Сеансы психотерапии

НЕ БЕЧЕНО. ЧИТАТЬ НА СВОЙ СТРАХ И РИСК. 2-Я ЧАСТЬ 8 МАЯ. Ганнибал вытирает кровь платком, скалится. — Так принято в обществе, — цитирует он цинично, пока Уилл повторно рвется из рук доктора Скотта. — Уходите, — требует доктор Скотт. Уиллу нужно прийти в себя. — Нет, — равнодушно бросает он. — Ганнибал, вам здесь не место. — Это лишь ваше мнение и мнение общества, — подмечает Ганнибал. — Вы спросили, почему я так поступил, и я наглядно показал вам, как это произошло. Чертов манипулятор. Уилл всё еще агрессивно настроен, а Ганнибал ухмыляется. — Зачем вы так поступаете с Уиллом? — Я поступаю так, как он поступает со мной. Но в отличие от него, мои слова — это только слова. И Уилл бросился на меня, потому что верил, что это могло быть правдой. Уилл, ты настолько не уверен во мне? Уилл резко успокаивается и отворачивается, как запрограммированный. Он усаживается обратно на диван и кидает на Ганнибала осторожные взгляды, всё еще примиряясь с той нескончаемой горечью в своей душе. У доктора Скотта голова кругом от этих игр. — Разве у него недостаточно поводов не верить вам? — Назовите хоть один. — Не говорите ему о своих чувствах, прикрываетесь другими отношениями, отдалились за последний год ваших отношений, — перечисляет доктор Скотт, и его тон нравоучителен. Он здорово теряет сейчас в своем профессионализме, и потому лишь, что видит в Уилле собственного сына, и ему страшно за состояние Уилла по-отцовски. Но об этом он погорюет после, сейчас он выполняет роль родителя, которого не достает этим двум. Последний факт сказан на проверку, и именно он уязвляет Ганнибала больше всего. — Что он рассказал об этом? Уилл молчит; он всё еще разглядывает стену справа, теперь держа Ганнибала за руку. Доктор Скотт даже не заметил, когда они успели объединиться. Потребность Уилла ломает привычную дистанцию между ними, и Ганнибал не сопротивляется этому. Он чувствует вину? Он хочет защитить? — А что должен был? — Уилл? — спрашивает Ганнибал, но Уилл лишь пожимает здоровым плечом — он всё еще находится в пограничном состоянии, пока доктор Скотт затеял безжалостную игру с Лектером, позабыв про своего пациента. Это доктор Скотт тоже поймет много позже и станет корить себя. Ганнибал начинает волноваться. — Это ведь в вас причина того, что Уилл пошел на всё это, — продолжает доктор Скотт. — Нет, — мотает головой Уилл нервно, вздрагивания его плеч становятся сильнее. — Я сам, нет. — То есть тебе нравились прикосновения других? — вопрос вырывается, прежде чем доктор Скотт успевает остановить себя в азарте. Он должен извиниться, но даже не заикается об этом. Уилла передергивает от отвращения, и он прижимается к Ганнибалу, словно сейчас эти неизвестные руки хотят коснуться его. Он тихо воет напуганно, что доктор Скотт хочет подойти и успокоить, но глаза Ганнибала говорят ему держаться подальше. — Прекратите, — возмущается Ганнибал и обнимает Уилла, который начинает всхлипывать вновь. — Прости, прости, прости меня, — шепчет Уилл, словно его закоротило. — Прости меня. Не уходи больше, не уходи. Ганнибал поднимает на доктора Скотта презрительный взгляд, а губы его становятся жесткой кривой линией. Он гладит трясущегося Уилла по волосам успокаивающе, пока тот старается прийти в себя. Доктор Скотт останавливается резко, обдумывая слова своего пациента. Новый сюрприз психики Уилла — он считал, что его лечение было наказанием за то, что он хотел быть любимым чуть больше, чем был тогда. Уилл продолжает мелко дрожать и что-то невнятно бормотать в догорающей истерике от вызванных ярких образов своей фантазии, о которых доктор Скотт совсем позабыл. Ганнибал укачивает его, снимает свой браслет и надевает на руку Уилла. — Видишь? — зовёт он Уилла, и Уилл глядит на свою кисть, отрываясь от чужого плеча. Старый браслет возвращен на прежнее место. Уилл вновь имеет право его носить, словно оберег от кошмаров. — Спасибо. Ганнибал вздыхает обреченно. Он знает, как повлиять на Уилла, но чисто интуитивно. Он не может сказать многого, но жесты… Что случилось, что это понимание оборвалось? Что толкнуло Уилла к одиночеству? К потери себя как важной личности? Почему перестал заботиться о себе, если о нем так заботились? — Что Уилл сделал, Ганнибал? — Вы не имеете права… Вы вопиюще непрофессиональны, и я не желаю больше с вами разговаривать о чем-либо, — отрезает Ганнибал, но доктор Скотт видит в этой ситуации лишь прорыв, а не свою вину. Уилл полностью открыл свой внутренний мир и теперь проходил процесс заживления. Во всяком случае так кажется психотерапевту, потому что любопытство гонит его всё дальше. — Посмотрите на него. Вы хотели, чтобы он стал таким? Уилл измученный, израненный, переломанный, с непониманием в глазах, с вопросами, на которые нет ответа. Опустошенный. В Ганнибале проявляется нерешительность. Вот именно сейчас он готов всё рассказать и дать этой истории закончиться. Доктор Скотт видит, насколько зол сам на себя Ганнибал за то, что подчиняется обстоятельствам, что любит Уилла настолько, что готов открыть свой неприятный секрет человеку, которого презирает, ради спокойствия Уилла. И доктор Скотт ощущает приторный, словно яд, вкус победы на этом психологическом поле боя. — Таким? — хмыкает вдруг Уилл. Он окончательно отрывается от плеча Ганнибала и смотрит на доктора Скотта серьезно и очень по-взрослому — вновь читает психотерапевта. — «Таким» — это каким? У Ганнибала и доктора Скотта нет слов. Они смотрят на Уилла, который неловко вытирает свои мокрые от слёз щёки. Теперь, когда истерика прошла окончательно и гнойник вычищен, Уилл начинает анализировать. А доктор Скотт никогда прежде не встречался с анализирующим Уиллом Грэмом. И это так странно, смотреть на этого взрослого ребенка. — Знаете, я пока не умер и не собираюсь, — иронично сообщает он. И доктор Скотт путается в вербальных и невербальных сигналах своего пациента. Ганнибал просто наблюдает за Уиллом — теперь он явно не намерен делиться нужной для психотерапевта информацией. Они молчат какое-то время, пока Уилл думает. Никто не хочет прерывать его мыслительный процесс, который не на руку ни Ганнибалу, ни доктору Скотту. Сказать что-то против Уиллу язык не поворачивается, потому что его пронизывающий взгляд, отдающий «Я всё про вас знаю», впивается неприятно в сознание. И потому они ждут. Уилл смотрит на Ганнибала, который вопросительно приподнимает бровь. Пальцы здоровой руки Уилла касаются лица Ганнибала, проходя по каждой черте. Уилл чуть склоняет голову набок, любуется, а после тяжело вздыхает. Никто не задает вопроса о том, что же Уилл думает. Не страшно, просто такого вопроса даже в голове нет. Ганнибал безмятежно ему улыбается. — Я бы хотел… — начинает Уилл, и его голос слабеет. — Я понимаю, что скорее всего сойду с ума, но… Мне бы не помешало, если… — Просто скажи это, Уилл, — холодно отвечает Ганнибал, который уже явно понял, о чем будет речь, судя по его нахмуренным бровям, и Уилл кивает уверенно. — Я бы хотел, чтобы ты ушел. Доктор Скотт удивленно глядит на уверенного Уилла. Он совсем запутался в своем пациенте. Не так давно Уилл умолял Ганнибала остаться, а теперь требует покинуть свою жизнь. Уилл явно делает очередную ошибку, стремясь защитить Ганнибала от доктора Скотта, что психотерапевт понимает запоздало. Доктор Скотт хочет прервать Уилла, но это делает Ганнибал прежде: — Вздор. — Я не нужен тебе, — Уилл вздыхает. — Точнее нужен, но не в том плане. Я лишь подходящая игрушка для тебя. Но я устал и ни на что не годен. — Уилл, прекрати говорить то, чего не должен. — Должен, не должен; какая теперь разница? — усмехается Уилл, глядя Ганнибалу куда-то в плечо. — Просто отпусти меня уже. Найди новую цель. — Ты говоришь так, но… — Ганнибал не заканчивает, он напряжен, как электрические провода. Теперь уже Ганнибал сбит с толку, а доктор Скотт начинает улавливать смысл слов Уилла. Вина и гнев — не лучшие союзники в жизни, и если отношения Уилла и Ганнибала продолжатся, так и неразрешенные, то Уилл никогда не сможет больше действовать разумно и самостоятельно. И Уилл не хочет оставаться «таким». Из-за слов доктора Скотта в нем проснулась жажда противоречия, и Уилл готов рвать со всем, лишь бы мыслить свободно и уйти от негативных чувств, даже если это значит оставить в стороне столь сильную привязанность к Ганнибалу. — Уилл не отказывается от вас, Ганнибал, он винит себя за то, что больше не нужен вам, — вклинивается с пояснениями доктор Скотт. — И это не дает ему возможности жить дальше. — Уилл? Уилл лишь кивает. — Вздор! — повторяет Ганнибал. — Объясните ему, что он ни в чем не виноват. Ганнибал впервые ощущает бессилие и потому обращается к психотерапевту за помощью. — Я не понимаю всей картины, чтобы помочь, — осторожно произносит он. — Ганнибал не хочет быть со мной, — неожиданно честно говорит Уилл спокойно, словно это не было тайной более полугода, словно сам он сейчас далеко, чтобы доктор Скотт уже утолил своё любопытство, и оставил их в покое. — Не хочет быть со мной физически. Доктор Скотт заинтересованно переводит взгляд на Ганнибала, но тот смотрит в ответ, сканируя его реакцию карими глазами. Не сказать, чтобы доктор Скотт сильно удивлен. Будь у него чуть больше фантазии, то он запросто предположил бы это. Человек не смотрит в сторону, если у него всё в порядке с сексом там, где он есть сейчас. И вся эта беготня Уилла — это лишь банальная месть Ганнибалу за невнимание и нелюбовь. Почти игривая, несерьезная, но всё же вызывающая острое чувство вины и презрения к самому себе за такие поступки. — Если всё так и есть, как говорит Уилл. Ганнибал, вам действительно стоит… — Нет, — отрицает Ганнибал ровно. — Он не прав. — Разве? — ухмыляется Уилл неприязненно. — Тебе даже трогать меня противно. Доктор Скотт отмечал это с самого начала. Со стороны Ганнибала изначально исходили лишь смущение и неохота на физический контакт с Уиллом. Нет, это не отменяло его безумной одержимости Уиллом, однако этого было недостаточно, и никогда не будет достаточно. Уилл морщится и встает с дивана. Привычно шагает в сторону окон, но его плечи непривычно прямы. Он замирает, вглядываясь в пейзаж. Его переменчивым настроениям позавидовал бы самый оскораносный актер Голливуда. Даже доктор Скотт всё еще не пришел до конца в себя после образа вдребезги разбитого мальчика, но теперь Уилл будто бы здоров и адекватен. Мог ли всё это время его пациент лишь притворяться, преследуя какие-то свои цели? — Не будем мучить друг друга более. Я хотел быть с тобой, но я больше не могу, Ганнибал, не хочу думать о тебе, не хочу следить за тобой, ревновать тебя, любить тебя, — Уилл тяжело вздыхает. — Теперь, когда я говорю это прямо тебе, когда меня не вынуждают отказываться, со мной всё хорошо. Ганнибал сглатывает, в глазах даже появляется слезливый блеск. — Ты уверен? — переспрашивает он. — Пожалуйста, Ганнибал… И Ганнибал уходит. Без лишних слов и требований, словно понимая, что всё это бесполезно. В его чётких, идеально ровных движениях нет никаких лишних эмоций, но доктор Скотт отчетливо видит вину во всех его действиях. Ганнибал поправляет свой хорошо пошитый пиджак, прощается и выходит из палаты. Уилл выдыхает протяжно, хлюпает носом, но берет себя в руки. — Уилл, как ты? — Приятно говорить правду ради исключения, — тихо произносит он, не оборачиваясь. — Тебе давно нужно было сказать мне об этом. — Мне не казалось это проблемой. — Теперь ты знаешь… — начинает доктор Скотт. — Теперь я знаю, — заканчивает Уилл. Один правильный разговор, и они пересекают финишную черту с двояким результатом — год ярости, грусти, ненависти и любви окончен. Как ощущает себя Уилл? Он не скажет. О чем думает? Тем более. — Хочешь чего-нибудь? — интересуется доктор Скотт. — Ганнибала? — сардонически улыбается Уилл, и психотерапевт улыбается в ответ. Этот бодрый, светлый сквозь свою грусть Уилл ему хорошо знаком. Они молчат, пока Уилл смотрит в окно, а доктор Скотт подводит итоги. Пожалуй, в этот раз он напишет более верный отчет по психическому состоянию Уилла. Критический пик депрессии пройден, и Уилл не представляет больше опасности ни для себя, ни для окружающих. — И всё-таки вздор. Это бессмыслица, — Ганнибал входит назад так же свободно, как и вышел. Он садится назад на диван, скрещивая руки на груди и закидывая одну ногу на другую, всем своим видом демонстрирует, насколько смехотворна ситуация. — Уилл, вернись. Но Уилл качает головой, не оборачиваясь. Ганнибал цыкает недовольно. За время своего отсутствия он явно что-то прорешал в своей голове, и теперь не намерен отступать при любом раскладе. Разговор неожиданно продолжается, будто и не заканчивался, но уже с более упёртой версией Ганнибала Лектера. Так всегда у них происходит? — Это не мне было больно настолько, что я рыдал, — холодно наступает Ганнибал, и доктор Скотт чётко осознает, что они вернулись к проблеме их сексуальной дисфункции. — Да, но так было только в первый раз, — оправдывается вдруг Уилл обиженно. — Мне нужно было больше подготовки. — Именно, — кивает Ганнибал. — И потом всё было хорошо, и мне всё понравилось, — злится Уилл, и это явно не в первый раз, когда он об этом говорит. — Ты был не готов, — подчеркивает Ганнибал. — Только в первый раз, — чеканит Уилл. — Этого больше не повторялось. — Не готов, — вторит Ганнибал. — Уилл, мне кажется, что Ганнибал говорит о твоей психологической подготовленности, — встрявает доктор Скот, анализируя застарелый спор подростков после драматической паузы псевдорасставания. — Именно. — Хрень! — выдает Уилл, вздергивая нос. — Ну почему же, Уилл, это нормаль… — старается объяснить доктор Скотт, прекрасно понимая позицию Ганнибала в этом вопросе. — Я хотел с Ганнибалом секса, и я его получил, — фыркает Уилл. — С чего бы мне страдать? — Уилл, ты просто себя не видел, — вздыхает Ганнибал мучительно. А Ганнибал видел, и он был напуган реакцией Уилла. Это был и его первый раз тоже. Сделать больно любимому человеку, человеку, которым ты одержим, это, должно быть, сводит с ума от чувства вины. Доктор Скотт получает последнюю подсказку, и теперь видит всю суть конфликта. Ганнибал боялся причинить боль. Относясь к Уиллу особенно трепетно, он не мог допустить, чтобы тот подвергался такому насилию, как видел это Ганнибал, всякий раз при их близости. И несмотря на то, что все последующие соития, явное инициированные Уиллом, проходили успешно, Ганнибал всё равно отдалился, запомнив лишь собственную панику первого раза. Не в состоянии обуздать собственное влечение в итоге он окончательно отказался от физического контакта с Уиллом по собственной инициативе, из-за чего Уилл ощутил отверженность. — Ганнибал, если вы продолжите считать, что в том, что было, есть ваша вина, — обращается доктор Скотт к нему. — То это не так. Первый раз бывает неземным лишь у малого количества людей. Первый секс, особенно анальный, чаще всего очень болезненный вне зависимости от опыта партнера, — объясняет доктор Скотт. Нет, это совсем не так, но он не может сказать всё прямо, не уронив гордости Ганнибала, его образа, которым тот дорожит и который любит Уилл. — Если вы полагаете, что Уилл недостаточно готов к сексуальной жизни, то вам нужно отойти в сторону и увидеть самому, насколько он готов, или же, наконец, оставить прошлое в прошлом и узнать всё это вместе с ним. Так однозначно не может больше продолжаться. Либо вы научитесь справляться со своими воспоминаниями, либо отпустите вашего партнера, чтобы не травмировать вас обоих. Ганнибал задумчиво усмехается, хотя его взгляд всё-таки устремляется к Уиллу. Он не хочет его потерять, но способен ли он ради этого побороть себя? — Не старайтесь, доктор Скотт, — просит Уилл. — Уже решенное дело. — Нет, я и не подумаю этого терпеть, Уилл, — поднимается на ноги Ганнибал устало. Убежденность в их будущем приходит к нему сама собой, как только он видит протест Уилла. — Я ждал тебя целые полгода, а теперь что, ты вдруг излечился ото всего? От меня? И мне уйти, да? Доктор Скотт оборачивается, потому что эти двое одновременно оказываются у него за спиной. Ганнибал подходит к Уиллу и достаточно грубо поворачивает его к себе. — Тогда почему у тебя такой взгляд побитой собаки? Может, если ты рассмеешься, то я поверю тебе, давай же, — требует Ганнибал, сверля его тяжелым фанатичным взглядом. Доктор Скотт хочет его прервать. — Ха-ха, Ганнибал, — мрачно отвечает Уилл и криво улыбается — болезненный готический мальчик с переломанной рукой. — Значит, не говори подобного вздора, — недовольно произносит Ганнибал и целует Уилла в лоб. — До завтра ты окончательно придешь в себя, и я отвезу тебя домой для скорейшего твоего выздоровления. — Ганнибал, вы нарушаете его терапию, — противится доктор Скотт, потому что Ганнибал снова вернул себе всю власть одним лишь своим присутствием, а у психотерапевта нет уверенности, что он справится и не заведет Уилла в прежний тупик. Их отношениям следует стать дозированными и постепенными. — Я — его терапия, — надменно подчеркивает Ганнибал, даже не глядя на психотерапевта, только на Уилла. — Вы сами так сказали. Смотреть или действовать. Я устал наблюдать. — Уилл тебе четко дал понять… — Что если я не буду бороться, то должен его оставить, — кивает Ганнибал, будто не слышал просьбы Уилла. — Я не оставлю его никогда, — эта фраза произносится исключительно для Уилла, глядя в его глаза, пониженным тоном. Уилл вздрагивает и улыбается. Он сумасшедший! Доктора Скотта пробирает в страхе от этого взгляда и этой улыбки. Встать, отнять Уилла, встряхнуть его, напомнить о будущем, но доктор Скотт ничего не делает. Этот вирус неизлечим. — Вы можете сделать ему только хуже, Ганнибал, — предупреждает доктор Скотт. — После сложившихся обстоятельств вам следует отступить на несколько шагов назад, если вы хотите полного восстановления взаимоотношений и состояния Уилла в целом. — Я всегда отвечаю за свои поступки, — хмыкает легкомысленно Ганнибал, улыбаясь нежно Уиллу. Как всё просто у него, когда он принял все решения, коими опять не поделился со своим партнером. — Как в последний раз, когда Уилл не нашел вашей любви и пошел искать ее хоть где-нибудь еще? — злится доктор Скотт за своего пациента. Ганнибал осторожно касается некогда раненной щеки Уилла, где хорошо заметен шрам. Уилл не отстраняется, хотя в глазах его много недоверия, и одно это несказанно радует доктора Скотта. — Я расплатился за это нашим общим заключением… Теперь мы свободны, и я забираю его назад. — Он — не вещь! — Вы правы, мне никогда не подобрать слов, чтобы описать то, кем является Уилл. Любовью? Божеством? Душой? Так много всего в их взаимных взглядах. У доктора Скотта опускаются руки. Он не может сопротивляться Ганнибалу так же, как и сам Уилл. Нет аргументов, нет логики. Доктор Скотт устал, он слишком стар для подобных встрясок, и за одну сегодняшнюю встречу он осознал, что Уилла больше с ним нет, это больше не его пациент, это человек, принадлежащий кому-то другому: своей любви, божеству, душе. Доктор Скотт ощущает себя пустым и бесполезным, ощущает, что прошел весь этот путь зря. Он лишь вернулся к началу, и на этом он хочет выйти из игры. История Уилла и Ганнибала для него раскрыта, как карта звездного неба, настолько же плоская и пропорциональная в отличие от реальности. Ему хватит этой истории, чтобы успокоиться и закрыть дело, уходя в долгожданный отпуск. Таймаут. Вечером доктор Скотт запишет в карту своего пациента последние недостающие ключи: «Пациент Уилл Грэм появился на моем пороге по наставлению его учителя и вследствие тревоги за его душевное здоровье отца. В первые сеансы наблюдалась повышенная агрессия и непринятие собственной врожденной сексуальной ориентации. Была выдвинута гипотеза о том, что причиной ненависти является подсознательное желание угодить любимой матери, которая бросила пациента не так давно вследствие развода с супругом (отцом пациента). Гипотеза оказалась ошибочной, в последствии оказалось, что мать стремится поддержать с пациентом контакт. Выявлена склонность пациента к патологической лжи и неразборчивым сексуальным связям, мнимым или реальным неизвестно. Пациент особенно остро реагировал на объект своей привязанности — господина Лектера, одноклассника, не признавал с ним серьезных отношений, при описании их связи дистанцировался, используя грубые обезличивающие выражения. Была выдвинута гипотеза, что пациент стремится избегать близких взаимоотношений, избегать сильных эмоций и чувств, сосредотачиваясь на аутоагрессии, что подтверждалось общей беспорядочностью связей. В последующих сеансах удалось узнать, что причиной резкого изменения поведения пациента стал отец пациента, а не мать. В связи с болезненным разводом отец пациента перешел в инфантильную фазу, оставив на пациента все обязанности и дела, ранее осуществляемые родителями. Таким образом, неподготовленный психологически пациент частично в течение долгого времени выполнял функции родителя и жены (не сексуального характера). Достаточно хрупкая, но гибкая психика пациента вынудила его искать недостающую любовь в окружающим мире, где источником любви стали непрочные сексуальные связи. Общая неудовлетворенность ситуацией и стресс привели к повышенной аутоагрессии через стремление к эскапизму, что еще сильнее затянуло пациента в данный образ жизни. В планах было поставлено: обстоятельный разговор с родителем пациента для улучшений климата в семье и продолжительная терапия, направленная на борьбу пациента с ненавистью к себе. Новый сеанс показал, что последняя гипотеза частично ошибочна. Господин Лектер, объект привязанности пациента, играл в жизни пациента одну из ключевых ролей — на лицо любовная аддикция с достаточно агрессивным разрушением психологической территории пациента со стороны господина Лектера. Пациент принимал подобное поведение за норму, считал, что ему комфортно, хотя его поведение говорило об обратном. Необходима была срочная коррекция личной психологической территории, изолирование пациента от зависимого партнера, лечение от аддикции. Использовались аутотренинг, гипноз (у пациента наблюдается повышенная чувствительность), когнитивная, индивидуальная психотерапия. Пациент демонстрировал положительную динамику. Восстановил связи с семьей, отказался от неразумных сексуальных связей, поступил в желаемый колледж, аддикция была подавлена, зависимый партнер исключен из жизни пациента. Со временем улучшения сошли на нет. Пациент впал в депрессию, из-за подавленной зависимости и стремления угодить окружающим пациент довлел себя до аутопсихической деперсонализации, заменив свою личность выстроенным образом. Пациент предпринял попытку самоубийства. Был спасен, отправлен на дополнительные сеансы психотерапии. Я при консультации супервизора принял решение вернуть зависимого партнера, который имеет на пациента огромное влияние, в большей степени положительное, нежели отрицательное, для восстановления душевного баланса пациента. При возвращении зависимого партнера резко отозвался на лечение положительно. Третья гипотеза оказалась верной: пациент сменил свое поведение в ответ на неожиданно холодное для зависимого поведение партнера. При неблагоприятной обстановке, связанной с разводом родителей пациента, частичной утери отцом пациента психической дееспособности, новое отношение партнера привело пациента к поиску дополнительных источников любви и обесцениванию себя вследствие вины за реализацию данной потребности с другими любовниками. Круг замкнулся, рождая ненависть пациента к самому себе и своему партнеру и болезненное желание оставаться любимым своим партнером и любить его. Для устранения неразрешенных конфликтов из-за непроработанной вербальной обратной связи в паре была успешно проведена семейная психотерапия. Результаты лечения станут известны лишь на следующем сеансе. На данный момент психологическое состояние пациента стабильно, начинающаяся деперсонализация устранена, аддикция умеренная, неразрушительная».