хотела понять, о чем он думает, но, очевидно, что для такого человека, как я, это просто невозможно. Единственная правда, которую я знаю – этот мужчина всецело, без остатка поглощает мои мысли и отчаянно вырывающееся из его лап сердце. Как долго я смогу бороться с этим ядовитым чувством? И что будет, если проиграю? Я даже не хочу об этом думать. Этот человек мрачнее самой темной ночи, его взгляд пронзает ледяной сталью, но прикосновения обжигают сильнее самого жаркого пламени. Я чувствую, что, поддавшись – погибну. Растворюсь в нем без остатка и навсегда. Да. Потерпев поражение, я уже никогда больше не смогу принадлежать себе.» – Вы уверены, что тот, кто наблюдает, ни о чем не догадается? – Безразлично тихо отозвалась девушка, окончательно придя в себя. Учиха, недолго думая, последовал ее примеру и устроился напротив, поджав под себя ногу. Он отметил, что испытывает удовлетворение от того, как она держится. Все могло закончиться гораздо хуже. – Уверен. Здесь наш разговор невозможно подслушать. К тому же, время здесь течет по-другому. – Как это? – За несколько суток в этом мире в реальности пройдет лишь секунда. Поэтому, у нас достаточно времени, чтобы все обсудить. – Вот как. – Раздалось задумчивое мычание. – Теперь я понимаю, для чего все это. – Так с чего ты хочешь начать? – Чувствуя какой-то странный укол совести, Учиха попытался отмести лишние мысли, но голос против воли чуть смягчился. Ставший более серьезным взгляд зеленых глаз изучающе и неторопливо скользнул по нему. – Вы сказали, что у нас есть время все обсудить. Значит, вы ответите на все мои вопросы? – Разве ты не хотела поговорить о твоей «маленькой проблеме»? – Мужчина недоуменно вскинул бровь. – Итачи-сан. – Блондинка испустила шумный усталый вздох и потерла виски, прикрывая глаза. Сердце, наконец, начало приходить в норму, выравнивая свой ритм и позволяя мыслить более трезво и собрано. Нужно было быть полной идиоткой, чтобы не понять, что, вот он, ее долгожданный шанс поговорить обо всем, с самого начала, задать все свои вопросы, даже глупые и незначительные, и было бы полной дуростью упускать его. Ведь Итачи сам ей его предоставил. – У меня к вам миллион вопросов. – Это будет долгий и утомительный разговор, да? – Небрежно поправляя волосы, шиноби все думал, во что же он ввязался. – Да, наверно. – Блондинка смущенно и растерянно потерла переносицу, давя подобие улыбки, пусть и выходило кривовато. – Черт, с чего бы начать. С пару минут нукенин молча и терпеливо ждал. Он прекрасно видел ее волнение в без конца теребящих край толстовки пальцах, в бегающем взгляде, останавливающемся на чем угодно, но не на нем, в напряженно поджатых губах. Он знал, что все, что она сейчас пыталась вспомнить так или иначе сбивалось мыслями об их первой настоящей близости, потому как сам едва ли мог сконцентрироваться на предстоящем разговоре, раз за разом прокручивая в голове мгновения всепоглощающей страсти, разливавшейся по телу сумасшедшим возбуждением. Шиноби никогда бы не подумал, что ему может быть так трудно остановиться. Будучи мужчиной, способным заполучить любую, даже самую прекрасную и недоступную, женщину, он с первого же дня пытался отгородиться от этой девушки, потому как уже тогда, на подсознательном уровне, понимал, что с ней все будет по-другому. С ней все будет неправильно, сложно, больно, горько. Горячо. Это слово, по его мнению, лучше всего описывало произошедшее. Итачи невольно напрягся, все еще ощущая жар мягких губ на своих. – Точно! – Наконец, воскликнула девушка, заставляя его вздрогнуть. – Я хочу знать кое-что. Это вы убили Мамото-сана? Такого вопроса Итачи совершенно никак не ожидал, а, потому, сначала даже подумал, что ослышался. «Мамото? Серьезно, Саюри? Настолько сначала?» – Нет. Это действительно был несчастный случай. Это произошло, когда мы отдыхали. Нукенин отметил, как заметно расслабилась блондинка и, казалось, даже облегченно выдохнула. Да-да, хотя бы эта кровь была не на их руках. Вот ведь повод для радости. – А Кая вы намеренно оставили в живых? – Ты уже задавала этот вопрос. – Да, но, мне кажется, что вы не были честны со мной в тот раз. – Ладно. – Хмыкнул шиноби. Пусть так. – Я был почти уверен, что ты еще пригодишься. Поэтому не убил его. – Вот как. – Саюри напряженно свела брови, заметно смутившись и осторожно взглянув в ониксовые глаза. – Итачи-сан. А…что вы делали в моей комнате после бара? О чем мы…говорили? Нукенин напрягся, прокручивая в голове события того вечера. Меньше всего ему хотелось вспоминать тот отвратительный разговор. – Ни о чем, что стоило бы вспоминать. Ты уже за все извинилась, разве нет? Ты задаешь бесполезные вопросы. Я не для этого тебя сюда привел. - Брюнет устало прикрыл глаза. - Теперь я буду говорить. Как ты собираешься вынудить Пэйна следовать своему тупому плану? В нем столько изъянов, что даже ребенок не поведется. Если ты хочешь чего-то от него добиться, то он должен думать, что сам принимает решения. Во-первых… Саюри слушала объяснения и идеи нукенина с замиранием сердца, внемля каждому слову. Он так складно все излагал, внося свои поправки и коррективы, что невольно начала закрадываться мысль о том, что это точно должно сработать. Его голос звучал вдумчиво и размеренно, говорил он много, наверно, впервые за все время, а задумка нукенина своими масштабами и продуманностью больше походила на целую военную стратегию. Итачи был невероятно умен и явно знал, что нужно делать. Смущало только одно. В этом идеальном, как ни посмотри, плане был один ма-аленький недочет: в нем не было и строчки о том, как переводчице после всего выбраться живой. Она прекрасно осознавала всю важность своего задания, однако, теперь, узнав всю правду о храме, Мастере и о том, что он с ней сделал, Саюри уже не была так уверена, что готова пожертвовать собой. – Так или иначе, мне придется снова вернуться в деревню Дождя после того, как найду реликвию второго храма. Ведь Лидер ни за что не позволит вынести свитки. К тому же, есть еще одна реликвия, и я почти уверена, что она у него. – Просто делай все, как я сказал, а остальное будет видно. А насчет того предмета… – Нукенин перевел задумчивый взгляд на собеседницу, постукивая пальцами по земле. – он не у Пэйна. Я забрал его еще до того, как мы передали сундук. Саюри так и застыла на месте, не веря собственным ушам. Сколько раз она пыталась понять, куда же могла пропасть столь ценная и важная вещь, а ответ все это время был у него в кармане. – Но…зачем? – Подумал, что это может быть важно. И, похоже, не ошибся. – Как бы невзначай бросил брюнет, словно это было что-то совершенно нормальное и повседневное. Действительно. Последний ключ к уничтожению свитков, всего лишь. Ничего особенного. – Сделав это, забрав реликвию, вы изначально собирались помешать планам Лидера, но почему? Вы же работаете на него. Почему вы вообще мне помогаете? Я безумно благодарна, но все равно не понимаю. Какая во всем этом выгода для вас? – Легкое удивление тронуло лицо собеседника. – Выгода… Итачи чуть откинулся, упираясь руками в землю, и поднял задумчивый взгляд к небу, совершенно не торопясь отвечать на такой простой и, одновременно, такой сложный вопрос. «Выгода» – это слово казалось таким чужим и неправильным, что с трудом смогло осесть в голове. Выгода. Это та вещь, которой он никогда не имел и даже не мог понять, каково это. Итачи пытался вспомнить хоть один кусочек своей жизни, где фигурировало бы это слово, чтобы понять его, но не мог. Выгода – недопустимая роскошь для такого, как он. Безмолвно наблюдая за этим странным человеком, Учихой Итачи, Саюри невольно вспомнила Господина Тацуки и его слова, неожиданно обретшие для нее свой смысл, наконец, понимая, что же в этом мужчине было такого особенного. Он выглядел так, будто скрывал свою длинную и невероятную историю, но, отчего-то казалось, что была она преисполнена отнюдь не радости. Девушка не знала, сколько печалей и слез скрывало таинственное прошлое этого человека, прекрасно понимая, что и не узнает, ведь шанс того, что он когда-то ей откроется, неумолимо стремился к нулю. Ей не оставалось ничего, кроме как принять его многозначительное глубокое молчание в качестве ответа и не лезть больше с вопросами, наблюдая, как мысленно он блуждал по каким-то одному ему известным воспоминаниям. Когда Итачи вернул ее в реальный мир, девушка не стала отстраняться от поцелуя и не подала вида, что у нее кружится голова от продолжительности техники. Все точно так, как он велел сделать. Учиха неторопливо и естественно отстранился от ее губ, все еще не выпуская хрупкое тело из объятий, ни единым жестом не вызывая подозрений у наблюдающего, и только два встретившихся взгляда, зеленых и, теперь уже, черных глаз заключили между собой безмолвный договор. Так у них появился свой первый маленький секрет.