... иногда жизнь, или судьба, назови как хочешь, приоткрывает перед тобой дверь, позволяя пройти. Иногда, наоборот, запирает, и нужно искать ключ, взламывать замок или вообще на фиг дверь вышибить. Иногда ты даже двери не видишь и вынужден делать её сам. Но если ждать лишь открытых дверей... Гейл Форман, «Только один год»
Март 1992. Скинув пальто, Флора включила автоответчик, прослушав сообщение от Элеоноры. Марк попал в больницу. Он умирал. Она примчалась в клинику, увидев всех, она взяла его холодную руку, в голове пронеслось все детство. Она прошептала, что любит его, и он закрыл глаза. Марк умер без мучений. Флора не могла плакать, отец для нее давно был чужим, она не могла простить ему то, что он навязал ей ту жизнь, которая чуть было не столкнула ее в пропасть. Она любила отца и тайно его ненавидела. Похороны прошли тихо, и все переживали утрату молча, внутри себя. Элеонора дважды стала вдовой. Флора ощущала поддержку Ричарда, он, как всегда, во всем ее поддерживал. Кутаясь в меховое пальто, она удивлялась тому, сколько пришло людей на похороны. Многих она знала, многих она не знала. Люди подходили к ним с Нэлл, выражая свои соболезнования. — Ты любила его по-настоящему? — спросила Флора мать. — Когда-то да, но теперь уже нет. Все стерлось с годами. Я изменяла ему, он мне, похоже, единственным, кого я любила, был Берти Ракель, — Флора была шокирована признанием матери, конечно, она знала о существовании этого мужчины и о том, что он умер недавно; похоже, Элеонора его не забыла и продолжала любить, даже после его смерти. На следующий день все узнали, что Спенсер-Хаус решили продать; Элеонора расставалась с прошлым, переезжая окончательно в их с Марком старую квартиру. Так было просто жить... закрыв глаза, пролистав старые страницы прошлого.***
Бланка пришла домой, ее уже ждал Джозеф, и она догадалась, что он все знал. Она прогнулась под его взглядом, казалось, что он ударил ее, но он просто смотрел, потягивая виски. Как же она ненавидела его эту холодность, эту ирландскую учтивость, бездушные взгляды, по которым приходиться догадываться, о чем он думает! — Зачем ты это сделала? — низкий голос прогремел в тиши. Он уже не был тем юнцом, которого она увидела на Ибице, Джозеф повзрослел и возмужал. Он был независим, жизнь его закалила и ожесточила, из пылкого любовника он перешел в разряд деспотичных мужей. — Я не хочу ребенка в этой семье, — ответила она. — Я не хочу, чтобы мой ребенок рос в этом разврате. — Моего ребенка, — поправил мужчина. — Моего, Бланка, а ты убила его, ты убила моего ребенка! — Только и твердишь о своей семье! — крикнула Бланка. — Только и думаешь о себе, а как же я?! — Черт бы тебя побрал! Я хотел не много, я хотел семьи, а ты не хочешь меня понять. Черт! — он встал с кресла, и Бланка поняла, что он готов к самому решительному шагу в своей жизни. — Сколько ты хочешь, чтобы убраться из моей жизни? — Да пошел к черту! Тогда он подал на развод. Его семья восприняла это как самое страшное событие, но Джозеф был настроен на результат, тем более что уже полгода у него была любовница. От хорошей жизни любовниц не заводят, он давно ощущал тяжелую обстановку в семье, и, встретив Эсме Блейк, он без памяти в нее влюбился. Они встретились на одном из праздников в Аллен-Холле, Джозеф скучал весь вечер, Бланка находилась в компании старлеток, выслушивая свежие сплетни. Бетти же, заметив его грусть, подошла с красивой девушкой. Где-то он ее видел, подумал Джозеф, смотря в серые глаза; он вспомнил заснеженную лужайку, огромного пса, а потом переход на Тюдор-стрит и летящий шелковый шарф. — Это Эсме Блейк, — начала Бетти, — она живет по соседству, ну, а это мой брат Джозеф, — Эсме улыбнулась. Точно она. — Похоже, мы знакомы, — произнесла Блейк. Мужчине показалось, что он уже слышал этот хрипловатый голос, может, в ночных эфирах на радио. — Тогда я оставлю вас, — Бетти загадочно подмигнула ему, что бы это значило черт возьми? Она что — ему, женатому мужчине, предлагает эту невинную девочку? Бетти давно знала двадцатитрехлетнюю Эсме, простую брюнетку, она работала на радио и обладала ничем не привлекающей мужчин внешностью, но красивыми стальными глазами, и почему-то привлекла Джозефа, хотя ему нравились до этого девушки с небесной внешностью. Джозефу нравилось, что она была из обеспеченной семьи, но никак не афишировала этого; ее брат содержал магазинчик с пряностями, его отец жил загородом и пас овец, мать у нее умерла давно; это повлияло на Эсме, и она превратилась в милую девочку. Они долго встречались — два месяца, — пока он не понял: его сопротивление собственным желанием влияет на его жизнь. Эсме была такой сладкой, такой запретной, и вкусить ее значило начать все заново. В эту ночь, когда они гуляли по Лондону, а потом пошли в «Савой», он изменился. Она так невинно смотрела на него, так нежно касалась, распаляя естество. Джозеф забылся в ее объятьях, ее мягкое тело, такое пленительно, призывало к бесконечным наслаждениям. Эсме ничего не боялась, она так давно ждала этого! Тогда, когда они говорили у ее дома, он привлек ее, но она не увлеклась им, это произошло позже, когда она познакомилась с Бетти. Его сестра постоянно рассказывала о его жене, Бетти недолюбливала Бланку и хотела видеть более достойную женщину рядом с братом. Выходит, Бетти сама благословила ее на роман с Джозефом, Эсме же не заметила, как влюбилась в образ этого мужчины, и, узнав его, еще больше полюбила. В эту восхитительную ночь Эсме удивила его, она никого не любила до него, он же с рыком заявлял — так будет всегда. Они встречались еще два месяца, он ощущал острую необходимость в ней, но одна фраза Бланки почти все не разрушила. Бланка была беременна, но Эсме ничего не ответила, она знала, как нужна Джозефу, и не отпускала его. Через два месяца она и сама поняла, что носит его ребенка, она так хотела этого, желая каждую ночь этого счастья. Теперь Бланка сама отдала его ей, сделав аборт, она подарила ей всего Джозефа. И сегодня, когда Эсме с испуганным лицом, сообщила ему, что ждет от него ребенка, он просто расцвел и немедленно поехал к ее отцу просить руки дочери. Джозеф получил согласие и одобрение. Он искренне любил ее эту милую девочку, не понимая, зачем женился на Бланке, кому сделал хорошо? Или она просто не выдержала всей обстановки Англии, нового порядка, а может, она считала их семью пороком, но разве она сама не совершила грех? Он вовремя понял, в отличие от своего отца, что он натворил и как выйти из всей этой ситуации.***
Апрель—май 1992. Под нажимом матери Бланка захотела много, и Джозеф был просто не намерен ей это дать, не хотел делиться всем с ней, тем, что он заработал честным путем. Он не ожидал, что борьба примет такой характер, Джозеф думал, что мог бы дать ей отступные, и она вместе со своей мамашей уехала бы обратно, но ей зачем-то потребовались его собственность и часть акций. А потом... время не ждало — Эсме уже была на четвертом месяце беременности. Самого Джозефа это мало волновало, он привык к слухам о себе и привык к тому, как относятся все к их семье. Но еще Бланка решила вынести сор из избы, и теперь пресса мыла им кости, обсасывая подробности их семейных жизней. К ним и до этого прохладно относились, а теперь почти презирали. Зачем она вынесла это все на всеобщее обозрение? Чтобы насолить ему, конечно. Сегодня, на очередном заседании суда, он много думал. Почему он повторяет судьбу родителей? Но в тоже время у него хватило ума все исправить. Его адвокат посмотрел на него, записывая на листке новую сумму отступных, Джозеф молча кивнул, смотря на Бланку. Как он мог этой дряни, похожей на ангела, позволить так нагадить в своей жизни. У его брата и сестер давно были уже дети, но не у него. После того, как Банка убила их ребенка, он хотел уйти в запой, но лишь его выработанное с годами самообладание не позволило это сделать. Для него это было шоком, он ожидал, что с рождением ребенка у них все наладится, но, как оказалось, даже осознание не смогло им помочь, и теперь они сидят на разных скамьях, готовые кинуться друг на друга. Он ненавидел ее, она ненавидела его, и каждый винил другого. Адвокат озвучил сумму для Бланки, и мать стала ей что-то нашептывать, и она сказала, что хочет больше. Черт! Ну, сколько еще ей надо будет выпить его крови, чтобы она от него отстала и дала ему жить спокойно с Эсме, тем более что через полгода у них будет ребенок. Он назначил еще большую сумму, она что — решила его разорить таким образом? Однако ведь ее никто не просил приезжать сюда, никто не просил ее соглашаться стать его женой. Он даже ее не любил, когда они женились, — чего она тогда хочет от него? Бланка согласилась. Через месяц будут подписаны все документы и он будет свободен, это уже радовало. Он давно подумывал продать свою квартирку и купить нечто побольше, но сейчас было не до этого, он и так потерял много денег.***
Лето 1992. Больница вызывала в нем противоречивые чувства, хоть и он сам был врачом. Он сидел в кабинете Гарри, ожидая, когда позвонят и сообщат о Эсме. Мало кто знал, почему он стал врачом, он столько лет хранил в своем сердце тайну и данное им обещание, многое из памяти уже поистерлось, но только не та ночь, после которой он определил свое место в жизни. Сейчас многое казалось смешным, но тогда он жил чувствами, а не головой. Ему было всего-навсего шестнадцать, совсем молодой, когда он понял, что любит Фиону Харт. Он знал ее много лет — она жила в соседнем приюте для девочек. Эта курносая задорная девочка со смешными вишневыми глазами, с густой гривой темно-рыжих волос привлекла его, но была просто другом. Это было бунтарское время, и он был влюблен, только Фиона не отвечала взаимностью. Как-то она пришла к нему, они сидели во внутреннем дворике одни, и она призналась ему: — Я жду ребенка. Джозеф, помоги, — ей было только шестнадцать, и это поразило его, и это стало его прозрением, в тот день он повзрослел. Он не знал, как ей помочь, и через три дня ему сказали, что она упала с лестницы. Конечно, это не была случайность, и, оказавшись рядом с другом, он только и смог сжать ее руку. — Скажи, кто тот подонок, что сделал с тобой это? — спросил он, она ничего не ответила, лишь только разжала его пальцы. Для него это была трагедия, в ту же ночь он поклялся, что станет врачом и что не будет любить. Однако мужчина влюбился без памяти в Эсме, и сейчас ему было страшно, у нее были преждевременные роды; как врач, он знал, чем все это может закончиться. Например, Фредди и Беатрис тяжело переживали произошедшие, но они не расстались. Джозеф боялся ее потерять, Эсме была необходима ему, как воздух. — Джозеф, — Гарри вошел в кабинет. — Что-то случилось? — спросил он, резко обернувшись к нему. — Пока нет, успокойся, я сам бывал в такой же ситуации и пережил, — Гарри плеснул в бокал вина для брата. — Я с ума сойду, — прошептал Джозеф, кто-то позвонил, Гарри снял трубку. — Ну, что там? — Я тебя поздравлю: в нашей семье еще один наследник, — Гарри обнял его, а потом подтолкнул его к выходу. Джозефа переполняли разные чувства и эмоции, от счастья ему хотелось кричать. Только Эсме его беспокоила, она была бледная и натянуто улыбалась, но, неверное, это было больше от усталости, нежели чем от разочарования. — У тебя сын, — прошептала она. — Я знаю, — тихо ответил он. — Как мы его назовем? — он сжал ее руку, и Эсме не разжала кисть. — Чарльз Блейк, — предложил Джозеф. Эсме по-детски посмотрела на все — и почему она боялась его? Джозеф любит ее, и, самое главное, он был готов носить ее на руках, исполнять все ее капризы, дать все то, что она заслуживала. Она безмятежно уснула, просыпаясь с легким рассветом, все комната была залита светом и завалена цветами, ее любимыми белыми хризантемами. Все, что она хотела, она получила, она завоевала неприступного Джозефа; ведь все знали, что он не способен на любовь, но только ей он говорил: «Я тебя люблю» — и это было волшебно, это было настоящим.***
Сентябрь—декабрь 1992. Ли Харрингтон был местной грозой, преподаватели любили его за ум и остроту слова, девушки сходили с ума, потому что в этом полу-англичанине-полу-японце было какое-то своеобразное очарование. Еще у него была девушка, Стефания Аперсон, или Стиви, они оба были представителями высшего класса: он — лордовский сынок, она — дочь барона — и они выводили ее из себя. Оба. Кэрри не могла слушать голос этой Стиви, у нее просто не укладывалось в голове, как такая дура могла нравиться такому умному парню, хотя и сам Ли не очень-то нравился ей. Она увидела его впервые, когда стояла со стопкой книг у аудитории, болтая с Тиной Жоспен. Он засмеялся, и ей захотелось выцарапать ему глаза. — Ах, эта милая невоспитанная девушка! — воскликнул он, Кэрри подняла на него свои голубые глаза, в них за холодной ирландской сдержанностью можно было прочесть злость. — Для вас леди Холстон, — четко произнесла она, не отрывая глаз от его полных губ и ниспадающих на лоб темных шелковых волос. — Как учтиво, леди Холстон. Не врите, никакая вы не леди, — Кэрри снова подавила в себе порыв ударить его. — Мисс Лейтон, — ее окликнул профессор Берни, все обернулись. — У вас отличная работа, ваш отец, наверное, просто гордиться вами, а ваш прадед просто бы восхищался, а ваш прапрадед, профессор Грандж, наверное, плакал бы от радости. Вы умница. Кстати, мистер Харрингтон, советую вам поучиться у мисс Лейтон, хоть и она с первого курса, — внутри у Кэрри все ликовало от счастья и от того, что теперь многие знали, кто она. Кэрри понравилось то, что к ней стали приглядываться, тем более что во многом она преуспевала, и большинству стало казаться, что она вытесняет со своего Олимпа Ли. Кэрри, до этого скромная девушка, привлекла к себе многих парней, они хотели ее общения, но она не желала большего. Именно ее неприступность держала их всех рядом с ней. — Что ты делаешь? — спросил Ли. Он сел рядом с ней, заглядывая в ее книги и стопки исписанных листов, у нее был причудливый почерк. — Может, я помогу? — Я сама, — ответила Кэрри. — Слушай, я сама справлюсь, тем более что медицина — у нас это семейное. — Не нужно боятся помощи. — Я лазила в учебники отца с пятнадцати лет, так что я много что знаю, — он вздохнул, беря ее ладонь в руки. — Ты всегда такая? — она не понимала, что точно он имеет в виду, то ли ее женскую неприступность, то ли самостоятельность. — Всегда, до одиннадцати лет я была эгоисткой, считая, что должна разрушить брак отца и мачехи, думая, что кроме моей покойной матери он никого не любил по-настоящему. Но когда он ушел из семьи, я поняла, что не права, — начала она, не понимая, какой черт ее дернул рассказать о своей семье. — Мне было необходимо доказать отцу, что я такая же, как и все. Ее вдруг охватила злоба, потому что она не понимала, почему он так поступает с ней: то заигрывает, то делает вид, что она пустое место. Неужели все так и будет продолжаться, и все так же он будет играть на ее чувствах, или его это просто забавляет? Кэрри многое просто не понимала, она видела, как родители общаются на каком-то тайном языке, и каждое слово и движение что-то значит. Но все действия Ли для нее стали непостижимой загадкой. Больше всего ее вывело из равновесия то, что он собрался жениться на этой глупой девчонке, у которой на уме только деньги и она сама. Ночью она не могла уснуть, так как все время думала, что ей хотел сказать Ли, она ворочалась во сне и заканчивала за него фразу. Утром она кое-как собралась в университет, на лекциях почти спала, только иногда ее отвлекали от мыслей. В библиотеке было так тепло и уютно, что ее сразу же сморило, она почувствовала, как кто-то аккуратно берет ее за талию, щекой Кэрри коснулась мягкой ткани и, положив ладошку на чью-то грудь, стала спать дальше. Она не знала, сколько проспала и сколько потеряла времени, отведенного на прочтение книг. — Выспалась? — это был мягкий голос Ли, Кэрри подняла глаза, от его взгляда ей стало немного не по себе. — А я уже все прочитал, так что давай расскажу. — Ли, — прошептала она, уткнувшись носом в его свитер. — Не надо, я потом сама, если будет время. — Почему ты меня вечно отталкиваешь? — спросил он. — Какие же мужчины идиоты, — она приподнялась, Ли смотрел на нее заворожено. Ее бледно-рыжие волосы немного спутались, в глазах туман, она как сказочная фея, только сейчас он заметил у нее нелепой формы уши, как у эльфов, но это еще больше придавало ей очарования. — Почему «идиоты»? — вдруг вырвавшись из своих мыслей, проговорил он. — Потому что это истина в последней инстанции, — она опустила глаза, не понимая, куда делась ненависть с ее стороны и почему она откровенно с ним флиртует? — Вот он какой, женский ум, — заключил он, она ощутила, как его пальцы медленно поглаживают ее поясницу. — Кэрри... — Ли... — одновременно сказали они. — А если я порву с ней? Я не хочу этого брака, его только хотят наши отцы и сама Стиви, может, мне нравится другая леди, которую они считают не достойной меня, — она погладила его скулу. Его родители были богаты, но и ее не бедны, если подумать. Ее семья имела гораздо больше, чем он мог подумать. — И чем же она не достойна? — в ее голосе скользило притворство. — Ее считают ненастоящей леди, — переходя на шепот, ответил он. — Это почему же? Ее род насчитывается от времен королевы Анны, и пускай сослали, но это древний ирландский род, и она из старшей ветки, и уж точно носит титул леди. Ты не знаешь, как ее зовут? — что она не несет, она одернула себя, но уже было поздно. — Знаю, это ты! — и вдруг его губы накрыли ее рот, Кэрри задохнулась, это был совсем не поцелуй Рэя, это был поцелуй взрослого мужчины. — А еще она чертовски упряма и сводит меня с ума. — Ли, мы не должны, а как же Стиви? — это так она говорила из вежливости, но на самом деле ее совсем не беспокоил тот факт, что свершится с этой глупой блондинкой. — Да черт с ней! Давай попробуем, я скоро получу диплом и уйду в интернатуру, а потом я могу надавить на отца, а твой будет согласен? — ему просто хочется завоевать неприступный бастион, подумала Кэрри, но никак не влюбить ее в себя, она не видела намеков на любовь. — Ему все равно, он либерал, как и мой дед, — Ли снова поцеловал ее. — Мне пора домой... — Я провожу тебя, — она встала, ощущая, как дрожат ноги. — Нет, я сама, меня встретит Джозеф, мы поедем с ним в гости. — Съездим на Рождественские каникулы на Итальянские озера? — ну, что, он играет с ней, как кошка с мышкой, ее просто захлестывала обида. — Нет, не поеду. Если только у нас будут раздельные номера, а у меня будет ключ, чтобы прятаться от тебя, — они были уже внизу, в холле, она натягивала на себя пальто и красила губы. — Какая ты неприступная, — они вместе вышли на улицу, Ли заметил молодого мужчину, конечно, они с ним были похожи, но ему казалось странным, что этот двадцатисемилетний мужчина — глава крупной компании. — Тебя долго ждать? — спросил Джозеф. — Бетти убьет, а нам еще ехать. — Я уже иду. Пока, Ли... — О, Ли Харрингтон, — воскликнул Джозеф. — Ну, что ж, пока, — Джозеф посадил племянницу в машину, сел за руль; долго молчал, но потом начал разговор: — Не водись с ним... — Это еще почему? — он сам-то не намного старше ее и еще указывает — да как он смеет! — Пять лет назад я купил у его отца акции для Холли, потому что он нам мешал нормально работать, его дед знал Виктора. Харпер был еще порядочным, но вот его сын Джойс нет, жаль, что Роберт в свое время не обнаружил его замешанность в деле Армана МакОллы, — Кэрри молча, думала: неужели Ли обо все этом знает и просто ей мстит за то, что ее отец и дядя так обошлись с ними. — После этого они начали разоряться, и, насколько я знаю, Джойс хотел его женить на Аперсон, так что подумай об этом. После выходных она приехала в город с тяжелой головой, одна мысль в которой была хуже другой. Это была и месть. Кэрри перестала отвечать на его звонки, избегала Ли в университете, а когда пришли Рождественские каникулы, уехала в гости к деду в Дж-Хаус. Ей нужно было время, чтобы все обдумать и все решить для себя сейчас. Позже ей уже не будет больно, потому что она еще больше привяжется к нему, а он просто наплюет ей в душу. Кэрри всегда подходила ко всему с холодной головой и трезвым умом, во всем важен контроль, именно это позволяет выжить в современном мире.***
Весна—лето 1993.
После каникул она старалась держаться отстранено от Ли, сам он совсем не понимал, чем вызвана такая перемена настроения. Что же она хотела от него? Кэрри не отвечала на его звонки, в институте скрывалась от него, она боялась встречи с ним больше всего на свете. Слухи о его разрыве со Стиви быстро разнеслись, но это не было подтверждением его честности и намерений. Несколько месяцев Кэрри изводила себя ненавистными мыслями о нем. Она уже точно знала: он хотел ей отомстить, сделать больно, а потом уж добраться до ее отца и дяди — хотя иногда, холодными ночами, она хотела его теплых объятий, но потом она гнала их от себя, боясь запутаться в паутине лжи. — Кэрри! — он окликнул ее в одном из полутемных коридоров. — Я хочу с тобой поговорить. — А я — нет! — отрезала она. — Черт тебя подери! — он тихо выругался. — В чем дело? — Я думала, ты мне объяснишь, — ее голубые глаза окрашены холодной сдержанностью, но за этим скрывалась ненависть. Его губы мягко скользнули по ее шее, он вдавил ее в какую-то нишу. Все это до боли было греховно, Кэрри хотела воззвать к помощи остатки разума, но с каждым его поцелуем теряла самообладание, и тело предательски стало отвечать на ласки. Она тянулась к его пальцам и ласковым рукам, что-то внутри нее говорило, что он делает это из мести, но второй голос шептал о том, как ей хорошо. — О Боже, — тихо вскрикнула она, чувствуя, как ноги подкашиваются; Ли удержал ее, не позволяя упасть, только по-кошачьи смеялся, доводя ее до потери пульса лишь только одними поцелуями и объятьями. — Посмотри на меня, — прошептал он, она открыла глаза, готовая сказать ему одну правду о себе, но смолчала. Кэрри ощутила его натиск, она вскрикнула, и только тогда его словно ударило по голове. Она была в шоке от того, что произошло, и счастлива от подаренных им ей эмоций, но что же делать ей дальше, она не знала, она терялась в своих мыслях, эмоциях и догадках. «Неужели она не о чем не сожалела?» — в сотый раз спрашивал себя Ли. Он знал, что время уходит, и что он заканчивает учебу, и что больше у них не будет частых встреч, как бы он ни хотел, но Кэрри старательно избегала его, не хотела больше его видеть и не хотела с ним общаться, она точно знала, что ему нужно было от нее, и она не хотела, чтобы ей пользовались. Сильная натура бунтовала при любом проявление насилия в отношению к ней, она не терпела никого насилия, а уж тем более, когда ее хотели к чему-либо привязать, поэтому ее и прозвали Невестой Ветра, как в свое время ее тетю. Кэрри предпочитала быть независимой, и все это видели. Только она сама не замечала, как повторяет ее судьбу, но в то же время она шла своим путем. Так же не сложились из-за лжи и недопонимания отношения с Ли, хотя она любила его, она только спустя время это поняла. Хотя она рада была, что Джозеф избавил ее от мук любви. Как-то вечером она пришла в пустой ресторан, где, кроме нее и еще одного посетителя, не было ни души, заказала рыбу по-ирландски, слушая прекрасную игру на рояле. Кэрри ковырялась в своей тарелке, когда он подошел к ней с бутылкой «Шардене». Мужчина сел рядом с ней, она обратила на него свои голубые глаза. Она, молча, смотрела на него, изучала. Он был намного ее старше, в нем она видела стержень и силу, опыт и знание. Его золотисто-зеленые глаза ярко горели. Они встретились взглядами. Он приблизил к ней свое лицо и поцеловал. Кэрри могла бы его оттолкнуть, но что-то притягивало ее к нему, она запустила пальцы в его пшеничные волосы, другой рукой обводя овал его лица и слегка кривой нос. — Мисс... — Кэрри. — Ретт, — ответил он. — Ретт Хауври. Их отношения развивались стремительно, Кэрри и заметила, как он втянул ее в водоворот чувственности и эмоций. Ретт не перегибал палку и не просил ее стать своей любовницей. С каждым днем она узнавала его все больше, он был добрым и веселым, нежным и галантным, он знал, что нравится женщинам. Ли не искал больше встреч с ней, а она думала, что забыла его, но, как оказалось позже, не смогла его вычеркнуть из своей жизни.