Les Freaks

--- Весна начала превращаться в лето – по крайней мере, согласно календарю. На этом позитивные изменения вокруг меня заканчивались: Париж оставался Парижем, фрики оставались фриками, Маркиз курил все больше и больше и становился все молчаливей и молчаливей. Что-то мне подсказывало, что это было плохим знаком. Каждый вечер перед выходом в город я долго выбирала между подаренным Маркизом платьем и своей старой одеждой. Кусала губы, убеждала саму себя, что мне все равно, вспоминала его слова – Ты прекрасна, Мари – Потом пыталась согнуть пальцы на правой руке и горько усмехалась. Выбора не было. – Кажется, я начинаю спиваться, – подумала я вслух, заказывая шот во втором баре на улице Рю-дю-Понт-о-Шу. Удобная улица – я по ней всегда ориентировалась, когда мне уже хватит. Если после «рю» не удавалось произнести ничего, то пора ползти обратно в цирк. Я хрипло поблагодарила бармена и сделала глоток. Ничего так, но можно было и лучше. Париж научил меня разбираться в алкоголе, заставил тратить свои деньги на ветер и лишний раз напомнил мне о том, что мне нет места среди нормального общества. Собственно, именно поэтому я и сидела в баре, надвинув капюшон на глаза и размышляя о жизни, вместо того, чтобы возиться со своей рукой, роботами и прочей механикой. В Германию мне путь был заказан – впрочем, даже если бы у меня и был полный комплект частей тела, я бы туда не вернулась. Тоска по родине заглушалась разговорами с Маркизом. У него смешной акцент. Итальянский. Странно, что никто до сих пор не заметил – он же грассирует с большим трудом, хотя очень пытается. Возможно, у меня просто чуткое ухо – спасибо герру Цайту за это. – Сдачи не надо, – бросила я бармену и уже собиралась спрыгнуть со стула, когда на мое плечо опустилась чья-то рука. – А кто это у нас такой одинокий и при деньгах? – Отвали. – Не, серьезно. Сидишь тут такой, пьешь и не проставляешься? Может, ты.. – он икнул, – солдат не уважаешь? А? Вот черт. А руки нет, Вёлунд против него не поможет – да и если быть откровенной, Вёлунда я проектировала с расчетом на тяжелые телесные повреждения. При таком количестве свидетелей это было чревато очень нехорошими последствиями. – и улизнуть – я бросила взгляд на дверь – не особо получится – судя по гоготу и заинтересованным взглядам, он был не один. Хорошо хоть он не заметил, что я девушка – спасибо холодным ночам за то, что можно было носить куртку, не вызывая подозрений. – Шел бы ты отсюда, – неожиданно вмешался сидевший рядом со мной бородач. Кажется, я даже вздрогнула. – Дядя, а ты не лезь, – огрызнулся парень. Я думала броситься через зал, но это было очень плохой идеей – гарантированно кто-нибудь из его компании поставил бы подножку. Черт-черт-черт. Надо же ему было докопаться именно сейчас. Бородач поднялся с места. Размял плечи. Аккуратно взял парня за шкирку. – Солдаты, позорящие честь мундира, подлежат заключению на гаупвахту. В случае рецидива – расстрелу. В случае дезертирства – расстрелу. В случае предательства – расстрелу. В случае трусости на поле боя – в голосе мужчины прорезался явный командирский тон, и, похоже, даже до хмельного парня дошло, что он нарывается. Его компания как-то быстро свалила, не дожидаясь окончания тирады. – Я понял, дядя, понял! – нервно взвизгнул незадачливый вымогатель. – Не надо только свой пистолет расчехлять, я уже ухожу.. – Вольно, – рука мужчины разжалась. Парень бросил на нас обоих ненавидящий взгляд и смылся. – Спасибо, – скупо, но искренне поблагодарила я. А вот пистолет можно и расчехлить, – ехидно добавил голос в моей голове. С итальянским акцентом. – Не за что.., – пауза. Тише. – мадемуазель. Я бросила на него быстрый взгляд и сильнее натянула капюшон на голову. – Простите, не удержался. Как мне вас называть? – Ээээ..Франсуа. Да, Франсуа. Незнакомец тактично сделал вид, что не заметил моего минутного замешательства. Как мило. – Очень приятно, Франсуа. Меня зовут Альбер, – он протянул руку и мне ничего не оставалось, как неловко пожать ее. Вот черт. Я забралась обратно на стул и заказала виски. Альбер продолжал цедить свое вино. – Вы же собирались уходить? – улыбнулся бармен. – Передумал, – хрипло ответила я, чувствуя взгляд Альбера и начиная немного нервничать. Кто знает, может, та компания была безобидней, чем он. – Я допью свое вино и уйду, Франсуа. Вам не о чем беспокоиться, – тихо произнес он, будто прочитав мои мысли. – Просто не совсем понимаю, почему вы – пялитесь – наблюдаете за мной. – Вы..необычный. – Вы хотели сказать – фрик – странный? – Нет, – выждал, пока бармен отойдет налить очередному клиенту пива и наклонился к моему уху, – не каждый день я встречаю в своем любимом баре девушек – Я зашипела. Клянусь, я правда зашипела на него. Неожиданно для самой себя. – хотя бы потому, что это гей-бар, – невозмутимо продолжил Альбер. Я уставилась на него. – Вранье. – Нет. – Да! – Нет! – Да! – Нет! – Если что, комнату можно снять напротив, – вмешался бармен. Я шандарахнула стаканом виски по стойке: – Я никуда отсюда не пойду! – Успокойтесь, Франсуа, – в глазах Альбера танцевали форменные черти. Почему-то в синих штанах. Надо меньше пить. – Я гарантирую, что с моей стороны вам ничего не угрожает. – Я и не сомнева.. – я не закончила. Осознание начало накрывать меня с головой. – Франсуа? – Послушайте, – я обратилась к бармену, – а вы тут никогда блондина не видели? Высокого, с тонкими черными усами? Бармен наморщил лоб. – В красном пиджаке? – Да! – Да вот вчера заходил как раз. Вы с ним разминулись на денек, – он ухмыльнулся. – Может, завтра вам повезет больше. – Вот ведь.. – я опрокинула в себя остатки виски. Будем надеяться, что к моменту моего возвращения алкоголь выветрится. Иначе будет весело. Но пока что он выветриваться не собирался. – Альбер, а на кой черт вы вообще – полезли на рожон – вмешались? – Привычка. Не могу стоять в стороне, знаете ли. – Это как-то связано с вашей службой в армии? Господи, у меня и раньше не было никакой тактичности, после цирка она вообще ушла в минус, а с учетом легкой степени опьянения – была помножена на два. – Да, – немного помедлив, ответил Альбер. – Франсуа, это может прозвучать странно, но вы позволите вас проводить? Так я же девочка, мать твою! Я с трудом подавила желание расхохотаться и произнесла: – Не говорите мне «вы», пожалуйста. – Я всегда обращаюсь к незнакомым людям на «вы», – невозмутимо ответил он. – И все-таки? Без руки как без рук, мысленно фыркнула я, досадуя на свой страх. Вот что значит – привыкнуть к чувству защищенности – или бесшабашности. Но сегодня алкоголь бил по мозгам и эмоциям выборочно, так что бдительность засыпать не собиралась и вовсю орала о том, что мои шансы огрести проблемы в ближайшие полчаса приближаются к ста процентам. Альбер терпеливо ждал моего ответа. – Давайте до перекрестка Оберкампф и Вольтера, – решила я. В конечном итоге моя интуиция постановила, что ему можно доверять. – Дальше я сама. Мне недалеко. Это было – в свою очередь – враньем, потому что цирк стоял около Пер-Лашез – Маркиз считал расположение крайне удачным – в плане цинизма – и от перекрестка идти было еще пару километров, но – не говорить же ему, что я работаю в цирке. При мысли о цирке настроение начало стремительно улетучиваться. До перекрестка мы шли долго – выяснилось, что Альбер прихрамывает, и я с трудом удержалась от того, чтобы закатить глаза – перебежками я добралась бы до места гораздо быстрее и привлекая гораздо меньше внимания. – На самом деле меня зовут Мари, – выпалила я, когда мы вышли на освещенный бульвар и вероятность неожиданного нападения приблизилась к нулю – главным образом потому, что где-то впереди маячила парочка полицейских. Была бы одна – точно бы свернула в подворотню, но рядом шел Альбер и надо было чувствовать себя бесстрашной. Можно было. Альбер улыбнулся: – Я рад нашей встрече, Мари. – Взаимно. – черт, зачем он пытается быть вежливым? Понятия не имею, о чем с ним еще можно поговорить. О себе мне рассказать нечего, а задавать ему вопросы неудобно. – Если что – я военный только наполовину. Точнее – военный врач. Так что этот генеральский монолог был, пожалуй, экспромтом, – снова улыбка. Я не удержалась и улыбнулась в ответ. – В таком случае у вас явно талант. – я проглотила слова о том, что с такой представительной внешностью только генералом и быть. Покраснела. Надвинула капюшон на глаза. Черт. Голос с итальянским акцентом в моей голове язвительно захихикал. – Ну, до войны меня действительно звали в театр. В любительский, конечно. А после войны как-то не до этого стало. – А вы по-прежнему врач? – Да. Работаю на полставки в районной больнице. На жизнь хватает. А вы? – Эээ.. – черт, да почему у меня не получается ему нормально соврать?! – Давай все-таки на ты. – Прости. Привычка. Мы прошли мимо огромной зеркальной витрины и мне резко захотелось провалиться под землю. На фоне Альбера – представительная фигура, черное пальто, собранные в хвост темные волосы, аккуратно подстриженная борода – я выглядела как бездомный подросток. Воистину мне место лишь в цирке. Алкоголь начал выветриваться, окончательно уступая место невеселым мыслям. – Когда же уже настанет это чертово лето, – пробурчал Альбер, плотнее кутаясь в свое пальто. – Мари, тебе не холодно? – Нет. – Возьми мой шарф. – Мне правда не холодно. – Ты дрожишь. Пытаешься скрыть, но дрожишь. – Это все твоя докторская наблюдательность? – устало поинтересовалась я, думая лишь о том, как отказаться от шарфа. Возвращать ведь придется. Черт. Некстати вспомнились платье и туфли. – Именно. Ты не представляешь, сколько пациентов не желают лечиться, потому что хотят умереть, – Альбер размотал шарф со своей шеи и протянул его мне. – Спасибо. Шарф был темно-синего цвета и я не удержалась – неловко повязала его поверх куртки и сняла капюшон. Альбер приподнял брови: – Надеюсь, это не последствия работы на вредном для здоровья производстве? Я подавила желание помахать перед его носом обрубком руки. – Это краска за десять франков. – Тебе идет. – Волосы или шарф? – И то, и другое. --- Щелк-щелк. Щелк-щелк. – Я тут внезапно вспомнил, как назывался тот бар! – И как же? – Ле Ша Блё. – Ваши французские названия когда-нибудь сведут меня с ума. ---