Погружение

В голове кружилась ненавязчивая красивая мелодия, она укачивала и тянула за руки вслед за собой. Плавная дорожка нот, прерываемая точным ритмом ударных, заставляла мышцы непроизвольно сокращаться из-за нервных импульсов. Музыка сменилась на медленную, также оформленную собственным ритмом. Мужской голос рассказывал о неповторимости момента. Спать не представлялось возможным. Мальчик на жёсткой лежанке открыл глаза. Одеяло, точнее старая куртка дяди, что заменяла его одеяло, сползла на пол. Было жарко. Он проморгался и натянул на глаза старые очки, давно неподходящие уже для нормального существования. Тусклый свет из-под двери и с потолка-ступенек позволял разглядеть кроме его жёсткой кровати, сколоченной из старых ящиков, ещё потёртый связанный вручную коврик у косой маленькой двери, старую тумбочку, служащую шкафом за неимением оного и вышедшую из моды этак в прошлом столетии этажерку, на которой разместились его немногочисленные письменные и учебные принадлежности старые учебники, тетрадки, подсвечник и несколько свечей. В тумбочке кроме нескольких растянутых свитеров, маек и брюк, которые просили подвязать их, в тряпице лежал завёрнутый кусочек сыра, незаметно стащенный прошлой ночью. Он поможет ему продержаться до того времени, когда появится возможность поесть на кухне с разрешения тёти и дяди. До любого предмета в чуланчике можно было дотянуться не поднимаясь с места. Чем мальчик и воспользовался, принявшись перебирать видимые в неясном свете винтики от разобранного старого будильника. Его предстояло починить и вернуть дяде, чтобы тот мог вставать на работу вовремя. Если он этого не сделает до вечера, то лишится и предполагаемого ужина и завтрака. Уж тётя не упустит возможности сэкономить на нём, ведь скоро осенние каникулы закончатся, а кузену ещё не купили новые письменные принадлежности. В голове снова завертелась услышанная где-то мелодия. Мальчик встряхнулся, это не в голове, это по телевизору началась одна из его любимых музыкальных передач. Он улыбнулся и встал с импровизированной постели и потянулся. Пусть его снова закрыли, но не лишили возможности немного потанцевать. Мягкие тянущие звуки музыки проникли сквозь дверку, и он расслабился, начиная двигаться вместе с несложной композицией. I can feel it coming in the air tonight, oh Lord Я чувствую, как оно наполняет вечерний воздух, о Боже… О, Боже, он снова свободен. Iʼve been waiting for this moment, all my life, oh Lord О Боже, я ждал этого мгновения всю свою жизнь! (Phill Collins — In the air tonight) И сможет ждать этого момента сколько понадобится, если его снова лишат возможности двигаться вместе с волнами музыки. Сделав несколько пробных волн телом, он покачнулся и переплёлся с играющей мелодией. Невидимый певец жил и дышал в композиции, затягивая чарующим голосом. И мальчик вслед за ним тоже тонул и выныривал на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Убеждал, и он одновременно с ним видел и узнавал в танце этого близкого друга, и уверял, что всё ложь.* Их эмоции сплетались в бесконечности и возносились из глубин океана этого мира. Тётя прошла мимо чуланчика, чтобы открыть дверь вернувшемуся с прогулки Дадличке, испортив волшебство момента. Композиция закончилась. Услышав следующую, он расстроился, что места для движений в замкнутом пространстве не хватит и сел за будильник, потратив спичку на свечу. По телевизору крутили Аббу, диктор хвалил группу, а ему было всё равно — он слушал только музыку — до людей ему не было дела, ровно как и до королевы, как и до соседки-кошатницы, которую так невзлюбила тётя Петунья. Будильник был починен как раз к окончанию передачи, то есть примерно к часам к семи вечера. Дядя приехал через десять минут после окончания своей смены, к этому времени тётя разогрела лазанью, и кузен протопал вниз, вызвав сход нескольких кило пыли. Подъехала машина. Хлопнула дверца. Дядя ввалился в коридор с чемоданом и с сумкой, пыхтя как паровоз, и прошествовал сначала к умывальнику (вверх), а потом на кухню (вниз), хотя в доме было две ванные. Мальчик сделал вывод, что тот относил в комнату очередной заказ из фирмы, или подарок для тети. Когда же у неё будет день рождения? В начале ноября? Да, тетя же скорпион. Один раз ей прислали по почте в качестве подарка стеклянную пирамидку с этим насекомым. Пирамидка подверглась уничтожению, как и все подарки подобного типа, когда-либо даримые тете. Как он и ожидал, его позвали на ужин, но не к столу, а отчитаться о проделанной работе. За столом уже собралась вся семья. Дадли ухмыльнулся, ожидая разнос для кузена. Дядя развернулся на стуле мощной фигурой и посмотрел на тонкого не по возрасту племянника.  — Так-так Поттер, — пропел дядя предвкушающе. — А вот и ты. Сделал?! Мальчик поставил на стол починенный будильник. Дядя взял его в руки и взвёл на пять минут.  — Смотри малец, если через пять минут он не прозвенит, к столу можешь не приближаться до завтрашнего обеда. Он кивнул и вышел. Он успел заметить, как кузен тянется к часам, чтобы уронить их на пол. Ожидаемо через минуту его незаметных стараний будильник со скрежещущим звуком несомненной поломки оказался на полу. Тётя отчитала сына за неподобающее поведение, но для виду. А дядя довольно крякнул. Поттер тихо притворил за собой дверь в чуланчик и вытащил с полки фигурку коня без хвоста. Что ж очередной раз без еды. Он знал, что дядя зайдёт к нему после ужина и поставит будильник на тумбочку и это повторится ещё раз. Он вздохнул и вспомнил ту мелодию, которая затянула его сегодня неведомым чувством, и подумал, что хорошо было бы всё-таки поесть. Живот уже не урчал. С кухни прозвучал утробный звук будильника. Не сломался. Тетя позвала его к столу. Дядя довольно ухмылялся неизвестно чему, а кузен зло смотрел на неправильный будильник.  — Спасибо, — сказал он, получив от тёти Петуньи тарелку с волшебно пахнущей лазаньей в соусе болоньез (кажется так было написано в рецепте). После дня голодовки с утра не евший мальчик почувствовал себя почти всесильным. Он даже гаденько улыбнулся Дадли, на что тот попросил себе добавки, а получил стакан сока, как и брат и выговор по поводу того, что есть после шести можно только один раз. Тетя соблюдала все требования к несложным диетам, обсуждаемым в одной из многочисленных передач.  — Тебе завтра предстоит подрезать розы, вынести мусор и сходить в магазин за продуктами, — проинформировала его тётушка.  — Хорошо, — согласился он. Дома он был обязан выполнять несложные поручения тети и дяди. Так было всегда. Если он отлынивал, то его не кормили — это было главное условие. Хочешь есть — работай. Возможно, когда мальчик подрастёт, он должен будет отдавать тёте часть зарплаты на своё честное проживание в доме. Впрочем, не выгоняют на улицу — и хорошо. Он давно смирился. Его не столько пугала возможность получить ремня, сколько остаться на улице одному. Поэтому он следовал несложным правилам. Хотя раньше к нему относились куда хуже — пороли почти раз в неделю. Сейчас подобное было большой редкостью. Доставалось ему чаще от кузена, который честно считал его личной грушей, за что получал от тети за негуманное поведение. Иногда он был рад, что все эти мысли ведущих действуют на неё, иначе давно бы уже убили и не заметили. В пять лет, если можно было так судить по четырём пройденным летам ребёнку, он спросил, где его родители. Дядя отложил газету и скосился на жену. Та отставила с огня кастрюлю с супом и задумчиво повернулась к нему. Даже шумевший до этого Дадли примолк и внимательно следил за поменявшимися в лицах родителями. Те лишь переглядывались. Наконец, тетя села с ним рядом и сказала, что они его семья. А кто родители не сказала. Но с того дня к нему стали относиться именно гуманнее. Порки ремнём постепенно сошли на нет, а издевательства кузена удостаивались наказания уже того мелкого издевателя. Сейчас с того момента уже прошло четыре года. Им обоим по девять и десять (Дадли). И Дадли отдали в школьную секцию по футболу.  — Гарри, — позвала тётя. — Я заметила, что тебе нравится танцевать. Мальчик согласно кивнул. Вчера он имел неосторожность поддаться музыке во время трёхчасовой передачи. Музыка захватила его настолько, что он отвлёкся от мытья полов. А тетя, видимо как раз проходила мимо.  — Хочешь пойти в кружок по танцам?  — Петунья, — перебил её муж, — я отказываюсь оплачивать его занятия. Это решённый вопрос.  — Я уже говорила, что тренер — моя знакомая, она будет заниматься с ним бесплатно. И, — она ткнула пальцем в грудь вставшего с места мужа, — я уже звонила ей сегодня. Гарри начнёт заниматься с наступлением следующей четверти. Дядя прошёл до холодильника. Из нутра холодильной конструкции донеслось согласное бурчание:  — …Только если это не нужно оплачивать. В этот раз Гарри не мог уснуть на своей неудобной кровати. Из головы не шло разрешение дяди на его увлечение. Значит, теперь он сможет заниматься чем-то поистине настоящим. Он будет танцевать! С этой мыслью он всё же уснул, когда уже перевалило за полночь. Не так взбудоражили даже злые взгляды кузена, а уж он завтра оторвётся на брате, несомненно.