Раны исцеляются. Боль проходит. Любовь остается. Кристин Ханна, «Соловей»
Весна—лето 1999. Его не было в Лондоне уже два месяца, сразу же после Рождества он куда-то уехал. Шеридан пришла на работу и только через три дня поняла, что ее начальника нет на месте. Она беспокоилась: может, слишком ярко прошли праздники, хотя он такой серьезный, что не мог увлечься соблазнами. Рэй вернулся, когда весна уже начала свое шествие по земле, в начале марта все еще дули холодные ветра, но дыхание весны ощущалось. Он приехал в Лондон совсем с другими чувствами в душе, за два месяца он понял: похоже, он влюбился в собственную секретаршу. У него было достаточно времени, чтобы все обдумать и многое осознать. Она была умная девочка с добрым сердцем, абсолютно не знающая, что такое предательство и что такое боль, эта невинность в ней привлекала его. Нравилась ее улыбка, золотистые волосы и серебристые глаза, ее смех. Все эти дни в Аргентине он вспоминал о ней и в одну из ночей понял, что не забыл ее и еще больше увлекся ее красотой. Сколько раз он говорил себе, зарекался не любить, но в этот раз все оказалось по-другому. В столице Великобритании была уже весна, весна, которая всегда меняла все в их жизни; в эту весну спустя тридцать лет Рэй решил повторить путь его родителей. Если уж любить, то на просторных улицах Лондона, если уж радоваться жизни, то вместе с его Лондоном. Он вырос в этом городе, он жил в этом городе почти всю свою жизнь, и этот город отвечал ему взаимностью, постоянно делая подарки судьбы, как и в этот раз — веру в то, что у него в сердце есть любовь. Он пришел в офис, как всегда, оглядывая подчиненных и демонстрируя сияющую улыбку. Шерри, широко раскрыв глаза, глядела на него, а он делал вид, что не замечает чужих взглядов: — Зайди ко мне, — попросил он, девушка резко поднялась, проходя в его кабинет. Мужчина стоял в лучах утреннего солнца и казался ей еще более мужественным и решительным. — У вас какие-то поручения? — несмело спросила она, скрестив пальцы. — Оставь работу, я хочу пригласить тебя на свидание, — он не смотрел на нее, но она читала его мысли и желания, он мечтал о свидании с ней. Что же случилось с ним в Буэнос-Айресе? — Куда? — нетерпеливо уточнила Шерри. — В одно новое место, а потом — в Гайд-парк, — мужчина развернулся. Три месяца они просто узнавали друг о друге, и только тогда Рэй смог открыть ей свое сердце, и она ответила ему взаимностью. Он ощущал, как крылья выросли за спиной, он теперь понимал, что испытывал его отец, когда смотрел на супругу. Родители, да и его окружение, предпочитали не видеть такую метаморфозу в нем. В конце июня он повел ее на выставку Антонио Сержа. Шерри вошла в галерею, не понимая, что здесь делает. Все выглядели презентабельно, это был высший свет, у нее не было сомнений: дамы в красивых платьях, мужчины в смокингах... На фоне них и Рэя она выглядела как крестьянка. Шерри стояла в стороне, когда увидела, как Рэй по-приятельски обнимает самого маэстро, они бросили друг другу пару фраз, рассмеявшись. Потом рыжеволосая дама обняла Рэя, и секретаршу охватила ревность. — Я ухожу! — он удивлено смотрел на нее. — Что случилось? — спросил он. — Ты еще спрашиваешь?! — Рэй протянул к ней руку. — Ты привел меня сюда, чтобы посмеяться надо мной, кто эти люди, почему они тебя знают? — Я знаю их с самого рождения. — Эти тайны сводят меня с ума, — прошептала она, уткнувшись в его плечо. — Мышка, успокойся, — Она уже привыкла к этому обращению к ней, он поцеловал ее, как это делал всегда, и Шерри успокоилась. — Я люблю тебя, ты же это знаешь. — Знаю, — прошептала она. — Давай проведем неделю спокойно, мне же скоро уезжать, — Шеридан оторвала голову, он заметил ее замешательство. — Так и знал, что все так и будет. — Почему ты мне не сказал раньше? — Чтобы ты меня не отговаривала. Я все равно поеду на три месяца в Рио-де-Жанейро, у меня там проект, — девушка снова уткнулась в его грудь. Рэй зажег свет; она робко села на огромную кровать; он ничего не делал, словно лев готовится к прыжку. Шеридан спустила платье вниз, ткань упала на пол розовым озерцом, Рэй вожделенно смотрел на нее. Она кинулась в его объятья, пальцами изучая его мускулы под тонкой сорочкой. Они молчали, только смотря в глаза друг друга. Его глаза цвета весенней травы после дождя, загадочно сияли и манили, она приникла к его губам, кожа под тонкой тканью пылала. Рэй слегка оттолкнул ее, кидая на кровать, он быстро раздевался, бросая одежду в разные места. За окнами сияла луна, они, околдованные ею, любили друг друга в эту минуту. Они находились на одной волне, сердца бились в бешеном ритме, дыхание слилось в одно, словно они стали одним целым. Она бесстыдно отдавала ему всю себя, не боясь показаться распущенной девушкой. Ласки становились все более изощренными, доводя до потери пульса, Шерри потеряла самообладание и, словно в лихорадке, шептала его имя. Все слилось в одном миге, в ее сверкающих глазах он заметил слезы и принялся осушать их поцелуями. Ее чувств было слишком много, и они выплеснулись наружу, мужчина прошептал ей самые нежные слова, и все затихло. Он не стал спрашивать о ее прошлом любовнике, он лишь решил для себя, что тот был не способен ни на что, а она решала молчать о том, что это было любопытство, но не любовь. Когда забрезжил ранний золотистый рассвет, Шерри проснулась, не веря своему счастью. Лучи солнца пробежалось по спине Рэя, прикоснулись к его мужественному лицу, мягко озаряя темные пряди. Утро окончательно сняло покровы праздной ночи, и утром все могло предстать в совершенно ином свете. Прошлая страсть могла превратиться в навязчивое чувство вины. Девушка улыбнулась и, надев на себя одну из его футболок, отправилась в путешествие по комнате. Над изголовьем висела картина Антонио Сержа. Она нашла столик с фотографиями, и у нее упало сердце. Его мать Бетти Лейтон, его отец Фредди Менори, как же она не заметила этого?.. Вся его внешность говорила именно об этом. Его мать... Он так ее любил, она не могла его любить, что только ни говорили о ней. А ее мама, разве она согласится на нечто большее между ними? Да никогда! И она сама, как он ее обманул, теперь понятно, откуда в его-то возрасте столько достижений — наверняка богатая семейка помогла. Хотя сейчас все это не имело значения, главное, что они были вместе.***
Октябрь 1999—май 2000. Отметив свое девятнадцатилетние, Элен проснулась рано утром от жестокой головной боли. Жалко только, что Рэя не было там вместе с ними. Они много пили, танцевали, ей дарили подарки, казалось, «Ванильные облака» сотряслись под их молодым напором. Джонатан спал. Элен поднялась с постели, побрела через коридор на кухню. Поставила чайник, заварив для них чай от головной боли. Она несколько медлила, поджарила тосты с сыром и понесла поднос Джонатану. — Ты счастлива? — неожиданно спросил Джонатан. — Очень. — Он потянулся к подносу с чашками. — Перестань пить таблетки, — она резко поднялась с неким недоумением, смотря на него. — Милый, мне всего ничего, я не могу полагаться только на случай, — парировала Элен. — Ты просто... — Если ты хочешь поругаться, то давай поругаемся. — Она вскочила с постели. — Значит, я перевалочный пункт в твоей жизни? — Она смотрела в окно. — Я люблю тебя, но для всего свое время. — Он стал одеваться. — Ты — избалованная девчонка! — бросил он ей упрек. — Ты еще молод, я молода. Тебе всего двадцать четыре, а мне девятнадцать, давай подождем еще полгода, а там будет видно, — Она слышала, как он замер. — Значит, я безответственен?! Черт, Элен, пора все менять! — А я не хочу, черт возьми, все менять. А что потом будет? Ты бросишь меня, когда я стану тебе не интересна? Как это сделал мой дядя Дилан? Или будешь спать со своими секретаршами? Ну, чего ты молчишь? — простыня соскользнула вниз, Элен, не стесняясь наготы, направилась к юноше. — Ты просто не уверена во мне... — Я люблю тебя! Что тебе еще надо? — Элен охватило отчаяние. — Ничего. Я поеду к маме, — он был уже у двери, когда она в сердцах сказала ему: — Можешь не возвращаться. Весь вечер она бесцельно бродила по квартире, с замиранием сердца прислушивалась к шагам в подъезде. Когда ожидание стало невозможным, она легла спать. Проснулась, когда ощутила, что кто-то над ней склоняется, она не произвольно положила руку на его щеку, но ее грубо оттолкнули. — Нам надо поговорить. Нам нужно расстаться, поскольку наши желания не совпадают. Мы слишком много времени с тобой вместе. — Ну, что ж, утром я уеду обратно в Аллен-Холл или к Грею, а еще через неделю вернется Рэй, а еще лучше сниму квартиру, я хорошо зарабатываю. — Он удивился ее безразличию. Или это наигранность? Утром, быстро собрав вещи, она уехала к Грею на Стаффорд-Террас. Элен, кроме опустошенности, ничего больше не чувствовала, словно почва ушла у нее из-под ног. Она не могла плакать, в мозгу, как яркая вспышка, появлялась только одна мысль: «Никогда не унижайся перед мужчиной» — эта мысль так плотно засела в головах юных леди Холстон, что порой отравляла им жизнь. Но проза жизни такова, никто не знает, как судьба сплетет нити, в какие новые кружева она превратит их жизни.***
Декабрь 2000. Прошел год, еще один год в жизни семьи Лейтон. Второе поколение доживало свой век, но не собиралось уйти в небытие. Джордж, самый старший из них всех, все так же был главой крепкой семьи, ему было уже семьдесят пять, все так же он был частью огромной корпорации, но больше рядом с ним не было Джулии. Его любимая отошла на небо, улетела, словно птичка, оставив его жить на этой земле, их земле, в их городе. На улице была весна, а он, как и Диана в свою время, ощущал пустоту; значит, так суждено, и сколько он проживет, знает только Бог. Все было недолговечным, и его счастью пришел конец; хорошо, что у Роберта и Флер все было хорошо. Роберт в свои семьдесят один много болел, сказывались прошлая жизнь, одинокие ночи с бутылкой бренди в руках, беспорядочные связи и частое одиночество, и еще его подкосила смерти Алисы. Они с Флер узнали об этом накануне Рождества прошлого года, та умерла в дурмане и хмелю. Так и не произошло их примирение, и это выбивало из колеи Флер, иногда она думала, что она плохая мать и что не смогла найти тонкую грань между ней и дочерью. Флер же исполнилось шестьдесят пять, она по-прежнему была красива, но слишком много грусти скопилось в ее взгляде, и только чрезмерная любовь к жизни и семье гасила ее. Одинокая Элеонора, в день своего шестидесятисемилетия, как всегда, по обыкновению, вспоминала свою жизнь. Она не о чем не жалела, ведь судьба дала ей замечательную дочь и троих внуков. Спенсер-Хаус давно продали, и все эти годы со смерти Марка Нелли жила в их старой квартире, здесь когда-то она была безмерно счастлива и здесь решила обрести новый покой. Теперь она занималась фондами Марка; как же загорались ее глаза, когда она появлялась в свете; в ней все так же жила рыжеволосая фея, что порхала среди мужчин, и все так же мужчины мечтали коснуться сердца этой феи, и все так же это сердце было неприступно. Дженнифер Томпсон цвела с каждым годом все больше, наверное, это все благодаря Роджеру. Пятьдесят три — это не такой уж и большой срок, решила для себя Дженни. Патриция росла, превращаясь в настоящую красавицу. С годами ее сердце наполнилось нежностью и пылкой страстью, и именно это дал ей Роджер. Дженни писала книги, проводила новые литературные исследования, Роджер иногда создавал музыку, очень редко участвовал в концертах и большее время проводил со своей семьей — так он нашел равновесие между работой и браком. На Бонд-стрит, как в корабле среди тихого моря, на беззаботных волнах качалась лодка любви Гарри и Холли. Они любили друг друга уже много лет, и счастье всегда было с ними. Гарри иногда делал операции, Холли была ведущим педиатром, и они оба вели дела в «Лейтон и Ко». Дети уже выросли, только тринадцатилетний Кристофер остался пока с ними. Супруги очень походили на Джорджа и Джулию и, подойдя вместе к пятидесятилетнему рубежу вместе, с плотно сплетенными пальцами, поняли, что теперь-то это навсегда и уже никогда это чувство не затихнет. Брак и любовь — это нечто большее, больше чем просто общие дети и собственность, любовь — это самое великое и самое чистое чувство, оно, как птица, пролетает не над каждым, и небо не всегда благословляет, но если же оно отметило тебя, то крепко держи счастье в руках. Страхи давно ее отпустили, они перестали терзать ее душу и наконец она поверила в себя. Жизнь не раз ей доказывала: однажды можно все потерять, но она обрела свое счастье, она нашла в этом мире свой свет. Мери-Джейн и Антонио не гонялись за праздной жизнью. Антонио все реже выезжал за границу, он и так находился в зените славы. Мери-Джейн написала еще несколько книжек о далеких городах. Пройдя по дороге, устланной шипами, они научились, закрыв глаза, любить друг друга. Их чувства выдержали трудности, как оказалось, они сильнее смерти, чужой зависти и боли. Между ними больше не вставало их прошлое, они отпустили его, забыв минутные слабости. Время не изменило и Бетти и Фредди. Новую Бетти больше не интересовала сцена и деньги, она просто отдавала всю себя новому делу, обучая пению юных девчонок и парней, а Фредди вкладывал деньги в новые постановки, и благодаря этому его Бетти сверкала. В Аллен-Холле они обрели настоящую обитель, там летом ощущалась легкость, бегали, как дети, по зеленым полям, сминая ароматные травы, а зимой, укутавшись в плед, садились перед камином. С годами не ушла прежняя страсть, не растворилась нежность, и не угасла буйная фантазия. Эта была их любовь, наверное, самая яркая в этой семье. Гарден-Флауверс наполнялся детскими голосами и радостным смехом. Джозеф в свои тридцать семь превратился в хорошего семьянина. Роберт все больше доверял ему в делах фирмы, а Эсме вела эфиры на радио. Чарльзу исполнилось восемь, а Скарлетт — шесть, год тому назад Эсме родила супругу сына — Максимилиана Брендона, и, конечно же, Джозеф мечтал об еще одном ребенке. Он был счастлив, в тот момент, когда он простил Флер, он словно получил божье благословение, он отпустил все свои страхи, спрятал сомненья и зажил, зажил впервые по-настоящему, уже не оглядываясь назад. Дом они с Эсме начали переделывать, стало им там тесновато, но продавать его или покупать новый Джозеф не хотел. Жить и мечтать, мечтать обо всем и ни о чем, думать о завтра, и заглядывать на многие годы вперед, и терять голову просто от любви — вот что должен хотеть простой человек. Чета Бленд окончательно поселилась за городом. Ричард разводил цветы, придумывая новые сорта и названия, а Флора продолжала писать научные книги. Дети росли, и Флора со вздохом редкого разочарования следила за тем, как ее старшая дочь превращается в женщину (Северина отметила тринадцать лет, она была еще одной яркой звездочкой, загоравшейся на небосклоне). Флора не стала повторять ошибок матери, с Ричардом они понимали друг друга с полуслова, и многие этому завидовали. Третьему поколению, внукам Виктора, была свойственна эта черта не повторять прошлых ошибок, не наступать на грабли их родителей. Сейчас Виктор гордился бы ими, и Флора это знала. Прощать и умолять, дарить надежду и рушить все замки — этому они научились за годы ожесточенной борьбы своего места под солнцем, и все далось им не сразу, не потому что они были рождены богатыми, а потому что им пришлось доказать, что всего этого они достойны. Сердце тридцатилетней женщины порой многим кажется изученной книгой, но сколько там таится тайн и загадок? И кто знает, может, оно трепещет, как крылышки мотылька на ветру, а может, уже зачерствело от вечных страданий. Айк предпочитал все тот же богемный образ, но в этом было свое очарование; они, окруженные дымкой тайны все меньше были доступны взглядам и мыслям других. У них было двое детей: Стивен и Камилла — а недавно Полли сообщила мужу приятную новость: в новом веке у них родится ребенок. Жизнь — это река, и их жизнь — это тихая река. Сестра Полли Лили Роуз Купер занималась антропологией, находясь в частых командировках, да и ее муж постоянно был приглашенным гостем на различных телепередачах, его часто звали заграничные повара. В чем-то они были похожи на Бетти и Фредди, не зря иногда Лили Роуз называли Невестой Ветра. Ее не смущало, что у супруга есть внебрачная дочь, что все шепчутся за ее спиной о его изменах, это не могло заставить его не любить ее, каждую ночь она, лежа в постели вместе с ним, слушала его размеренное дыхание и тихо благодарила Бога за это все. Все быстротечно, ничто не вечно, но все же что-то было вечным, это любовь, хотя, наверное, так думается, потому что ты молод, ведь тебе всего двадцать четыре, у тебя все впереди. В клинике все любили маленькую мисс Кэрри. Она была сердечная, добрая, отзывчивая, и пациенты радовались звуку цокающих по полу каблучков, потому что знали: идет их «маленькая мисс». Ее мужа тоже любили, он так и не помирился с отцом, вернее, не успел: тот умер, отдав все свое имущество молодой жене. Теперь его единственной семьей стала семья Лейтон. Гарри тепло к нему относился, и, похоже, в нем видел сына, хотя у самого было их трое, только Ли отвечал его требованиям. «Неукротимые сердца» вышла на экраны в конце сентября, и все сразу же назвали Луиса перспективным режиссером, а Джессику — открытием года. Джессика оказалась прирожденной актрисой, что заметили многие; порой от ее игры мурашки бежали по телу, особенно в напряженные сцены. В день премьеры на глазах у искушенной публики, прямо со сцены Луис ей сделал предложение. Она вся, сверкая в лавандовом платье от Поля Готье, поднялась к нему и, глядя на зрителей, поцеловав его, приняла предложение. Он подарил ей фамильные бриллианты, которые дарил его дед своей жене, а его отец — его матери. Луису, как и Энтони, было двадцать два, но только второй думал о карьере и совсем не хотел прекращать свои отношения с чувственным миром обольщения и страсти, ему нравилось соблазнять и побеждать, но совсем скоро он найдет свое счастье, а пока есть юность, на то она и дана, чтобы ее прожить. Карен Спаркс и Диего Серж обвенчались в этом году. Он остался у дяди в госпитале, а Карен удалось открыть свою частную практику. Свой медовый месяц они провели в Швейцарии, в Монтре, где она осознала, что ждет ребенка. У Диего не было придела счастью. Адора все же стала переводчиком и теперь путешествовала по всему миру, в Испании познакомилась с Себастьяном Лерра, известным ресторатором Мадрида. Ради нее он переехал в Лондон, продав свое детище и открыв новый испанский ресторан в Лондоне. Все это время Адора думала: их связывает только страсть, но не любовь. Сколько же усилий пришлось приложить Себастьяну, чтобы убедить молодую женщину в обратном. Что будет с ними, одному только небу известно. Юная Феба тоже желала странствовать, она, единственная из всех внуков Каталины Фокс, достала ее старую камеру. Феба отдавала дань Каталине и Джулии, и Флер отдала ей галерею. Шестнадцатого марта Рэй и Шеридан венчались в церкви Аллен-Холла. Он выбрал эту дату со смыслом: именно в этот день венчались его родители. Невесте было всего лишь восемнадцать, а жениху чуть больше двадцати трех, совсем юные, но такие красивые. Шерри была похожа на белого лебедя из балета, всем напоминая Бетти в день ее свадьбы. После пышного венчания они уехали на три месяца в Каракас, где у Рэя был очередной проект, его приглашали для строительства гостинец, в основном потому что он знал много языков. Грейхем, вместе с Элен и Луисом, продолжал вести дела в «Ванильных облаках». Рэй был однолюбом, а Грея еще не посетила любовь, наверное, поэтому он считал себя неспособным на это. Летом на его пороге вновь появилась Хлоя, подруга его детства, все эти месяцы она приводила свою душу в порядок и думала, что у нее еще есть надежда на счастье, только Грейхем уехал на два месяца в Швейцарию, и они снова потерялись в этом мире. Ей пришлось стать стальной леди, после того, как Джонатан ушел. Спустя некоторое время он прислал ей счет, и она вернула ему все деньги за кафе. Потом она узнала о его помолвке, но Элен не отчаивалась, Рэй хотел вмешаться, но она не хотела, чтобы друзья ссорились из-за нее. Мужчины были в ее жизни всегда, она назначала им свидания, вовлекала в круг ожидания, давая повод думать о возможном развитии отношений. О Джонатане она почти не вспоминала, хотя все только и говорили о его предстоящем браке. В день его свадьбы она проверяла счета в кафе, смотря на посетителей и вдыхая аромат свежей выпечки. Она всегда это делала сидя в углу зала так, чтобы видеть все и иногда принимать некоторых гостей самой. — Элен. — Джонатан стоял перед ней в белом фраке. Он тяжело дышал, был заметен признак бессонницы. Люди вокруг засуетились. Джонатан разглядывал ее, ей уже было двадцать, и за это время она стала еще краше. — Ты же сегодня женишься? — с напускным безразличием спросила она. — Что ты здесь делаешь? — Она отложила книги, замечая свое волнение. — Я не хочу быть с ней, — ответил он. — Я хочу быть с тобой. — Поезд уехал, и потом... я не люблю тебя больше. — Элен встала со стула. — Ты злишь меня. Элен, я идиот, ты была девчонкой, а я хотел привязать тебя к себе, — он вздохнул. — Поехали, обвенчаемся прямо сейчас. У нас будет все, я не буду на тебя давить. Я люблю тебя еще, несмотря на то, что прошел целый год. — Нет. Теперь-то она знала, она не может быть милой, ей надо быть сильной, только так она вернет его обратно. Женщина не может быть доступной, женщина прежде всего загадка, и мужчина должен попытаться ее разгадать, так говорила Элизабет, ее младшая сестра, девушка, что еще предстояло расцвести. Молодые Лейтоны едва делали первые шаги в этом мире. Мир открыл им все двери, все, что им надо было сделать это — решить, в какую зайти. По происхождению лорды, по крови ирландцы, по духу англичане. В Английском саду распускались новые розы, какими они будут? И что их ждет? Кто знает, каким станет их английский сад. Зеленое покрывало окрасилась новыми цветами, и эти новые пятна символизировали новый мир и новых людей. Жизнь как бесконечность. Порой с чего мы начинаем, тем и завершаем. Знак бесконечности всегда был в их любви, знак утраты почти всегда, символ счастья... был ли он? Да, безусловно. Но бывает ли счастье без боли? Наверное, нет. Жизнь это и есть рождение и смерть, надежды и ожидания, приобретения и потери, взлеты и падения, сплетения и расставания. Жизнь соткана из противоречий, переплетена и сплетена, и когда посмотришь на ее картины, то увидишь, как она похожа на кружева.