Милости-прелести

Наполеон просыпается в гордом одиночестве, что подтверждает беглое ощупывание ловкими пальцами соседней половины кровати. Беспокойные мысли начинают роиться в голове, но он не дает им полного хода до тех пор, пока не удается открыть глаза и, проморгавшись, осмотреть всю комнату. Илья внезапно обнаруживается у окна. Едва уловимый вздох облегчения, и развязно-лениво Наполеон потягивается с громкими демонстративными стонами, прежде чем подняться с кровати и подойти поближе к никак не реагирующему на его утреннее представление Курякину. — Ты чего? — тихо и участливо интересуется он, невесомо целуя обнаженную лопатку застывшего задумчивым изваянием русского. — Да так, сон странный приснился, — Илья раздраженно ведет плечом, но Наполеона это все равно радует: хотя бы отмер и участвует в разговоре. — Какой? — аккуратная дорожка легких касаний вдоль позвоночника, на которые русский предсказуемо не реагирует даже подающими надежду мурашками. — Такой… — Илья недовольно перебирает пальцами по воздуху, с трудом пытаясь превратить образы в слова, но терпит поражение, и это явно его злит. — Такой, оставляющий пищу для размышлений. Кажется, это весь ответ, на который можно рассчитывать. Наполеон не видит смысла давить. Столько времени вместе, давно пора понять — сам расскажет, когда захочет. Или, когда подберет нужные слова. — Не знаю, как ты, но я бы не отказался и от пищи для тела, — говорит он весело, отступая, и ищет взглядом халат. — Приготовлю завтрак. Илья кивает, и нет больше повода задерживаться. *** Завтрак роскошно шкварчит на сковороде, и Наполеон самодовольно раскладывает кусочки аппетитно исходящего паром яства по тарелкам. Илья уже за столом, и этот факт не может не вдохновлять, но на его лице все еще печать жестоких раздумий. Содержимое своего блюда он ковыряет без особого энтузиазма, и Соло нервно перебирает варианты, что могло пойти не так во время процесса приготовления. — Может, сходим куда-нибудь вечером? — внезапно выдает он, и Наполеон вздрагивает. — Куда, например? — с поразительным спокойствием переспрашивает Соло, так и не успев донести вилку до рта и узнать, где его кулинарные способности дали маху. — Не знаю. Может, в ресторан? — с не меньшей задумчивостью во взгляде произносит Илья. Резкий звон рассекает пространство кухни, привлекая к себе внимание. С этим звуком у Наполеона опускаются руки, а вилка скользит по эмали ни в чем не повинной тарелки. — Ты ешь то, что я приготовил, и предлагаешь сходить в ресторан. Мне оскорбиться? Настолько невкусно? — Что? — удивленно переспрашивает Илья, будто только сейчас вспомнив, где он находится и что перед ним вообще есть какая-то еда. — Я не это имел в виду. — А что тогда? Соло сверлит его пытливым взглядом, он ждет конкретной реакции, но так и не получает. Курякин колеблется до последнего, а затем вдруг вскакивает с места, возвышаясь над Наполеоном. Самое время проглотить все свои возмущения и испугаться еще больше, но Наполеон просто не успевает. Илья быстрым шагом устремляется куда-то в коридор, выплюнув на одном дыхании: — Ай, ладно, не умею я красиво. Пусть будет, как будет. Соло с нескрываемым любопытством прислушивается к шуршанию куртки и прочим подозрительным звукам в холле, не имея ни малейшего понятия к чему это все ведет. Курякин возвращается. С царским спокойствием держа руки за спиной. Самое время усмехнуться и съязвить, но Наполеон внезапно замирает, толком не смея даже моргнуть. У Ильи все так же руки за спиной, и он мнется как последняя из девственниц обжигающей преисподней. Черт возьми. — Я просто хочу, чтобы это было у тебя, — плавно и размеренно произносит он, выводя свои ладони из зоны недоступного. Медленно ставит на стол бархатную закрытую коробочку синеватого оттенка и обреченно опускается на стул, ожидая реакцию. С диким удивлением Наполеон берет коробку в руки и с тем же недоверием рассматривает со всех сторон, сам не зная, зачем, не спеша открыть. Да быть такого не может. Слишком абсурдно. Бред какой-то. Это же не кольцо, правда? — Это предложение? — вопрос вырывается произвольно и почему-то с неизбежной долей насмешливости. Хотя, в этот момент Соло совсем не смешно: и сердце отчетливо пульсирует где-то в горле, издеваясь. С демонстративным пренебрежением он крутит коробку в руках, трусливо не решаясь распахнуть завесу тайны. На всякий случай еще раз поднимает взгляд на Илью — тот едва ли не потеет от напряжения. Очень интересно. Наполеон все же сдается и, заинтригованно хмыкнув, откидывает крышку. Надо же. И правда кольцо. Но ведь не то самое, да? — В своем роде, — с пугающим спокойствием резюмирует Курякин, прерывая его мечущиеся мысли. — Я знаю, это не совсем по-настоящему. Точнее, совсем нет. Я понимаю, что мы не сможем зайти дальше и организовать что-нибудь официальное, но мне будет приятно, если ты его примешь. Хотя бы просто как подарок. Соло молча какое-то время разглядывает витиеватый ободок, соблазнительно выпирающий из недр бархатной коробки. Основа из сплава драгоценных металлов, аккуратный узор ловкой змеей обвивает переливающуюся пластину. Казалось бы, довольно незамысловатое кольцо, но бывалого вора не провести. Одного беглого взгляда хватает, чтобы тут же вынести вердикт: украшение очень дорогое и явно выполнено на заказ. И с определенной целью. Конечно, они могут притвориться, что это всего лишь безобидный подарок. Но только идиот не понял бы предназначение такого кольца. Оно просто кричит: «Выходи за меня. Будь моим». Хотя, по сути, чего кричать? Наполеон и так, хм, его. — На какой руке у вас носят такие кольца? На правой же? — спрашивает Соло, а голос дает предательского петуха. Илья снова кивает, обжигая сияющими глазами. — Значит, безымянный палец правой руки, — задумчиво произносит Наполеон, с восторгом наблюдая за тем, как на свету играют узорчатые грани. А Габи свое кольцо носила на левой. Хотя, так подумать, вся эта дурацкая постановка была одной большой издевкой в рамках миссии, которая просто чуть не зашла слишком далеко. Но ведь не зашла. И, наверное, на их свадьбе Курякин так же надел бы Теллер обручальное кольцо на безымянный палец левой руки, отдавая дань уважения европейским традициям. Но сейчас все по-другому. И Соло до сих пор не может до конца поверить, что все стало так серьезно. Жизнь маленькой немки перевернулась с ног на голову в какой-то момент. Да и не только ее… Плевать! Наполеон уверенно протягивает коробку назад, вкладывая ее в ладонь Ильи. Тот крайне достойно держит лицо, не позволяя ни единому мускулу дрогнуть и дать понять, насколько он расстроен. Но Соло легко считывает его состояние по мелким признакам на идеально каменном лице. По тем самым, которые тщательно изучал столько времени и теперь мог распознать при любых обстоятельствах. Едва дрогнувший подбородок, ожесточившаяся линия скул и померкнувшие радужки вокруг зрачка — безоговорочные признаки того, что русский паникует, уверенный — это отказ. Навеянное дьяволом самомнение подстегивает поиздеваться, но Наполеон затыкает его, решительно растопырив пальцы правой руки почти перед лицом Курякина, перехватывая его потерянный, на грани яростного огорченный взгляд. — Надень, — вкрадчиво шепчет Соло. — Хочу быть твоей русской невестой. Огромный мыльный пузырь взаимного недоверия лопается в воздухе со смачным звуком, и у Ильи на лице расцветает такая редкая и почти неуловимая улыбка. Он оперативно извлекает кольцо из коробки, крутит его, зажав между пальцами, щурясь, как довольный кошак, и на одном легкомысленном дыхании выдает неожиданный комментарий: — Совсем как в моем сне. Соло едва выгибает бровь, отчетливо демонстрируя свое намерение обстоятельно поинтересоваться, что же такое Курякину все-таки приснилось, но все глупые вопросы застревают в горле. Поддавшись внезапному порыву, Илья опускается перед ним на одно колено и перехватывает протянутую руку. Испуганно дрогнувший безымянный палец оказывается в надежных тисках надеваемого на него кольца, и инстинктивное сопротивление резко пресекается фонтанирующим счастьем, окутывающим затаившие дыхание ребра. Это длится всего несколько секунд, но Соло уверен, что за это время успел лишиться какой-то девственности, о которой даже не подозревал — настолько сексуально элегантное кольцо, ведомое крепкой хваткой Курякина, преодолевает фалангу за фалангой. — К черту ресторан, — выдыхает Наполеон, хрустнув обремененным теперь дополнительной красотой суставом. И не сказать, что это обновление ему в тягость. — Я готовлю ужин сегодня. Романтический. Со свечами и прочим, и с завершением в постели. Илья ничего не говорит, лишь тянется ближе, лаская большими пальцами нервно подрагивающие скулы, впервые снизу-вверх, так и не сменив своей коленопреклоненной позиции. И пока Наполеон самозабвенно целует его в ответ, он никак не может мысленно перестать перебирать в голове варианты самых роскошных колец и перстней, какие ему довелось видеть в своей жизни хотя бы на фотографиях. Потому что теперь ему непременно нужно найти тот самый идеальный подарок, который будет безупречно смотреться на изящном безымянном пальце правой руки Курякина.