***
Мы быстро нашли общий язык, как в танцах, так и в обычной жизни. Хён оказался очень добрым и заботливым, что не мешало ему проявлять и твёрдость характера в нужные моменты. Друзья его уважали и души не чаяли, каждый раз умиляясь над попытками казаться сверх меры крутым и авторитетным, доказывая, что небольшой рост — ещё не показатель. Чимин оказался действительно хорошим наставником и другом. Спасибо, Юнги-хён. Снова и снова не устану это повторять. Он наставлял, но не навязывал своё мнение, давая возможность обдумать всё самому и придти к своим личным заключениям. И я не уставал поражаться, откуда в в таком весёлом и дурашливом человеке столько мудрости и целеустремлённости — сочетание не сочетаемого, разнообразие, что так притягивало. С родителями тоже он помог, успокаивая и настраивая на серьёзный разговор с ними. Да, я каждый раз злился и психовал после из нападок и методичных вдалбливаний в голову идеи о прекрасном будущем главы больницы. Прекрасном?! Для кого? — Успокойся и всё объясни им, Гукки, крики и хлопанья дверьми никак не помогут, а тебя так и будут считать малышом, — объяснял хён, словно прожил вдвое больше своих лет, — покажи, что ты можешь быть ответственным и взрослым человеком, а не взрывным подростком с навязчивой идеей. И откуда только такие слова-то брал? Хотя после знакомства с его чудными (отчасти чуднЫми) родителями, всё встало на свои места. И я послушал. И помогло. Не сразу, но все в итоге оказались довольны. И даже младший брат, который так и ждал вмиг переключившегося на него внимания.***
Я перевёлся в школу искусств, где учился Пак Чимин. Начались бесконечные тренировки, участия в фестивалях, провалы, победы, вечные синяки, растяжения — словом, я был счастлив. Хён раскрыл мне мир свободной импровизации в танце, что поначалу просто вводило в ступор и заставляло чувствовать себя полным тупицей; я же подтягивал его в хореографии, десятки раз повторяя то, что старший никак не мог запомнить. Порой это было слишком утомительно, мы могли поругаться, наорать гадостей о том, какими бесталанными имбецилами являемся, но оставить друг друга с самого начала было выше наших сил. Мы стали лучшими друзьями, братьями, могли довериться во всём, делиться любыми секретами, мыслями, сомнениями, симпатией в девчонкам... по первости. Затем жутко захотелось прекратить подобные разговоры. Мне было неприятно слушать, а хён, будто чувствуя, провоцировал, упоминая об очередной "милашке с шикарной фигуркой". Привычные приветственные и прощальные объятия становились всё дольше, оттягивая отдаление, будто мы не хотели отпускать друг друга, не насытившись теплом и этим недолгим контактом. Мы могли лежать на полу, взявшись за руки после изнурительной тренировки, могли засыпать и просыпаться в обнимку, когда оставались ночевать в зале. Это казалось странным, но таким естественным. Я не понимал, что со мной происходит, все мысли и чувства безраздельно заполнил Пак, мать его, Чимин. То, что я к нему испытывал, было явно не только братской любовью или дружеской привязанностью. О таком несложно догадаться, когда начинаешь нещадно залипать на его пухлые влажные губы во время разговора, жадно впиваться взглядом в линию шеи, представляя, как оставишь пылающий красным засос на смуглой коже. Когда ночью в откровенный сон вторгается не горячая красотка из журналов с обнажёнкой под матрасом, а всё тот же Пак Чимин, а утром просыпаешься в уже мокрых от спермы трусах и до сих пор нехилым стояком. Но полный финиш настигает в зале. Тренировки — это святое, но не когда рядом такой гибкий и пластичный Чими. Как итог — подрываюсь с места и бегу в туалет, пока не спалили, и там остервенело сдаюсь на милость своей правой руке, получая долгожданную разрядку, пытаясь приглушить рвущийся стон. Красавец! Когда возвращаюсь —хён сдержанно улыбается, но молчит. Он ведь не может знать причин моих побегов? А потом... Потом для меня настал пиздец. Вижу его на перемене держащимся за ручку с какой-то девушкой, они мило переговариваются и улыбаются. Злюсь, срываюсь, опрометью убегаю. И в тот же день начинаю встречаться с одной из нун, что недавно призналась мне в своих чувствах. Ха, Чон Чонгук, ха-ха! Думал забыться в чужих объятиях? Думал, что наваждение по имени Пак Чимин пройдёт, как только начнёшь встречаться с девочками? Да, именно так. Я обжимался во всех "укромных" уголках школы со своей "девушкой"(читай "заменой"), только удостоверившись, что хён всё увидит. На тренировках стал ловить его серьёзные испытующие взгляды и тут же опускать глаза в пол. Злиться, когда за ним забегала очередная пассия со словами:"Ой, а можно я посижу посмотрю?" "Нет, нельзя! Это место и время только для нас двоих," — и молчал. Мозги мои плавились и утекали, просачиваясь и сжигая всё моё нутро. Меня хватило на неделю. Ну, знаете, кто-то может мириться с ложью и недосказанностью, постепенно загружая себя откуда-то взявшимися пустяками, надуманными проблемами, насильно закрывая свои глаза на самое важное, но я не мог. Отчаялся? Да. Тут либо пан, либо пропал, третьего не дано, молчание сожжёт меня изнутри.***
Мы поехали на пляж на моём новеньком скутере, о котором я так давно мечтал. Погулять, поговорить, как делали много раз. Мысли метались по черепной коробке, как разгневанные пчёлы в разорённом улье. А их всего-то и нужно было сконцентрировать на одной-единственной фразе. А дальше будь что будет. Солнце близилось к закату и кроваво-красные лучи игриво отсвечивали от неспокойной морской глади, будто сами пускали к ногам эти волны и непостоянные порывы ветра. "Да уж! Я будто девушку привёз, чтобы растопить трепетное сердце таким прекрасным видом. Так, Чонгук, соберись! Вдох, и..." — Кажется, я люблю тебя, хён...***
Мы возвращались уже затемно, с упоением проводив последние отблески заходящего солнца. Взволнованные и счастливые. Счастье переполняло, било через край и на наших лицах, будто приклеенные, сияли глупые улыбки. Чимин попросил дать порулить и я без колебаний согласился. Дорога была совершенно пустынна в такое время суток, мы были без ума друг от друга — можно было позволить себе немного расслабиться. Хён ведёт уверенно и заливисто смеётся. Я закрываю глаза и раскидываю руки, пытаясь прочувствовать это безграничное блаженство, что охватило душу и правило там безраздельно. Сквозь закрытые веки внезапно ослепляет свет фар. Я успеваю распахнуть глаза и увидеть машину, мчащуюся навстречу по нашей полосе. Раздаётся оглушительный гудок, Чимин пытается затормозить и вырулить на соседнюю полосу, но встречная скорость слишком высока. Я вижу распахнутые в ужасе глаза хёна, а в следующий миг меня выбрасывает с сиденья куда-то за ограждение на растущие придорожные кусты. Родился в рубашке, как не уставали повторять врачи и знакомые. Сомнительное везение. Я не потерял сознание. Это было бы слишком большой роскошью и фатальной ошибкой судьбы для Чимина. В голове что-то пульсирует и будто пытается вырваться наружу, причиняя адскую боль. Слышу приглушённые голоса и еле доползаю до края дороги. Ставлю себя на ноги, вцепившись в металл ограждения. Нужно перелезть. Где Чимин? Пытаюсь сфокусировать свой взгляд и отыскать его в единственном освещённом пятне — от фар сбившей нас машины. И там, отбрасывая чёткие, ломаные тени, лежат искорёженные останки того, что когда-то было моим скутером, а под ним виднеется белая толстовка, пропитанная чем-то тёмным. Мой искорёженный Чимин. Горло сдавил спазм, а из лёгких, вышибая воздух, рвётся предательское рыдание. Нет! Нет-нет-нет! Всё не так. Может, это лишь игра теней? Слышу чьи-то голоса: ─ Боже, какой кошмар! Он жив? ─ в ужасе вскрикивает женский. ─ А мне-то откуда знать? Быстро в машину, пока никого нет! ─ отвечает мужской заплетающимся языком. Фигура грузная, угловатая, слегка пошатывается. Голос противный, скрипучий. Он ещё долго будет сниться мне в кошмарах, не давая забыть своего владельца. ─ Дорогой, может, хотя бы скорую вызовем? ─ Заткнись и залезай в машину, оглохла?! ─ сквозь стиснутые зубы. ─ Какая скорая?! Хочешь, чтобы нас по номеру выследили и по судам замотали? Он точно был один? ─ Вроде, да. Но как же?.. ─ уже более приглушённо. ─ Он всё равно уже не жилец, ─ донёсся тихий ответ, адресованный пустоте, но перехваченный мной. Мужчина садится в машину и через несколько секунд я уже слышу удаляющийся звук мотора. Хочется кричать от бессилия и несправедливости, звать Чимина, бежать к нему сломя голову, но сил хватает лишь на то, чтобы через силу преодолеть ограждение и доползти до белого пятна посреди дороги, еле слышно шепча его имя. Ладонь вдруг шлёпает по чему-то мокрому и тёплому. Надеюсь, это просто горючее, в противном случае вокруг слишком много крови. Горячей, липкой, тягучей. Чимин лежит в шаге от меня вниз животом, не подавая признаков жизни. Руки будто обнимают голову ─ может, он до последнего пытался защититься? Дрожа всем телом, потянулся к его голове, на ощупь перебирая пальцами, пытаясь добраться до шеи и нащупать пульс. Сначала ничего ─ я замер в ужасе. Потом по коже ударил импульс. Очень слабый, но ощутимый. Жив... Весь его правый бок, начиная от лопаток и вниз, пропитан кровью, а нога... нога так неестественно вывернута, джинсы распороты, были видны глубокие раны, будто кожу рвали на лоскуты, обнажавшие поломанную кость. Эта картина тут же отпечаталась на моём сердце, заставляя глаза наполняться предательскими слезами. Остановись, Чон Чонгук, наплачешься потом, сейчас ты убьёшь своими слезами самого дорогого человека, если так и будешь медлить. И в миг мной овладело ледяное спокойствие, будто кто-то рубильник переключил. Я нащупал и достал из кармана куртки чудом уцелевший телефон, набирая *911*. Торопливо объяснил диспетчеру, что произошло, ответил, что со мной всё хорошо. Только бы они быстрее приехали и спасли Чимина. Голос нещадно дрожал и срывался. Меня заверили, что прибудут минут через 10 и просили ни в коем случае не трогать друга ─ в случае тяжёлых повреждений я мог сделать лишь хуже. Телефон выскользнул из ослабевших пальцев в лужу крови, которая становилась всё больше. Если они не успеют, хён просто умрёт от её потери, а никчёмный я ничем не может помочь. Опускаю ладонь на асфальт, ─ хочу проверить, может, я всё же ошибаюсь ─ подношу к лицу и улавливаю металлические нотки в запахе. Не ошибся. В глазах потемнело, мышцы живота скрутило в диком спазме ─ запоздалая реакция организма на стресс ─ и я упал на асфальт рядом со своим миром, прямо в красную жидкость, будто стремясь стать с ним одним целым.***
Очнулся я на носилках от звука сирен и гула голосов вокруг. Резко сажусь, тут же чувствуя головокружение и тупую боль в затылке, но меня сразу возвращают обратно. ─ Эй, парнишка, всё в порядке, не суетись. Тебе повезло ─ отделался ушибами, но в больнице сделаем рентген на вся... ─ Где он? Где Чимин? Он жив? С ним всё в порядке? ─ выворачиваюсь из заботливо тянущих обратно рук и пытаюсь высмотреть его в окружающем мельтешении людей и света. Перед глазами всё плывёт, а тело не слушается. Меня снова пытаются аккуратно уложить. ─ Он жив... пока, ─ решили не обнадёживать, и на том спасибо, но внутри всё обрывается, осыпается, затягивает в пустоту, в которой даже слёз нет, ─ ты всё сделал правильно, его уже увезли и будут бороться до последнего. А пока поспи. Чувствую укол и снова погружаюсь в забвение. Мне ничего не снится ─ мучительные сны начнутся, когда он уйдёт.***
Чимин очнулся на 8е сутки. Я не отходил, огрызаясь и посылая каждого, кто пытался меня с ним разлучить. Не мог его бросить ─ безумно любил и в такой же степени винил себя в произошедшем, хотя он впоследствие не уставал меня в этом разубеждать. Но сбегать я не собирался. Диагноз сообщил тоже я: множественные переломы правой ноги, возможна частичная или полная потеря двигательной функции. Большие физические нагрузки на больную ногу под запретом на несколько лет, возможно, навсегда. Старался не заплакать. Хён тоже не плакал ─ слишком много обезболивающего и успокоительного в него закачивали. Потом начались бесконечные обследования и терапии. Чимин усердно выполнял все предписания, но всё больше закрывался. От меня. Ото всех. Общительного и весёлого Пак Чимина больше никто не видел. Через три месяца попросил отвести его в наш танцзал в школе. Шёл с костылями и от моей помощи упорно отказывался. Я прошёл первый и включил свет. От внезапного вопля пробрало морозом по коже, я обернулся и кинулся на звук. Он лежал на полу, кричал и корчился от боли, а потом стал задыхаться. Хватался руками за напряжённое горло с выступившими венами, из которого вырывались лишь приглушённые хрипы и тонкий писк. Царапал пол, утыкаясь в него искажённым гримасой боли и побагровевшим от напряжения лицом. ─ Хён! ─ перед глазами проносятся страшные картинки из воспоминаний. Что произошло? Такого раньше не было. Быстро притягиваю его к себе и беру его ладони в свои, чтобы Минни-хён не навредил себе ещё больше. Завожу его руки себе за спину ─ пусть бьёт и царапает меня, ─ а сам пытаюсь поскорее выудить из кармана телефон. Номер скорой на быстром наборе, поэтому хватает пары касаний для вызова. Внутри всё больше нарастает паника: он снова страдает, и снова я не доглядел. Чимин внезапно весь напрягается, до боли сжимая объятия и выгибаясь дугой, и так же неожиданно обмякает. Потерял сознание, уход от реальности стал для него спасением.***
Панические атаки. Так назвал это психиатр, которого Чимина обязали посещать ─ плюсуем ещё одного врача к стопке уже имеющихся. Приступы возникают при стрессовых ситуациях или в местах, ассоциирующихся с нанесённой душевной травмой. В танцзалы теперь путь закрыт не только физически, но и психика Минни-хёна оградила его от этих мест. Даже прогуливаясь мимо танцевальных школ, он судорожно вцеплялся в мою руку, на которую опирался, прихрамывая, и делал редкие рваные вдохи. Всё, чем он жил и дышал ─ под запретом. Мечты о светлом будущем известного танцора ─ разбиты в прах. И он будто тонул и задыхался, осознавая этот факт, отказываясь его принимать. В редкие минуты он дарит мне грустные улыбки. Похудевший, осунувшийся, но такой прекрасный. Всё благодарит, что я рядом, не бросил его, а душу в этот момент проедает, цепляясь острыми крючьями, вина. Она не причина моей неотступной привязанности к хёну, но следует за мной по пятам, гаденько ухмыляясь. Он видит это и снова начинает успокаивать, уверять, что виноват лишь тот ублюдочный пьяный водитель, выскочивший на встречку, которого так и не смогли найти ─ моих показаний явно не хватало, потому что номера машины я не видел. Я начинаю пропускать занятия, забрасывать тренировки, заботясь о нём в больнице, а он ворчит и посылает на учёбу. ─ Гукки, то, что произошло со мной, не должно ломать жизнь и тебе, ─ снова увещевает он. ─ Хён, ты забыл? Ты ─ мои крылья. И я просто счастлив тому, что ты рядом. Всё не важно ─ главное, что я могу быть с тобой, я тебя не брошу. Никогда. Чим лишь отводит взгляд, погружаясь в свои мысли.***
В то февральское утро пошёл снег. Большими ленивыми хлопьями покрывая землю, дома, людей. Ветра не было и снежинки опускались медленно и неотвратимо, я словно попал в видео с замедленной съёмкой. "Надо вытащить хёна на улицу, он всегда любил хруст только выпавшего снега под ногами. И снежками кидаться тоже. Как раз и скажу о своём решении." Он тихо посапывал на кровати, лёжа ко мне спиной, когда я вошёл. Стараясь не шуметь, тихо подхожу к нему, присаживаясь на край и глядя на беспокойное лицо — опять кошмары. Аккуратно провожу рукой по мягким всклокоченным волосам и он тут же расслабляется, умиротворённо вздыхая. Такой ручной и беспомощный. Наклоняюсь и шепчу на самое ухо: — Я люблю тебя, хён. Он дёргается от неожиданности, недовольно стонет, открывая один глаз: — Привет, Гукки, — еле слышный хриплый шёпот. — Привет, — я улыбаюсь, отвечая так же тихо, чтобы не нарушить, не разбить наш маленький тихий мирок, позволяющий на минуту забыть обо всех потрясениях. — Ты давно пришёл? — Только что. Прости, что разбудил. — Ничего, — он протягивает руку и прижимает к груди, обнимая, мою —ту, что до сих пор покоилась на его волосах. Ах, ну такой ребёнок, хотя это было уже так привычно. — Снег так красиво падает... — Хён, мне нужно тебе кое-что сказать. Он быстро поднимает на меня встревоженный взгляд, похоже, догадываясь, о чём пойдёт речь. Глубокий вдох: — Я решил забрать документы и перевестись в обычную школу, — выпалил на одном дыхании, не отрывая взгляда от его глаз. Так будет лучше, так он будет меньше страдать, думал я. Сначала он будто выпадает из реальности, впадает в ступор, пронзая меня остекленевшим взором. — Всё будет хорошо, хён. — Нет... На лицо наползает маска горечи, в глазах появляется безумный блеск, смешанный с болью. Я знаю этот взгляд и нажимаю кнопку экстренного вызова медсестры. — Нет! Неет! Ты не можешь, нет! — вопли рвутся так отчаянно. Он начинает метаться по кровати, трястись в конвульсиях, задыхаться, вцепляясь руками в горло и сжимая его ещё сильнее. Я с трудом убираю их, наваливаясь всем телом и зажимая между нами. — Не предавай её, не предавай! Предай меня, но не её! Похоже, отмена антидепрессантов и успокоительных была плохим решением. В палату вбегает медсестра и двое санитаров. Они что, собираются скрутить его, как психа какого-то? — Не подходите, я справлюсь! Просто поставьте укол. Девушка подходит с опаской, но делает всё быстро и профессионально. Дыхание у Чимина выравнивается и он засыпает. Вошедший психиатр просит меня приходить завтра, услышав о причине приступа. Пытаюсь протестовать, но дверь преграждают всё те же санитары.***
Я прихожу на следующий день. И через день. И через два. На звонки и сообщения он не отвечает. И так проходит неделя. Но единственный не меняющийся ответ: — Он говорит, что не хочет тебя видеть, Чонгук, прости, — отвечает его мама раз за разом. — Мы сами не понимаем, что происходит. А потом он просто пропадает, отправив короткое сообщение: "Следуй за нашей мечтой, Гукки. И не ищи меня." Перезваниваю — абонент недоступен. Несусь в больницу — выписался. Бегу к нему домой — родители лишь стыдливо опускают глаза и отвечают, что он уехал и просил ничего мне не говорить под страхом прекращения всех связей и с ними. Они хорошие люди, любят и жалеют меня, но сын важнее. Обзваниваю друзей — никто не в курсе. Он оставил меня, думая, что поступает во благо. Это так в его духе, но не умаляет тоски и рвущей душу боли. А потом начинаю вкалывать в зале, как обезумевший, словно мантру прокручивая в голове его последнее послание.***
— *Скорый поезд "Сеул-Пусан" прибывает на конечную станцию! Уважаемые пассажиры, убедительно просим вас проверять наличие своего багажа при выходе и выбрасывать мусор в специально оборудованные контейнеры. Удачного дня!" Да, удачного мне дня. ××× Сноски: *Танцевальный джем (объясню упрощённо своими словами) ─ когда собирается группа танцоров-фристайлеров, встаёт в круг и каждый по очереди выходит в центр и импровизирует под музыку. На тусах такие джемы обычно образуются вокруг самых крутых танцоров, кто ярко заявляет о себе и привлекает всеобщее внимание, затем его сменяет тот, кто уверен в себе и готов показать не худший выход.