Надо использовать любой, пусть даже самый маленький шанс, чтобы стать счастливым. Джоджо Мойес, «Ночная музыка»
Октябрь 1993. Возвращаясь после очередной вечеринки, Бетти вбежала в дом. Давно бы ей было пора заканчивать такие вечеринки, ей было всего тридцать восемь, в свои годы она по-прежнему сияла. В ней было какое-то очарование, шарм, мужчины все так же млели от взгляда ее зеленых глаз, хотели прикоснуться к ее фарфоровой коже, они хотели ее, а она перестала думать о том, как своими действиями будит плотские желания в них. Она прошла в гостиную, налила себе вина. Куда она катится? Пьет после очередного пьяного вечера... — Мам, там Али, — она повернулась, на лестнице стояли Рэй и Грэй. — Что случилось? — она поставила бокал на столик, слегка расплескав вино. Ночь она провела в клинике вместе с детьми, она не смогла их оставить дома, думала, к утру все прояснится, но, как оказалось, все было безнадежно. Она разрыдалась: она плохая мать, плохая жена; все эти годы она только и думала о себе, своей карьере; делала все, чтобы стать яркой и знаменитой, но забыла о своей семье. Ее дочь умирала, а она в это время пила в компании ненавистных ей людей, она заигрывала с ними, флиртовала! Бетти, впервые за много лет, чувствовала себя поверженной. Фредди нашел жену у палаты, она была такая бледная, такая растерянная. Она показалась ему ребенком, маленькой девочкой, которую он помнил. Совсем не накрашенная, а вернее, со стертым макияжем, небрежно одетая, слезы катились градом по ее щекам. Увидев его, она кинулась в его теплые объятья, он гладил ее спину, успокаивая, как он мог. Она все рыдала, у него у самого сердце разрывалось. — Ну что ты плачешь? — он сжал ее лицо. — У нее лейкемия, и это, похоже, безнадежно, наша дочь умирает. Скажи, за что мне все это? Господи, это я виновата, я проглядела! Я так виновата! — она захлебывалась в слезах. — Я так устала терять, деда, родителей, Марка, дочь, я теряла наших детей, я так больше не могу, Фредди! Я так больше не могу! Муж снова обнял ее. — Не вини себя, ты тут не причем, — у него у самого бежали слезы. — Я виновата. Ох, если бы не выставила тебя из дому, если бы я не встречалась с Брайаном, все было бы по-другому. Я так виновата перед тобой, боже мой... — Он сжал ее крепко в объятьях. — Не вини себя. Если кто из нас виноват, так это я, — он мягко гладил ее волосы, ощущая аромат имбиря и ванили, который он успел забыть. Гарри пригласил их в палату, за ними вошли их дети. Аллегра, эта солнечная девочка, лежала на постели, такая бледная, такая уставшая. Ее зеленые глаза лихорадочно сияли на белоснежном лице, каштановые кудри в беспорядке были на подушке. Фредди стиснул руку Бетти, зная, что супругу подведут нервы, и она наверняка упадет в обморок. Аллегра позвала Рэя; он присел у ее постели; Фредди только сейчас заметил, каким стал его сын. Он был совсем взрослым. Мужчиной. За неделю в жизни Бетти все изменилось; на похоронах дочери она помирилась с отцом, она не ожидала этого, но под нажимом чувств простила ему все, как и он ей. Она сама себе удивлялась, сама не понимала, почему уступила ему и почему он пошел ей навстречу: — Мне очень жаль, — прошептал он. Так впервые Роберт познакомился с внуками и понял, как коротка была жизнь, как он много потерял, за эти семнадцать лет они много потеряли и мало что приобрели. Он не видел дочь столько лет, не общался с ее семьей! — Не надо, — отмахнулась она. — Все хорошо, папа. Я простила тебя, я сама вела себя, как дура, все эти годы. Я... я... — Бетти была готова разрыдаться. — Это я должен был примириться с твоим браком, с твоим упрямством. Вы померитесь с ним, он же любит тебя, — Он обнял ее. — Нет, папа, нет. Сейчас все сложно, во мне столько эмоций! Она ждет от него ребенка, а зачем ему плохая жена и мать. Пора мне рвать со сценой. Я решила преподавать, хватит мне плясать, я слишком стара для этого, — Роберт улыбнулся ей, мягко смотря на нее. Его дочь давно выросла, теперь понятно, почему ею так гордился Виктор. Она была благородная, чистая, настоящая, в ней не было фальши. Бетти хоть и делала ошибки, но она признавала их, как и любая женщина проявляла слабости, но, в отличие от Флер, она не пряталась за маской примерной жены и матери. Вот почему мужчины сходили по ней с ума и хотели ее заполучить себе, она была мечтой, лесной фей, коснуться которой — божья благодать, и те, кто не получал этой возможности, хотели растоптать это чувство прекрасного. Роберт смотрел на гроб внучки, переведя взгляд на остальных внуков. Когда похороны закончились, Бетти решила уехать из Аллен-Холла и провести немного времени в Лондоне. Бетти прошла в спальню, Фредди — следом за ней. После похорон женщина все еще ощущала боль внутри себя, раньше она смеялась над другими, когда другие теряли детей и хотели невозможного, например, найти ребенка их сына или что-то в этом роде, — но сейчас ей было не до смеха. На ее лице он видел изможденность. «Я так устала страдать», — сказала она ему. Фредди тоже устал страдать мучиться угрызениями совести, сомневаться в ней, в них. Вся их жизнь была не такой радужной, не той, что он себе нарисовал, когда-то женясь на ней. А кто сказал, что будет легко?***
Декабрь 1993—март 1994. Ветер переменился, за тот год, что она встречалась с Реттом Хауфри, он сохранили платоническую чистоту их отношений. Он заново знакомил ее с Лондоном, заново открывал ей просторы и сердце. С ним было так трепетно и легко, он будил в ней все самое прекрасное, но он не клонил ее к большему, догадываясь, что в ее прошлом было что-то, причинившее боль. Летом они сидели под сенью деревьев, и он до безумия осыпал ее ласками; Кэрри теряла разум с ним. Она не видела его полтора года, и что с ним стало, было уже не так важно. Поговаривали, Ретт женился на богатой наследнице, уехал куда-то, поссорившись с отцом. Кэрри совсем не ожидала увидеть его в клинике ее отца. Она зашла в один из промозглых декабрьских дней к нему в клинику, Холли встретила ее в приемной, что-то весело рассказывая, только сама Кэрри не слышала ее слов. Она проводила ее до кабинета Гарри, Кэрри забрала материалы, нужные для учебы, и поспешно вышла. — Кэрри, что ты тут делаешь? — она медленно обернулась, увидев перед собой Ли; кровь застучала в висках. — Это кабинет моего отца, — мягко ответила она. — Он сейчас в «Лейтон и Ко», а мне срочно нужны его документы. А ты, ты что здесь делаешь? — Работаю терапевтом, — она отвела в сторону глаза. — Мне пора, меня ждет Ретт, — она заметила, как на лице юноши промелькнула искорка ревности. Кэрри, не говоря больше ничего, ушла. Ее опять одолевали глупые сомнения. Ли стал искать с ней встреч, а она стала отвечать на эти предложения. Он просто заново ее узнавал. Когда ей сказали, что он поссорился с отцом, девушка поняла, что тогда не было места гневу и мести. Какая же она была глупая! Но все запуталось еще больше, она не могла отказаться от Ретта, которому подарила себя. В его объятьях она познала себя, он показал ей, какой она может стать, что может дать мужчина женщине, а она — ему. Чувственность тесно переплеталась с виной, терзавшей ее по утрам. Утром она была готова сказать ему «нет», но с приходом темноты все менялось. Ли окончательно спутал ее карты, когда она оказалась в его постели. Все произошло как-то неожиданно, обычный ужин перерос в нежную ночь. Укрытая покровом ночи, опутанная дымкой темноты, в его руках она пережила самое великое потрясение. Его пальцы нежно скользили по ее коже, его губы стали неиссякаемым источником наслаждения. Этот молодой мужчина разъяренно раздел ее, давая понять, что она принадлежит ему и больше никому. Не говоря ни слова, она мгновенно оделась и вылетела из квартиры, весь вечер ей только и оставалось молиться, чтобы Ретт не ощутил запах другого мужчины. Он ничего не заметил, но она продолжала разрываться между ними. Ей придется сделать выбор. На одной из улиц Лондона она прощалась с Реттом, Кэрри сбивчиво объясняла, почему она выбрала Ли. На чашу его весов перевесило признание, что Ли отвез ее в Брайтон, хотя погода не позволяла в полной мере насладиться морем и тишиной. Именно на берегу холодного моря он сказал ей три заветных слова, и она ответила взаимностью. Кэрри расцвела, переехав его тесную квартирку, она испытала настоящую прелесть и радость любви с ним. Но порой любое счастье бывает окрашено в темные тона. Почему она не придала значение черному «БМВ» у их дома, почему она решила, что это ничего не значит? Только возвращаясь глубоким вечером, Кэрри осознала, что все это значит. Кто-то зажал ей рот, она пыталась сопротивляться, но попытки оказались тщетными. Какая-то здоровенная детина втолкнула ее в эту черную машину, открыв глаза, она услышала: — Не пытайтесь кричать, моя дорогая, — Перед ней сидел мужчина, но в темноте она не могла разглядеть его, она подавила в себе приступ страха и ужаса. — Вы знаете, кто я? — она мотнула головой. — Я — Джойс Харрингтон, отец Ли, маркиз Белли-Мор, а вы — шлюха, что мешает ему жить! — Не смейте меня оскорблять! — крикнула девушка. — Из-за вас он ушел из семьи, из вас он стал нищим доктором, — Она слушала эту тираду и хотела расцарапать ему лицо: Ли сделал этот выбор вполне осознанно, и никто не просил его этого делать. — Мы любим друг друга, — Кэрри пыталась придать своему голосу воинственности, но вместо этого слышалась слабость. — Любите столько, сколько хотите, только не портите ему жизнь. Ваш любимый дядюшка итак попил мне много крови. — Вот оно в чем дело, — она в темноте стала наконец-то различать черты его лица. Он-то не был похож на азиата, как Ли. — Но ваши дела нас не касаются. — Только помните, Джозеф Лейтон много хочет, смотрите, как бы они с вашим отцом не продали вас какому-нибудь старикашке, — он засмеялся. — Я хочу, чтобы вы навсегда исчезли из жизни Ли и попросили его вернуться в семью. — А если я этого не сделаю? — Кэрри бросила ему вызов; мужчина заметил, как ее голубые глаза мерцали в темноте, и подумал, что она плачет, но это была злость. — Тогда я расправлюсь с вами и вашей семьей, поверьте, мне легко это сделать. Вашего отца и дядю объявить в махинациях очень просто, — поначалу все ей показалось бредом и простой угрозой, но его взгляд говорил, что он готов на многое. — Отпусти молодую мисс, ее ждут. Кэрри вытащили из машины и она, бледная, как мел, побрела в подъезд. Ли уже был дома, она боялась его расспросов, боялась его взглядов, внутри нее все дрожало от страха. А как же Бетти, как же она справлялась все эти годы с угрозами? Она же смогла как-то противостоять всем, но Кэрри забыла одно: Бетти заплатила за независимость своим покоем. Утром Ли проснулся от ощущения пустоты. Он посмотрел на подушку, там лежало ее письмо, наверное, убежала к Ким, подумал он. Ли, любимый, Я должна это сделать, иначе пострадают не только ты и я, но и моя семья, несмотря на ее могущество. Прости меня и не ищи меня. Я очень люблю тебя, я так люблю, что предпочла исчезнуть из твоей жизни, а ты помирись с отцом, сделай это ради меня, любимый. Твоя навеки Кэрри Он-то и не думал, что когда-нибудь отец вмешается в их жизнь и, конечно же, припугнет Кэрри в первую очередь, и она сделала благородный шаг, не сдержав порывы своей молодости. Отец боялся, что какая-нибудь вертихвостка разобьет ему сердце. Кэрри напугала его: она независима, и ей плевать на высший свет и связи, — а Джойс боялся потерять все и в первую очередь положение в обществе, что могло бы случиться из-за Кэрри. Кто-то позвонил в дверь, Ли со стоном встал с кровати. — Кэрри, это ты? — Нет, я, — перед ним стоял Джойс, Ли сглотнул, смотря холодно на отца. — Надеюсь, эта дрянь ушла? — Значит, это ты! — прошипел он. — Да, я! Я не хочу, чтобы, как твоя мать в свое время бросила тебя, она бросила твоих детей, — Ли вздрогнул. Его мать была милая японка, дочь бывшей гейши. Встретив ее в Стране восходящего солнца, отец Ли сразу же влюбился; он женился на ней, несмотря на запрет родителей; у них родился сын, а потом та женщина тихо, по-английски ушла. — А ты не думал, что из-за тебя она ушла, бросив нас? — Ли смотрел в окно, гадая, какие эмоции выражает лицо отца. — Это же из-за тебя она ушла... — Как ты мне можешь бросать такое! В лицо?! Ты ничего не знаешь! — Ли обернулся. — Знаю... — Тебе было всего девять, ты ничего не понял, — Джойс кипел. — Знаю: это ты и бабушка сломали ее. Ты и она вечно давили на нее, отняли все ее прошлое, заставили принять чужое. Вы хотели, чтобы она очаровывала, как Флер Лейтон, но Флер ее муж прощал все, а ты — нет. Ты вечно ее ревновал, и в один день она просто ушла. Мне она сказала, что любит меня, но так будет лучше для нас всех, — Ли долго хранил эти мгновения в своем сердце, он никому не хотел отдавать эти минуты, которые грели его душу в миг одиночества. — Я люблю Кэрри, а ты хочешь женить меня на богатой дуре, хотя и Кэрри отнюдь не бедна! Ее прадед дружил с твоим отцом, ты знаешь ее родителей, — Ли отвернулся от отца снова, готовый разбить что-нибудь, как часто делал в детстве. Кэрри появилась на пороге квартиры Полли и Айка, молодые люди помирились неделю назад. Четыре месяца назад она выгнала его из своей жизни, она дошла до пропасти, поехав к Софи в Эдинбург, там она укрепилась в мысли, что они вправду любит ее, только Айк запутался в себе и в их отношениях. Она устала без него и сама пришла домой, смотря в его бесконечно нежные глаза. Как же она была глупа, она только и делала, что занималась его карьерой и вечеринками и совсем забыла добавить перца в их брак. Это был февраль, в то время хотелось спрятаться в теплом пледе, остаться перед камином и до бесконечности любить друг друга. Полли без него не жила, не дышала, только он давал ей представление о жизни, теперь она наконец-то постигла, что значит чувствовать жизнь в объятьях мужчины. Молодость — время ошибок, даже зрелые люди совершают их, едва лишь некоторые женщины могли прощать, и она смогла просить его, понять, почему он это делал. Какая-то странная интуиция заставила Ли поехать на Олд-Комптон-Стрит, в Сохо, где жила ее кузина Полли Руммерс. Правда, сначала ему пришлось заехать в госпиталь — надо было все сказать Гарри о них с Кэрри. Гарри сегодня был в клинике, и Ли несказанно порадовался этому. Гарри хорошо к нему относился (сыновья были еще малы, чтобы определиться с профессией, а Кэрри подавала надежды, но Ли напоминал ему себя). Гарри помнил, как этот парень пришел к нему устраиваться на работу, врач отнеся к нему насторожено. «Чего вы хотите, мистер Харрингтон?» — спросил Гарри и получил сбивчивый ответ: «Быть похожим на вас», — лесть понравилась Гарри. Ли вернул Кэрри в их тесную квартирку на Пеги-Стрит, теперь у них была поддержка ее семьи. Любовь — такое важное чувство, любовь, как живительный источник, — неиссякаемое наслаждение и вдохновение. Они обрели себя, как трудно бы это ни было. Ли стиснул Кэрри в объятьях, жадно целуя ее в губы, он желал владеть всей ее душой, ее телом и жизнью. Кэрри прижалась лбом к его плечу, гладя высокие скулы. — Не отпускай меня, — прошептала она в темной ночи, опутанная страстью и нежностью. — Я с тобой, я всегда с тобой, — его шепот опалил ее, слезы счастья скатывались по вискам, оставаясь в волосах. Мир перестал для них существовать, они так много вместе пережили, что все остальное стало пылью. Где же она слышала эти слова?***
Апрель 1994. В Аллен-Холле веяло прохладой, апрель выдался на редкость теплым. Ветер перебирал молодую травку, мягкое солнце грело спину, буйным цветом пылали тюльпаны. Только вчера они все отмечали день рождения хозяйки поместья, ей исполнилось тридцать девять, для женщины это страшный возраст, для мужчины же рассвет женской красоты. Бетти укуталась в накидку, чувствуя в себе трепетное чувство, она уже забыла, что это такое. Три дня назад она узнала, что ждет ребенка, поначалу она испугалась, боясь повтора прошлого, но потом успокоилась и даже решила, что, беременная, обязательно поедет на свои последние гастроли. После двадцати лет на сцене она решила распрощаться с ней навсегда. Он нашел ее в Мраморной гостиной; Бетти сидела в кресле перед камином, огонь освещал ее; Фредди опустился перед ней на колени, как котенок, кладя голову к ней на колени. Она оценила эту ласку. — Что тебя приводит в смятение? — спросил Фредди. — У меня есть две новости, я не знаю, что ты ответишь мне, — она сжалась, вытянув из его ладоней свои руки. — И что же это, какие тайны мне еще придется узнать о тебе? — в его голосе скользило презрение. — Я жду ребенка, — проронила она, он взглянул в ее чистое лицо, как у ребенка, нежно коснулся ее щеки. — Но?.. — Мне страшно, — сказала она, — что наши дети это не примут. Только Грейхем, потому что он приемный. — Наши дети мудрые. Я боюсь за тебя... — Мне не надо зацикливаться на себе, я буду работать и поеду на гастроли, тем более последние в этой жизни, а потом, в декабре, мы начнем новую жизнь. — Все у нас получится, — помолчав, сказала она, и это его успокоило. Ведь случилось же чудо, ведь смогла она со своим диагнозом забеременеть, значит, была на то воля неба, значит, на то была воля Бога.***
В Гарден-Флауверс Джозеф ощутил счастье по-настоящему. Хотя дом был очень маленьким, он порой не понимал, почему Фредди и Бетти со своими деньгами купили его, правда, было все-таки какое-то очарование. Небольшой холл, от которого расходились двери во все комнаты... нет, Гарден-Флауверс не был великолепным Гарден-Дейлиасом, но Джозеф не любил фамильный дом, слишком много неприятных воспоминаний, связанных с ним. За два года много что изменилось в его жизни. Ему почти тридцать, он молод и преуспевает. Отец уже привык к его вспыльчивому характеру, а остальные родственники давно нашли с ним общий язык. Но в его сердце была зияющая рана, он боялся, что его жена бросит его или предаст, как в свое время это сделала его мать. Ему было не понять всю полноту чувств, что испытывал его отец, почему все так сложилось. Эсме же старалась бороться с его темными демонами, но безрезультатно, в конечном итоге, она смирилась с их присутствием в его душе, все, что ей осталось сделать, — это только сгладить углы. Джозеф все же был счастлив, Эсме ждала очередного ребенка, и в этот раз он мечтал о девочке, он верил в их счастье и будущее, которое не будет омрачено. У его любимой сестры Флоры наконец-то родился долгожданный ребенок, они назвали мальчика Районом Филиппом. Все менялось, ничего не стояло на месте. Джозеф надеялся — то, что не смогли сделать их родители, их дети осуществят. Все что им нужно — только стремиться...***
Ночью Диана вышла на балкон, слушая теплое дыхание ночи. Пальцы впились в мрамор, ощущая его холод. Женщина немного поежилась, вглядываясь в ночное небо. Прошло восемь лет, одинокие восемь лет, которые она доживала без него. Уже давно ушли в мир иной сестры, их друзья, из их дружной компании осталась только она. Все свою сознательную жизнь она боялась остаться без Виктора, без его любви и внимания, пережить катастрофу семьи. Но сейчас ей было легко, она наконец-то увидела покой, они все примирились, научились жить в любви и доверии. Диана прошла в свою постель. Она знала: сегодня ночью она увидит его вновь, почувствует его нежное дыханье на щеке, ибо сегодня она спокойна. Она сделала то, что хотел Виктор, — примирила всех. Только ее безграничная вера помогла Лейтонам, осталось лишь вернуть Флер домой, но это дело времени. Диана медленно закрыла глаза, она чувствовала его рядом, так близко, что от счастья сердце переставало стучать. Оно стремилось к Виктору, ее любимому мужу. Эта была трудная жизнь, но все же грандиозная, от самого начала до сегодняшнего дня. Время великих свершений, время великих перемен и великих войн, время Триумфа и Трагедии, время кружевных хитросплетенных узлов, время боли и счастья. Но они прошли по своей дороге, по своей трудной дороге, обретя себя.***
Лето 1994. Просматривая почту, Рэй нашел там письмо для себя, в котором сообщалось, что его зачислили в архитектурный колледж со стажировкой в одной из лондонских контор. Элен заглянула в его письмо, он резко ущипнул ее за нос. Через неделю он останется один в этом доме, а все уедут в Аллен-Холл, хотя хорошо, что он начинает свою жизнь. — Чертовка, — смеясь, сказал он сестре, — что я буду делать здесь без вас? — Жить, водить баб, пить, курить. Ну, что еще делает молодежь? — она улыбнулась ему. — Ну уж нет. Я не буду это все делать, — он положил письмо на стол, видя коробки, — все переезжали, оставляя его одного в этом огромном доме. Такое уже происходило много лет тому назад, когда его дедушка оставлял дом Бетти. — Да, да, Рэй же у нас однолюб, — тихо сказала Элен, уколов при этом его чувства. — Я сочувствую тому бедняге, что свяжется с тобой, — Рэй увидел странное выражение на ее лице. — Что, кто-то уже есть на примете? — сестра надула губы, зная, как Рэй беспокоится о ее чести. — Что, это Джонатан?! Элен была влюблена в его друга детства, Джонатана Харриса, сына обеспеченных родителей, владеющих типографией. Элен привлекло то, каким он стал; чем-то они с Рэем были похожи, но все же были разными. Джонатан был таким же высоким, как Рэй, таким же крепким, спортивным, а от одного взгляда карих глаза из-под копны рыжих волос у нее сердце замирало. Недавно он ответил ей взаимностью, увидев в тринадцатилетней девочке красавицу. Он не целовал ее, не обнимал, но взгляд говорил о большем. — Да, — прошептала Элен.***
Открыв дверь лондонского особняка, Флер заметила, как здесь все изменилось. Она не была здесь долгих тринадцать лет. Она часто встречалась с Алисой в Штатах, но дочь все больше и больше вызывала неприязнь, она стала той богемной дамочкой, которой она представляла себе Бетти. В доме было тихо, Роберт даже замки не поменял, как все это было странно. — Роберт! — позвала она, из кабинета кто-то вышел, но это был вовсе не ее муж, неужели он... продал дом? — А где Роберт? — Он давно здесь не живет, в последние два года он поселился в Кленовой Роще, — неизвестный вышел на свет, и она в нем увидела Фредди, таким, каким запомнила его. Потом она увидела его глаза, этот знакомый взгляд просто пронзил ее. — А ты Рэй? — робко спросила она, зная ответ, зная, что это ее внук. — Да, я Рэй Бульдасар, — просто ответил он. — А вы кто, зачем вам дедушка? — «Дедушка»? Она даже вздрогнула от этого слова, — неужели Бетти померилась с отцом? Это было невероятно, а может, просто Роберт нашел контакт с внуками? — Я твоя родственница, а где твоя мама? — ей необходимо было увидеть Бетти. — Она в Европе, на гастролях вместе с отцом, — Рэй налил гостье вина. — Вы не ответили на мой вопрос: кто вы? — Я Флер Лейтон, знаешь, кто я? — Рэй отвернулся, он был не готов к такому повороту событий. Перед ним стояла его бабушка, выглядящая очень молодо, хотя ей было около шестидесяти лет, было видно, как она страдала, хотя все это могло быть притворством, наверняка у нее закончились деньги, и она приехала за ними. Как же это все мелочно! — Да, — с придыханием ответил он. — Вы жена деда, та женщина, что родила мою маму, и та... — Что чуть не разрушила ее жизнь, ты это хотел сказать? — она присела на диван, оглядывая гостиную, замечая, как все изменилось. — Кому теперь принадлежит этот дом? — Мне, но по документам маме. Дядя Джозеф поменял наш старый на этот, — она изумленно посмотрела на него. Значит, Бетти и с Джозефом наладила отношения, хотя именно из-за Джозефа все и произошло, именно из-за него они поссорились с Робертом, и она уехала. — Мне жаль, — скрывая дрожь в голосе, проговорила она, хотя Рэй заметил это. — О... как я была слепа все эти годы. Я поеду в Кленовую Рощу к Роберту. — Просить прощение у деда? — довольно резко спросил Рэй. — Да, замаливать прошлые грехи. Флер добралась к ночи. Дом все так же был окружен кленами, которые шумели кроной, в доме горел свет, значит, Роберт был там. Она посмотрела на дом, который они когда-то строили вместе, вспомнила, как выбирала проект, такой, чтобы и в доме все было отделано кленом. Она вошла — все та же прислуга, словно время ничего не тронуло. Флер втянула в себя знакомый аромат дерева, повсюду были цветы. Наверное, Роберт все так же пьет и все так же водит дешевых актрис, но ей было необходимо с ним поговорить обо всем. Она столько лет разбиралась в себе, в их жизни, думала, анализировала, искала просчеты. И поняла, что это она сама позволила разрушить их брак, в тот день, когда она лежала в постели и мечтала после бурной ночи пришел Арман МакОлла, он взял ее силой, после этого она не могла больше смотреть в глаза мужа, ей было проще закрыться от него и не показывать свои чувства, легче было поверить Арману, чем своему сердцу. — Где он? — спросила она. — В кабинете, — тихо ответили ей. Она открыла дверь и вошла, увидев мужа и... второй... это был их сын. Как же он был красив, у него было мужественное лицо темно-рыжие волосы и взгляд голубых глаз, обрамленный пышными ресницами и густыми бровями. — Флер, — прошептал Роберт, он поставил бокал на стол. — Что ты здесь делаешь? — Я была в Гарден-Дейлиас и узнала, что ты давно там не живешь. Ты отдал дом Бетти? — спросила она. — Нет, нашему сыну, но он отдал его Бетти. Кстати, Джозеф, это твоя мать, — Джозеф взял ее руку, она видела в его глазах боль и отчаяние. — Вы решили вернуться и сделать всем еще хуже? — спросил Джозеф, она быстро посчитала: сыну этим летом будет тридцать один год, — женат ли он? Флер заметила обручальное кольцо, значит, Джозеф женат, но кто она, есть ли у него дети? — Нет, — прошептала она. — Я так перед всеми виновата. Потом они долго говорили. После Джозеф уехал домой, а Роберт и Флер остались вдвоем. Она плакала в его объятьях, молила прощение и снова рыдала, рассказывая, как докатилась до такой жизни. Он всегда любил ее, и в этот раз лед в его душе оттаял. В эту ночь они любили друг друга, ведь сила прощения — это самая великая сила, что только может быть на свете. Спустя годы, они снова нашли друг друга, это было не сострадание, а любовь, что жила в них всегда, и ничто не смогло убить это чувство. Флер поняла, чего ей не хватало все эти годы: дома, семьи, мужа, детей. Но ей предстояла встреча с Бетти, и самое главное, чтобы дочь нашла в себе силы простить ее.