[Ramin Djawadi — Winter Is Here] https://vk.com/audios115755283?q=ramin%20winter%20is%20here§ion=all
«До 723 года от рождения Солнца драконы и люди не вступали в смешанные браки. Принцесса Люси из династии Хартфилиев и принц Зереф из династии Драгнил были первыми, кто заключил законный союз дракона и человека. Во времена подписания мирного соглашения между правителями встал закономерный вопрос: сможет ли чрево человеческой женщины выносить драконье семя. Принцесса Люси должна была подарить наследника для обоих народов, который в будущем стал бы символом единства и мира. В оригинальном документе контракта этот вопрос затрагивался вскользь, однако у договора было дополнение, которое ни король Джудо, ни король Игнил не оглашали. В этом приложении были обговорены способы, с помощью которых оба королевства должны были убедиться в возможности рождения дитя от такого союза. Для этого Ишгар и Фиор отводили срок в один год. Тайно были отобраны три человеческие женщины и три здоровых дракона, которые вступили в связь с целью зачатия. Эксперимент был удачным, и на свет появилось трое здоровых младенца, которые обладали смешанными генами и отличительными признаками, присущими как людям, так и драконам. Детей было решено уничтожить, как и их родителей. Зачисткой занимался королевский мясник Лаксас Дреяр, из заметок которого мы сейчас и имеем представление о том, что данный опыт действительно проводился. Результаты удовлетворили обе стороны, и именно в 704 году от рождения Солнца договор истинно вступил в силу». Аска Конел. «История кровавой королевы». 1224 г.
***
Люси на радость родителей шла на поправку необычайно быстро. Через двое суток после ее пробуждения она уже могла спокойно ходить, не ощущая болей и слабости, а через день нашла в себе достаточно сил, чтобы совершить свою первую прогулку за пределы покоев. Дни она проводила, по настоятельным советам господина Джастиса, в полном покое, отдаваясь отдыху и восстановлению. И хоть Люси заверяла, что чувствовала себя великолепно, лекарь ничего слышать не хотел. Чтобы хоть как-то скрасить дни, она начала больше времени уделять образованию. Попросила Леви, чтобы та принесла ей книг из цитадели, — ее саму пока из замка не выпускали, — и целыми днями проводила в тиши садов дракониса, погружаясь в историю драконьего королевства и зачитываясь легендами и сказаниями. Ее никогда не оставляли одну. Фрейлины следовали тенью, рыцари следили зорко. Девушки, приехавшие с ней из Фиора, разделили ее тягу к знаниям и зачастую, прочитав что-то интересное, долго обсуждали это друг с другом. Очень захватывающими они видели сказания драконов. Волшебными, далекими и будоражащими. Практически каждый день на час-другой к ней заглядывали Нацу и Хэппи. Вместе с хорошей компанией они приносили ей новости из столицы и веселые истории. Люси по-особенному ценила эти моменты. Она не знала, было ли причиной то, что теперь в ее жилах текла его кровь, но Нацу стал сердцу ближе. Возможно, все дело было в том, что он сам внезапно переменился к ней. Это было не особо заметно, но дракон как будто стал пристальнее за нею наблюдать, словно боясь, что она вновь упадет замертво. — Моя кровь дарует тебе защиту от драконов, — сказал он ей в тот день, когда она только очнулась, и принц Зереф вышел из покоев. — Луна будет отныне твоей защитницей, а никого более не боятся драконы, как нашу богиню. Он улыбнулся ей тогда, и хоть Люси не до конца понимала, что это значило, все же улыбнулась ему в ответ. Нацу тогда рассмеялся, похоже, уловив ее замешательство и помедлив немного, подошел и оставил на ее лбу короткий поцелуй. Невинный. Братский. Люси плохо помнила мгновения на свадьбе до того, как она упала и погрузилась во тьму, но этот поцелуй вдруг взбудоражил в ней что-то. Словно она забыла нечто важное. Нечто, что она так и не вспомнила, сколько бы ни старалась. — Ты теперь драконша, — воскликнул Хэппи, летая по саду. Прошло несколько недель после ее пробуждения. Они сидели по обыкновению в саду. Люси отпустила фрейлин, и они разбрелись в лабиринте. Нацу принес небольшую корзинку с яствами. Еда была вкусной, напитки освежающими. — Не говори глупостей, Хэппи, — сказал Нацу. — Моя кровь теперь ее. От дракона в ней не осталось ничего. Иксид взмахнул крыльями, сделав пируэт в воздухе. — Кто знает. Драконы ведь никогда не переливали кровь другим существам. Может она теперь сможет воспарить к небесам. — Да мне и на земле хорошо, — улыбнулась принцесса. В саду было тихо и спокойно. Ветер гулял меж кустов дракониса, разнося сладковато-терпкий аромат, и Люси вдыхала его полной грудью, сидя на сочной траве. Ей казалось, будто природа обнимала ее, и это было странным чувством, доселе ей не испытываемым. Для них это уже стало традицией. Гулять в садах драконисов, рассказывать то, что с ними происходило за день и просто наслаждаться компанией друг друга. Хоть у Люси и были ее верные фрейлины, Нацу обладал куда большей охотой беседовать с ней обо всем и ни о чем. Он много где бывал и много что видел. А от того его веселые рассказы были поистине отдушиной для принцессы, за которой в это время следили все, — не дай Солнце, она решит вновь сбежать из-под опеки! Рыцари теперь сопровождали ее повсюду, а Эрза, как всегда молчаливая и строгая, казалось, даже не моргала, следя за каждым ее шагом. Вот и сейчас она стояла в уважительном отдалении вместе с еще двумя рыцарями, и если они расслабленно о чем-то говорили друг с другом, то Эрза стояла прямо, следила пристально и всем своим видом говорила, что не пропустит ни единого упавшего волоска с головы принцессы. Люси улыбнулась, вдыхая глубоко чистый воздух, пропитанный свежестью только что прошедшего дождя. Была ли причина в том, что в ней теперь текла драконья кровь, или же она просто рада была, наконец, выйти из четырех стен, но пасмурная ишгарская погода внезапно стала для нее мила. — Волнуешься? — голос Нацу вырвал ее из дум, и, открыв глаза, принцесса встретилась с пристальным взглядом драконьих глаз. Она знала, что он имел в виду. Сегодня было полнолуние. — Наверное, — она беспечно пожала плечами, отведя взор. — Я была готова к этому еще месяц назад, поэтому во мне больше нет того волнения. Скорее… предвкушение? Словно я застряла на одной главе книги, а хочется уже перейти к другой. — Зереф наверняка волнуется, — заметил Хэппи, хихикнув. — Он ждал свою суженную с детства. Люси с любопытством посмотрела на иксида. — Правда? — О да, — Хэппи закрыл лапками мордочку, засверкав глазами. Он всегда делал так, когда выдавал чужие секреты. А делал он это с удивительной регулярностью. Нацу рассмеялся. — Зереф истинный дракон, — сказал он, откинувшись на траву. Говорил он с какой-то непонятной Люси тоской. — Драконы влюбляются один раз в жизни. Говорят, что Луна даровала нам два сердца. Одно для любви к ней, а второе для любви к нашей душе, и душа наша находится в макали. — Макали? Нацу серьезно проговорил: — Вторая половина, предназначенная Луной. Богиня дает драконам только одного макали, и, повстречав его, ты должен быть верен ему душой и телом до конца дней. Хэппи притих, и Люси казалось, что и ей стоило молчать. Нацу был погружен в себя. Смотрел невидящим взором в небо, и лишь ветер колыхал его растрепанные пряди. Тоска была в его голосе. Тоска существа, которое потеряло нечто важное, и Люси боялась узнать, что скрывалось за его обычной широкой улыбкой. — Конечно, — вдруг заговорил дракон нарочито веселым тоном, — макали не уготована вторым детям. Оба наших сердца принадлежат Луне. Сердце, душа… воля… Люси сглотнула, чувствуя, как в горле образовался ком. — И с этим ничего нельзя сделать? Нацу горько усмехнулся. — Что можно сделать с тем, над чем мы не властны? — Но ведь никогда не узнаешь, пока не попробуешь. Она поняла, что сказала это зря, сразу же, как последние слова вырвались из ее губ. Лицо Нацу окаменело, взгляд ожесточился, и все в нем стало таким далеким и незнакомым. Хэппи обеспокоенно переводил взгляд с принца на принцессу, сохраняя молчание. Возможно, дракон хотел что-то сказать. Его губы уже, казалось, открылись, чтобы выплюнуть слова, которые ядом причинили бы ей боль, но застыл на мгновение и закрыл рот, развернувшись, молча удалился. Замершая на это время Люси выдохнула и беспомощно посмотрела на иксида, но тот не ответил на ее немые опросы. Хэппи встряхнул крыльями и полетел вслед за другом. За всем этим явно скрывалась история. Она знала, что что-то у Нацу было на душе еще с тех пор, когда они выбрались в столицу. Люси не хотела теребить чужие раны, но слова вырвались и их уже нельзя было воротить. Вина накрыла ее, и сердце закололо. — Глупая, — прошептала принцесса, впившись пальцами во влажную землю. — Глупая, глупая, глупая, глупая… Она шептала и шептала, но слышал это только ветер.***
О сказчих в Фиоре было известно немногое. Люди не застали тех времен, когда они жили, и единственное, что писалось в их преданиях — это краткие упоминания о связи драконов и погибшего народа. Люди называли их Опаленными и считали, что они совершили какой-то грех, ибо Солнце было справедливо и не карало безгрешных. По драконьим же преданиям сказчие погибли с первым появлением Солнца, и это во многом было причиной ненависти драконов к светилу и к тем, кто этому светилу поклонялся. Фрид задумчиво закусил губу. Перед ним был стеклянный сосуд, на дне которого застыл черный метал. Когда он только увидел содержимое сосуда, то сразу понял, что предстало перед ним. Несложно было догадаться. Все, от земель Черного Солнца Фиора до глубин вод Цветочного моря знали, как выглядел лакримис. Металл был лекарством, орудием и напоминанием о тех, кто столетия назад трагично покинул этот мир в лучах восходящего Солнца. Но тогда, стоя в башне, он не хотел в это верить. Это никак не поддавалось объяснениям. Возможность этого казалась поистине невероятной. Но сейчас сомнений не могло быть. Перед ним был именно он. Лакримис, полученный из крови фрейлины Ее Высочества. Фрид не знал, что и думать. Как подобное могло произойти? Была ли Кана как-то связана со сказчими? Возможно ли было, что она была их потомком и обладала какой-то частью их даров? Но подобное могло означать, что после пришествия Солнца кто-то из сказчих должен был остаться в живых, ведь невозможно было, чтобы кровь продолжила жить в потомках, когда люди появились ровно тогда, когда сказчие погибли. С другой стороны, нельзя было исключать вероятность, что Кана никак не была с умершим народом связана. Он чувствовал ее кровь, и она никак не отличалась от крови любого другого человека. Она пахла также, она двигалась и говорила с ним также, как говорила кровь любого другого человека. Иначе он уже бы давно понял, что с ней было что-то не так. — Господин Джастис? Фрид вздрогнул. Он погрузился в свои раздумья настолько сильно, что не заметил, как дошел до места своего назначения. Цитадель Сестер Гноси встретила его знакомой тишиной и запахом ветхой истории. — Извините меня, миледи, — спохватился он, поклонившись. — В последнее время я совсем выпадаю из реальности. — Признак тяжких дум, — улыбнулась она. Леви МакГарден была драконихой, чье предназначение заключалось в изучении истории. Он познакомился с ней случайно, на свадьбе Ее Высочества. Фрид хотел узнать, где мог бы подчерпнуть информацию о сказчих, и принцесса посоветовала ему обратиться в Цитадель. Библиотека драконов была поистине величественной. Он не мог вспомнить, чтобы где-то в Фиоре было настолько поражающее воображение место. Казалось, и всей жизни не хватило бы на то, чтобы изучить все, что здесь находилось. Сестры встретили его радушно. Не было никаких косых взглядов или враждебности, которой он так боялся встретить по пути в Ишгар. — Мы уважаем тех, кто тянется к знаниям, — объяснила ему Леви. — Двери Цитадели открыты для всех, кто жаждет узнать новое, изучить старое и познать то, что еще не было познано, — они прошли вглубь библиотеки, миновав несколько уходящих высоко вверх стеллажей. Леви вопросительно посмотрела на него. — Так что именно вас интересует, господин Джастис? Насколько я знаю, вы лекарь Ее Высочества. Вам нужны лечебные трактаты драконов? У нас есть полное собрание сочинений о лечебных травах и их целебных свойствах, начатых еще в тысяча пятьсот семьдесят первом году до рождения Солнца. Дракон по имени Когар был известен тем, что искал способы ускорения регенерации, искренне веря, что это станет ключом к бессмертию. Он вместе со своей подругой, сказчей Росаной, путешествовал по Ишгару, изучал травы, варил целебные эликсиры и тщательно записывал свои изыскания. В нашей цитадели есть все две тысячи двадцать пять томов их записей. К сожалению, тайну бессмертия они не познали, и Когар умер от старости в свои семьсот двадцать пять лет. — Не думаю, что он сильно опечалился этим, — заметил Фрид. — Напротив, — возразила Леви, продолжая медленно брести в лабиринте книг. — Видите ли, время для драконов движется по-другому. С пришествием Солнца все поменялось, но чем раньше рожден дракон, тем дольше он живет, и тем быстрее для него время движется. К примеру, принц Зереф. Он совсем еще юн, и если бы он родился столетия назад, в таком возрасте был бы еще ребенком. Но Солнце ускорило процесс взросления, и сейчас те, кому двадцать уже являются взрослыми драконами. При этом они и живут меньше, — она замолкла, словно обдумывая что-то, и произнесла спустя время грустно. — Есть вероятность, что принц Зереф умрет раньше своего отца. Уж слишком быстро он взрослеет и слишком медленно стареет король. Лекарь этого не знал. — То есть, чем раньше рожден дракон, тем медленнее он стареет? — уточнил Фрид. Леви кивнула. — Да. К примеру, вы, возможно, знакомы с графом Фернандесом? Ему чуть более двухсот лет. В то время как королю Игнилу недавно исполнилось восемьдесят девять. Король стареет быстрее, чем граф Фернандес, но медленнее, чем принц Зереф. Это одно из следствий драконьей лихорадки, и если так продолжится, настанет день, когда наши дети будут умирать, только родившись. Фрид шел в цитадель за другим, но соврал бы, если бы сказал, что не считал это занимательным. Драконы для людей все еще были существами неизведанными. Только сейчас с приездом в Ишгар человеческой принцессы для людей начинали открываться завесы их секретов. Биология драконов была одной из них. По правде говоря, Фрида будоражили эти открытия. Кровь драконов, способная менять саму свою суть, попадая в другое тело. Их ускоренная регенерация. Их старение. Рождение. Все это было новым для лекаря. Он собирался изучать их, пока ему это позволяли. Записывать, структурировать и, нельзя было заглядывать наперед, но в тайне он желал найти причины, а самое главное лекарство от драконьей лихорадки. Не лакрис, который только облегчал симптомы, а самое настоящее лекарство, которое не только бы вылечило больных драконов, но и, возможно, вернуло бы им былую мощь! — И что же, нет ничего, что могло бы этому помешать? — спросил он осторожно. Сестра Гноси покачала головой. — Наши лекари долгие столетия пытаются что-то сделать, но пока безуспешно. Солнце пагубно на нас влияет, и ничего не остается кроме молитв Луне. Она коснулась свисавшего на ее шее лунного камня и прошептала тихо свою молитву. Драконы всегда так делали, когда затрагивали неудобную для них тему. Это он понял при первом же знакомстве. — На самом деле я пришел по-другому вопросу, — осторожно прервал тишину Фрид. Девушка встрепенулась, выпрямившись. — Да? Как должен был подойти к этому вопросу? Фрид не знал, какой результат хотел получить, а от того все усложнялось. Сложно было действовать, если ты не понимал, с чем имел дело. — Я хотел бы больше узнать о сказчих, — наконец, выпалил он. — В Фиоре о них ничего не найти. И раз волею судьбы я оказался в самом сердце драконьего королевства, было бы преступлением ничего не узнать о народе, о котором я так много слышал. Леви окинула его испытующим взглядом. — К сожалению, единственная литература о сказчих — это трактаты, написанные ими самими. А они переводу не подлежат. Язык сказчих мертв, и никто из ныне живущих его не знает. Фрид осмотрел библиотеку. Он искренне хотел докопаться до сути. Обещание, данное Кане, что он обязательно облегчит ее боли, двигало его вперед. Не в его правилах было отступать. — Может вас интересует что-то конкретное? Я специализируюсь на их истории и могла бы по возможности ответить на ваши вопросы. Лекарь посмотрел на сестру Ордена. Мог ли он ей доверять? Все было бы легче во сто крат, если бы он знал, опасна ли была информация, которой он владел. Но он не знал, а от того ответственность за все ложилась на его плечи. Глаза девушки были открытыми, в них плескался живой ум. И принцесса Люси, представляя ее, сказала, что доверяет ей, как самой себе. Мог ли он доверить ей подобный секрет? — Как вы думаете, — осторожно, словно пробуя воду на ощупь, начал он, — возможно ли, что кто-то из сказчих мог выжить под Солнцем? Леви непонимающе моргнула. Было видно, что этот вопрос вызвал у нее недоумение. — Исключено, — тон ее голоса не терпел возражений. — Иначе бы мы об этом знали. Сказчие не просто так зовутся нашим братским народом. Мы веками были связаны, и если бы кто-то из них выжил, он пришел бы к нам. Из того, что знал Фрид, все было именно так. Даже в Фиоре было известно, что драконы и сказчие шли по истории рука об руку. Он решил зайти с другой стороны: — Возможно ли было, чтобы кто-то из них вступал в связь с другими… существами? — Исключено, — вновь отрезала Леви. — И сказчие, и драконы чтили чистоту своей крови. Сказчие были очень честолюбивыми… Даже драконы не знали их язык. Предположить, чтобы кто-то из них добровольно пошел на смешение кровей… Немыслимо! Фрид замолк, глубоко задумавшись. Все его предположения разбивались одна за другой. Но что-то ведь должно было быть! Не могла же кровь Каны сама вдруг стать лакримисом! Он не мог пойти к ней ни с чем. Он должен был знать ответы. — Прошу меня простить, — осторожно прервала его думы Леви. — Но… кажется, будто вы спрашиваете не из праздного интереса. Лекаря вновь обуревали сомнения. Мог ли он ей доверять? Никто не ограничивал его. Он не давал никаких клятв, и информация эта не была секретной. Но все же Фрид понимал, что в неправильных руках она могла послужить во вред. Как именно, он еще не знал. Но интуиция его никогда не подводила. Наконец, он сделал несколько глубоких вдохов. Ему следовало привести мысли в порядок. Сколько бы он не сомневался, нужно было действовать, и в одиночку с этой загадкой ему было не справиться! Фрид достал из-за сумки колбу и протянул ее сестре Ордена Гноси. Леви непонимающе приняла из его рук предмет и с интересом покрутила у глаз. — Я не понимаю, — сказала она. — Лакримис? И что? Фрид вновь окинул взглядом колбу. Застывший черный металл словно смеялся над ним и его незнанием. — Совсем недавно я брал на пробу кровь одной девушки, — он говорил медленно, подбирая слова. — Так получилось, что для лучшего понимания ее крови, мне нужно было оставить ее на какое-то время на солнце. Спустя несколько дней, я достал колбу и обнаружил в ней это. Глаза Леви расширились, и она несколько раз перевела неверящий взгляд с колбы на лекаря. — Это невозможно! — воскликнула она. — Вот и я так подумал. Поэтому все тщательно проверил. Сомнений быть не может. Это лакримис. Леви держала в своих руках колбу. Дыхание ее стало глубже, глаза заблестели, кровь забежала быстрее, он это слышал. Наконец, она посмотрела на него, и в глазах ее он увидел восторг. Девушка ликовала, будто он дал ей ответы на все ее вопросы. — Я Сестра Ордена Гноси, — сказала она величественно. — Мы записываем историю. И сейчас я собираюсь записать вашу. Я не могу сказать, что это, — Леви указала на колбу. — И как это возможно. Но я помогу вам. В Неживых землях есть тюрьма, и заправляет этой тюрьмой дракон, который знает о крови все. Надеюсь, принцесса отпустит вас, потому что иначе вам просто придется сбежать, — девушка широко улыбнулась. — Собирайте вещи, господин Джастис. Дорога предстоит не близкая!***
Зереф задумчиво смотрел на ожерелье в своих руках. Принц заказал его парой месяцев ранее, перед самым приездом принцессы. Воодушевленный прибытием своей будущей супруги, он был окрылен и уже заранее влюблен. Отец всегда говорил, что мечтательность, творческий склад ума и таланты к различным искусствам достались ему от матери. Отцовский нрав, решительность и энергию же унаследовал Нацу. Иногда Зереф завидовал брату. Нацу видел то, что он никогда в жизни не видел. Он был волен идти, куда он того желал, и не был скован обязанностями наследного принца. После очередной поездки по королевству или обычной вылазки в столицу, брат всегда приходил к нему в покои и рассказывал во всех подробностях о том, что видел и в каких передрягах побывал. И Зереф неизменно слушал его внимательно, впитывая как губка эмоции брата, и его воображение, богатое и красочное, рисовало лица их народа, такие разные: серьезные и занятые работой, улыбающиеся, разделяющие счастье со своими близкими или смеющиеся, рассказывающие друг другу какую-нибудь шутку. Этого Зерефу было достаточно. Кто-то мог серьезно предположить, что он был заточен в замке, но это было далеко не так. Ему было в радость находиться в тиши и уединении, вдали от толпы. Лишь изредка его натура требовала хоть капли авантюризма, и это с лихвой предоставлял ему брат, который даже в стенах замка знал, как можно было развлечься. Принц вновь посмотрел на ожерелье. Оно было выполнено из лунного камня. Сотни маленьких камней, переливающихся разными цветами от перламутрового до белого, были выложены на серебряной цепочке в виде двух тонких крыльев. Основной камень — ярко-алый рубин размером с небольшое перепелиное яйцо придавал ожерелью то благородство и величие, которого достойна была будущая королева Ишгара. Зереф хотел подарить его после церемонии в тиши их покоев, когда они должны были слиться в единении первой брачной ночи. Но Луна распорядилась иначе, и в ту ночь он чуть не лишился Люси. — Красивая побрякушка, — голос Марда вырвал Зерефа из его дум. Друг прошел мимо него, плюхнувшись на парапет напротив. Выглядел он расслабленно и чуть ехидно. — Это ожерелье для моей супруги, а не побрякушка, — спокойно проговорил Зереф, на что Мард тут же закатил глаза. — Супруги, — протянул он. — Пока не консуммировал брак, все еще считаешься вольной птицей. Зереф аккуратно положил ожерелье в шкатулку, которую он также заказал у королевского ювелира. Изящная, из древа лесов Идрис с маленькими камушками лазурита, вырисовывающими герб королевской династии Хартфилиев. — Сегодня ночью Луна нас благословит. Не беспокойся. Усмешка на губах друга стала шире. — Волнуешься? Зереф задумчиво посмотрел на пруд, полностью покрытый кувшинками. Погода в эти дни выдалась чудная. Солнце было практически не видно, и от того настроение у драконов было приподнято. Солнечные лучи навевали на них апатию. Принц считал это хорошим знаком. Луна благоволила им. — Отчего же? — произнес он, не отрывая взора от кувшинок. — Я ждал этого долгие годы. Друг молчал какое-то время, а потом заговорил: — Я всегда боялся, что это сыграет с тобой злую шутку. Ты слишком долго ждал и слишком много на это ожидание возложил, — Мард смотрел прямо. — Быть влюбленным в идею не значит быть влюбленным в реальность. Зереф перевел взгляд на друга. Лицо его, как и голос, были серьезны. — С чего же ты решил, что я влюблен в идею? Мард выдержал его взгляд, ни разу не моргнув. Де Голь редко был в подобном настроении, и иногда сильно напоминал ему брата. Он также был все время весел и беспечен, но при этом никогда не позволял этой беспечности затуманить ему разум. Назвать Марда легкомысленным ни у кого бы не поднялся язык. Зереф считал его самым верным другом. Никого ближе у него не было, и принц всегда с уважением прислушивался к его мнению. Тот знал все обо всех, и имел свое мнение по каждому вопросу. Де Голи поднялись при правлении Драгнилов, всегда были для их династии верными советниками и друзьями. И отец, и дед, и прадед Марда воевали в войне с людьми верою и правдой, и все трое возложили свои головы за Ишгар. Мард еще мальчишкой попал во дворец. Зереф помнил тот день отчетливо, потому что сам тогда переживал утрату матери, и маленький, худенький, бледный дракон с необычными черными крыльями, стелющимися по полу подобно плащу, отпечатался у него в памяти вместе с его горем. Он верил в судьбу и сейчас считал, что Луна послала ему Марда в трудные для него времена, чтобы утешить. У него был только один брат, и это Нацу. Но Марда он считал своим духовным братом, кому он безоговорочно доверял. И пусть он порой делал вид, что смеялся над его словами, они оба знали прекрасно, что к словам этим он неизменно прислушивался. От того ему искренне хотелось узнать его мысли по поводу его свадьбы. — Ты знаешь придание об Анне и Акнологии? — заговорил Мард. — Какое из? — усмехнулся принц. — Их тысячи. — О пришествии Солнца, — голос Марда вдруг стал тихим, задумчивым. Зереф не помнил, что когда-нибудь слышал от него подобного тона. Мард коснулся кончиками пальцев поверхности пруда, осторожно разгоняя кувшинки. Они начали толкаться друг с другом, открывая прозрачные воды пруда и пугая маленьких разноцветных рыбок. — Что в день, когда Солнце пришло, а Мать сгорела на глазах Отца, он пробыл на месте ее гибели семь дней и семь ночей, а после омыл себя металлом из ее крови и так и погиб. — К чему ты это? Мард поднял взор и отчеканил каждое слово: — К тому, что в ту ночь, когда твою супругу чуть не лишили жизни, первым твоим порывом было не ринуться к ней и быть рядом, а заточение Августа и поиск заговорщиков. Зереф вспыхнул, чувствуя, как негодование краской залило его лицо. — Что я мог сделать? — воскликнул он, пытаясь защититься. — Я не лекарь и в той ситуации мое присутствие там было ни к чему! — А есть ли логика у любви? — усмехнулся друг. Принц не нашел, что ответить, потому что и сам не знал ответа. Любовь. Какое красивое слово, дурманящее разум и трепетом наполняющее душу. Знал ли он хоть что-то о ней? Наверное, нет. Зереф всегда думал, что познает это неизведанное чувство с девой, что приедет из дальних краев, и ждал этого дня с благоговением верующего, которому обещали представить богиню. Но Люси прибыла, а его сердце осталось спокойным. Спокойным к умным карим глазам и золотым волосам, стелющимся по обнаженной молочной коже. Спокойным к ямочкам на щеках и милой улыбке. Спокойным к покатым плечам и мелодичному голосу. Казалось бы, в принцессе Люси было все то, о чем только можно было желать. Она была умна и бойка, в ней был стержень и характер, но и хрупкость, присущая людям. На ее щеках расцветал притягательный румянец каждый раз, когда они встречались взглядом, и в эти моменты он думал, что любит ее. Но если честно это не походило на то, что он когда-то представлял под этим чувством. Он был спокоен и его мысли не были заполнены ее смехом. Он не умирал от разлуки с ней и не рвался в сады, чтобы мельком увидеть ее чарующий профиль. Он шел к ней тогда, когда требовали того приличия, и думал о ней столько же, сколько думал о любом своем милом друге. Зереф видел любовь, и она была разной. Мать и отец любили друг друга тихой, нежной любовью. Он помнил те воспоминания из детства, когда он еще мальчишкой смотрел на них внимательно и любопытно. Отец всегда клал свою руку на руку мамы, сжимал мягко, и она каждый раз отвечала ему улыбкой. И в тот момент, когда их взгляды встречались, что-то менялось в них. Что-то неуловимое. Что-то, из-за чего всем вокруг становилось понятно, что они любят друг друга. Он видел любовь дикую и страстную. Его брат любил подобной любовью. Когда во взгляде читался огонь, и все вокруг не имело более смысла. Когда честь, предназначение и долг уходили на второй план и жизнь уже не казалась чем-то важным. Любил ли он тихо, как отец, или же страстно, как его брат? Он не знал. Видели ли люди со стороны, смотря на него и Люси, это что-то, из-за чего появлялась уверенность в том, что да, они влюблены? Наверное, нет, иначе бы Мард это увидел. — И что с того, что я, может быть, ее не люблю? — Зереф посмотрел на друга. — В конце концов, имеет ли это значение? Я не волен распоряжаться своим сердцем, и так уж получилось, что оно отдано было этой прекрасной деве. Возможно, мне не суждено познать вкус любви той, о которой мечтал. Но по крайней мере, я буду счастлив знать, что со мной рядом стоит женщина, достойная всего в этом мире. Мард смотрел на него долгим нечитаемым взглядом. Порой он становился закрытой книгой, которую принц не мог прочесть, и что в такие моменты крутилось у него в голове, не было ему понятно. Возможно, он жалел его? Или осуждал? В любом случае ему не нужна была жалость, ибо он не был несчастен. И осуждения он не потерпит. Он Зереф Драгнил, наследный принц великого народа, и уж что-что, а жалость последнее, что он мог вызывать. Неожиданно Мард отмер, посмотрев на небо, и коснулся лунного камня на своей груди. — Да воспарим мы к небесам, — прошептал он. Зереф проследил за его взглядом. Полный диск Луны начал проглядывать на сером небе. Принц последовал примеру друга. — Да воспарим мы к небесам. И они искренне верили, что так и будет.***
[Takahiro Kido — Autumn Waltz] https://vk.com/audios115755283?q=Autumn%20Waltz%20Takahiro%20Kido§ion=all
День сменялся ночью. Свет медленно уходил, накрывая путь темным покрывалом, и путники, которые хотели уже устроиться на ночлег, замерли. — Что-то мне это не нравится, — поделился Гажил, принюхавшись к воздуху. Лес стал гуще, лунный свет практически не проникал сквозь закрывшие небо кроны. И звуки, привычные лесу, казалось, исчезли. Дракон махнул хвостом. В воздухе что-то неуловимо изменилось, и это что-то настораживало его. Гажил путешествовал по Ишгару достаточно, чтобы доверять своему чутью, а сейчас оно кричало, что здесь был кто-то еще. И этот кто-то следил за ними. Он медленно, стараясь не делать резких движений, потянулся к клинкам. — Мы уже близки, — проговорил Лили нарочито спокойным тоном, но Гажил слишком хорошо знал друга, чтобы поверить этому. Скорее иксид пытался вселить спокойствие в рувийку, которая притихла и, кажется, сжалась в размерах, вздрагивая от каждой сломанной ветки. — Скоро будем на месте. — Джувия думает, что за нами следят, — голосом еле слышным пробормотала руви. Гажил покосился на нее. Не настолько уж и бесполезной она была, раз заметила то, что заметил и он. С другой стороны, это было вполне понятно. Руви были чувствительны к воде и могли учуять ее за сотни махов, а все существа так или иначе из воды состояли. — Что ты слышишь? — Гажил прислушался, пытаясь уловить в лесу хоть что-то. Рука его покоилась на рукояти меча. Хотя бы малейший намек на постороннее присутствие, и он был бы готов разрубить этого некто надвое. Но многовековые деревья продолжали хранить молчание, а в воздухе, пропитанном запахом листвы и диких цветов, не было ни намека на чужое присутствие. Джувия закрыла глаза. Ее уши задергались, а жабры на шее начали расширяться, подобно выброшенной на берег рыбе. — Здесь близко большие запасы воды, — проговорила она, нахмурившись. Уши ее задвигались как у зверька, реагируя на любые шорохи. — Огромные. Я чую их, но не слышу, будто между нами и ей какая-то преграда, — Джувия открыла глаза и встретилась с ним обеспокоенным взглядом. — Воды слишком много. Она вокруг, и сверху и снизу. Если кто-то здесь и есть, он теряется в этой воде, и отделить его Джувия не в силах. Дракон уже хотел сказать, что от нее не было никакой помощи, как вдруг все его естество замерло. Лес, который до этого был тих, наполнился звуками. Шелест листвы будто стал в стократ громче, закружив голову, и голос, чарующий и манящий, проник в самые уши: «В полночный час, в тиши лесов…» — шептал он мягким дуновением. «Я путь твой проложу» — Гажилу казалось, будто кто-то овил его невидимыми путами и потянул за собой. Куда, он не знал, но все его естество говорило, что там будут ответы на все его вопросы. Инстинкты говорили ему схватиться за клинки, но голос словно накрыл его руки, успокаивающе погладив, как матери гладят своих детей, говоря, что они в безопасности. «Иди на зов, мой верный друг». Голос пел, и он был околдован. Ему хотелось найти ту, что обладала им. Она должна была быть хранительницей всех ответов. Матерью. Луной. Создательницей. Он придет к ней и поведает, какие страхи обуревают его. Как он скучает по Нацу и как ненавидит его. Как плач матери преследует его в кошмарах, и как боится, что ночь наступит, а он никогда не взлетит. Только этому голосу он мог это поведать. Все, что скрывал он от самого себя. Все мысли, таившиеся в глубине его сознания. Страхи, боль, сомнения. Правильный ли выбор он сделал тогда? Стоило ли оно того? Или все же… «Я сказку расскажу». Наваждение исчезло также неожиданно, как и появилось. Дракон моргнул несколько раз, пытаясь согнать дурман. Состояние было такое, словно он был пьян. Окружение все еще немного кружилось, в ногах была слабость и хвост онемел. Наконец, он огляделся, и замер. Десятки глаз были направлены в его сторону. Десятки драконьих глаз. Гажил не стал медлить и выхватил два змеиных клинка, утробно зарычав, но никто из них не шелохнулся. От незнакомцев не исходило враждебности. Смотрели они открыто, улыбались широко и ни у кого в руках не было оружия. Впрочем, на воинов они мало походили. Все они были одеты в светлые мантии, скрывавшие их ноги и стелющиеся по зеленой траве. Больше ничего примечательного в них не было, кроме того, что у каждого на лбу изумрудным был выведен какой-то неизвестный ему знак: две скрещенные линии. И хоть незнакомцы не выглядели враждебно, Гажил все еще помнил чарующий голос в голове, и это ему не нравилось. Такие фокусы ничем хорошим не кончались. Он мог сразиться с любым противником на мечах и в рукопашном бою, но магия… Магия ему была неподвластна. И если этот голос мог заставить его прийти сюда, он не хотел думать о том, что еще он мог заставить его делать. — Кто вы? — спросил он, оскалившись. — Не нужно нас бояться, мой друг, — неожиданно раздался голос откуда-то из глубины толпы. Драконы тут же разошлись в сторону, и некто, кто, похоже, был главным у них, вышел вперед, приветливо раскрыв руки. Гажил зарычал. Главарь этих отшельников был укутан в белую мантию, на фоне которой его смуглая кожа казалась еще смуглее. Дракон стоял прямо перед ним и все вокруг смотрели на него с немым благоговением. Дракон был слеп. Но взирал он на него так, будто видел. — Мы не причиним вам вреда, — проговорил он мягко. — Мы не воины и не разбойники. На самом деле мы и орудия никогда в руках не держали, поэтому это излишне, — дракон указал на выставленные вперед клинки. Гажил обвел толпу взглядом, и не шелохнулся. — Я на подобную хрень не поведусь, — выплюнул он. — Что за фокусы вы со мной провернули? Главарь улыбнулся широко, будто рад был услышать этот вопрос. — О, это не фокусы, мой друг. Мы предостерегаем всех, кто слишком близко подходит к гротам сказчих. Многие путники теряются в лесах сказчих земель и забредают на тропу к гротам. А идти туда, знает каждый, верная погибель. — Я не потерялся. Я держу туда путь. Главарь удивлено вскинул бровь, и его покрытый белой пеленой взгляд устремился к нему. — Что же сподвигло Вас на это опасное предприятие? — Не твоего ума дела, — Гажил вновь оглядел толпу. Никто не проявлял враждебности, но что-то все же его настораживало. Какая-то деталь не давала ему покоя. Будто он продолжал упускать нечто важное. — Кто вы вообще такие? Главарь просиял, и его одухотворенное лицо озарила улыбка. — Мы клан Отреченных. — Что это еще за хрень? Дракон, казалось, ни капли не обиделся враждебному тону. Он скрестил пальцы у груди, подняв свой невидящий взор на небо, и драконы вокруг него последовали его примеру. — Мы те, кого Ишгар отрек, лишил дома и пристанища, родных и близких. Мы ищем по миру таких, как мы, и помогаем им выжить в сложные для них времена. Никто из нас никогда не воспарит в небеса, ибо ночь коротка, а Луна не всевсластна. И только сейчас Гажил понял, что не давало ему покоя. Ни у кого из них не выпирали под мантией крылья! Драконы, окружавшие его, были еретиками, казненными в Чертоге древних, как отступники и предатели! Он слышал о том, что лишенные крыльев образовывали кланы, но никогда не встречал ни одного из них. Все они скрывались, и хоть казнить казненных повторно было невозможно, еретиков не жаловали ни в одном городе. — Мы почувствовали, что ты один из нас, и воззвали к тебе, — продолжил дракон. — И ты пришел! — Что значит воззвали? — Это значит, — Гажил вздрогнул. Это был тот самый голос, что привел его сюда! — Что ты пришел на мой зов. Он обернулся и замер. Дева, что стояла перед ним, не была драконом — это он понял сразу. Она стояла меж деревьев и, казалось, светилась золотым сиянием. Невысокого роста, хрупкого телосложения и изящного склада, она при этом не казалась слабой. Что-то в глубине ее зеленых глаз говорило, что в бою с ней победителем ты не выйдешь. Она смотрела на него пристально, а на тонких губах играла улыбка. Златые кудри овевали ее стан, и белые одеяния обнимали по-детски тонкую фигуру. Девушка подошла к нему ближе, ступая босыми ногами по сочной траве, и как только она с ним поравнялась, он понял, кто был перед ним. — Я думал, вы вымерли, — прохрипел он, смотря на чуть заостренные уши, выглядывавшие из-под копны светлых волос. Девушка улыбнулась шире. — Как хорошо, что ты ошибался, дракон. Не так ли? Перед ним была фея. Предвестница перемен.***
[Secret Garden — Nocturne] https://vk.com/audios115755283?q=Nocturne%20Secret%20Garden
Консуммация брака была обязательным завершением брачного союза, как у людей, так и у драконов. В Фиоре это означало священность и праведность союза, который в дальнейшем должен был подарить миру новую жизнь. В Ишгаре же, где драконы славились своей моногамностью и преданностью, консуммация значила клятву между двумя драконами о том, что отныне и вовек они принадлежали друг другу. Люси готовилась к этому с двенадцати лет, когда впервые на ее белоснежных простынях появилась кровь. — Ты становишься женщиной, — сказала ей мама, погладив по щеке. — Это значит, что ты сможешь подарить будущему супругу здоровых детей. Люси помнила отчетливо, как смотрела за слугами, меняющими ее испачканные простыни, и думала: неужели лишь в этом было ее предназначение? Чуть позже ей рассказали о том, как именно между мужчиной и женщиной происходит зачатие. Объяснение гувернантки было сухим и пугающим. Объяснения фрейлин приукрашенными и какими-то нереальными. Объяснение матери было спокойным и внушающим доверие. — Поначалу тебе будет страшно, — говорила мама. — Но это пройдет. Принц Зереф славится своими манерами и, предполагаю, что сделает все, чтобы ты не боялась. Помни, что ты не драконий трофей, а будущая королева великого народа, — ее глаза сияли свирепо. — Если он посмеет проявить к тебе толику грубости, ты имеешь полное право прекратить все и разорвать союз, — потом как правило она успокаивалась и продолжала. — Скажу тебе сразу, ничего приятного в этом нет. По крайней мере первые несколько раз. Наша женская доля состоит в том, чтобы терпеть в ожидании удовольствия, пока мужчины это удовольствие получают. Не жди многого, Люси, и не будешь разочарована. Не слушай своих хихикающих фрейлин, которые знают о плотских утехах из рассказов придворных бардов. Те с готовностью наплетут с три короба, чтобы залезть даме под юбку. Люси вздохнула, прикрыв глаза. Ночь подступала и перед священным обрядом ее омывали в королевской купальне молоком с лепестками роз. Две драконьи фрейлины, Юкино и Сорано, мягко терли ей руки, шею, грудь. Наносили масла с приятным цветочным запахом и массировали кожу головы, успокаивая. Драконы подходили к церемониям с особой кропотливостью. Купальня была просторной с большим округлым окном, сквозь которое на них взирал полный диск Луны. Люси смотрела на него, и тоска поселилась на сердце, причин которой она не могла понять. — Как вы себя чувствуете, Ваше Высочество? — спросила с участием Юкино. Люси посмотрела на нее. Похоже, она слишком погрузилась в себя, потому что в глазах драконихи читалось беспокойство. — Все хорошо. Немного волнуюсь. Девушка понимающе кивнула. — Да. В жизни каждого дра… — она осеклась, переглянувшись с сестрой. — Существа. В жизни каждого существа это бывает раз в жизни. Люси кивнула, сделав вид, что не заметила ее заминки. В последнее время драконихи все чаще начали следить за тем, что говорят, пытаясь использовать нейтральные слова, которые бы не только обозначали драконов. Это ей льстило. Нацу сказал, что драконы превыше всего чтят силу, а свою силу, не физическую, а духовную, она доказала сполна. Многие оценили ее жест прощения Августа, и Люси все чаще начала замечать теплые улыбки в свою сторону от придворных, которые ранее казались ей холодными и неприступными. — Знаете, Ваше Высочество, — подала голос Сорано, массируя пальцы на ее руке. В полумраке комнаты, освещенной лишь настенными факелами, ее образ вкупе с ее тихим голосом казался таинственным и каким-то магическим. — Скажу вам по секрету, но многие драконы не верили, что ваш союз с принцем действительно возымеет успех. — Отчего же? — Драконы выбирают пару один раз и на всю жизнь. Мы не влюбляемся повторно, и преданность храним до самого последнего вздоха. Мы верим, что у каждого дракона есть лишь одна судьба, и когда мы встречаем ее, то сразу же чувствуем, что это она, — Сорано не смотрела на нее, шепча тихо и доверительно. Отчего-то у Люси от ее слов побежали мурашки по коже. Именно об этом говорил ей Нацу. — Ложе мы делим только с тем, кому отдаем оба наших сердца. Лишь безнравственные, падшие, лишенные понятия чести драконы опускаются до того, чтобы делить ложе не по любви, а по призыву плоти. На последних словах она подняла голову, посмотрев на свою сестру, и каждое слово произнесла громче и жестче, чем говорила до этого. Люси поняла, что цель этой беседы была не только в том, чтобы поведать ей о драконьих традициях. В голове пролетела мысль: а не о Нацу ли они говорили? Они никогда это не обсуждали, но по дворцу ходили толки. Нацу не славился жизнью праведника, и хоть Люси это нисколько не смущало, драконы воспринимали распутство очень остро. Иногда ей казалось, что он хотел, чтобы все это обсуждали. И чем громче, тем лучше. — Поэтому многие не верили в то, что сердца принца забьются из-за… — Сорано посмотрела принцессе прямо в глаза. — Вас. — Что ж, за принца я ничего не могу сказать, — произнесла она, чувствуя себя неловко. — О, поверьте мне, — залепетала Юкино. — Принц без ума от вас! Никогда не видела, чтобы он на кого-то смотрел, как на вас! — девушка мечтательно закрыла глаза. — Я смотрела за вашей церемонией и просто… Ах, однажды я встречу своего макали, и мы также обвенчаемся в свете богини. — Да воспарим мы к небесам, — улыбнулась Сорано, поцеловав лунный камень. Принцесса улыбнулась, прикрыв глаза, и погрузилась в свои думы. Как ни странно, она не чувствовала волнения. Люси всегда думала, что ее будет трясти как колос на ветру, но весь этот день она ощущала странную внутреннюю уверенность. Ей казалось, что в близости с Зерефом нет ничего пугающего, и если раньше она заливалась краской при одной только мысли об этом, то сейчас она этого… желала? Люси не могла объяснить, в чем была причина таких перемен. Возможно виной тому было то, что она пережила за это время? Поняв, как была хрупка ее жизнь, принцесса словно перестала волноваться о чем-то настолько пустяковом, как интимная близость. Разве это могло сравниться с кинжалом, разрезающим ее плоть? Уже стоя в покоях, Люси судорожно выдохнула. Сердце ее билось быстро, словно маленькая птичка, пойманная в клетку. Ладони вспотели. В комнату, окутанную ароматом благовоний, проникал морской воздух. Свет свеч мягко играл тенями на стенах, отражаясь яркими огоньками на позолоченных столбиках величественной кровати. Алые балдахины ниспадали на пол и стелились у подножия до самого окна. На простыни слуги раскидали белоснежные лепестки неизвестных ей цветов, и все вокруг шептало об интимности этой ночи. Их никто не должен был беспокоить. Драконы ценили уединение, и первая ночь всегда принадлежала лишь двоим. — Ваше Высочество. Девушка вздрогнула, обернувшись. Сердце ее замерло на мгновение и вновь забилось с новой силой, когда она увидела вошедшего. В дверях стоял принц. Он смотрел на нее мягко, с беспокойством, как смотрят на зверушку, которую боятся спугнуть. Но Люси не была зверушкой. И хрустальной она не была. Она улыбнулась ему приветливо, выказывая свое расположение. На ней было тонкое платье, специально сшитое для этой ночи. Простое по крою оно сделано было так, чтобы пленять плавностью линий, открывая то, что манит, и оставляя чарующую загадочность полупрозрачной завесой. Плечи ее были обнажены, как и острые ключицы, немного груди и часть живота. Юбка облегала бедра, повторяя контур каждого изгиба ее юного тела. В распущенных волосах были вплетены пару тонких косичек, убранных золотыми заколками. Тонкие браслеты звенели на ее запястьях и щиколотках. Она стояла перед ним девой, женой, любовницей. — Ваше Высочество, — проговорила она, чуть склонив голову. От этого действия заколки в ее волосах качнулись, отразив свет свеч. Зереф улыбнулся, сделав пробный шаг в ее сторону. За всем своим беспокойством она не заметила, насколько красив он был сегодня, а, заметив, уже не смогла думать о чем-то другом. Его мраморная красота была поистине пленяющей. Черный хвост расслабленно стелился по полу. На ладном теле была лишь свободная темная рубашка, заправленная в штаны. Он двигался медленно, не торопясь, и свет Луны любовно обнимал его. — Ты прекрасна сегодня, — прошептал он, подойдя к ней вплотную. Аромат дождя и кипариса окутал ее. Темный взгляд дракона блуждал по ее лицу, и каждое место, куда он смотрел, начинало пылать пламенем. Неизведанное чувство заполнило ее, тянущее и томящее, оно поднималось от кончиков пальцев покалывающим огнем и распространялось со скоростью пожара. — Как и ты. Люси улыбнулась, уверенно встретив его взгляд. Она вспомнила слова Хэппи. Зереф ждал этого. Ждал ее все эти годы, и сейчас она, наконец, была перед ним. Был ли он счастлив? Доволен ли он был? Или же мечта была намного желанней реальности? Ей хотелось задать все эти вопросы, но они канули в страхе узнать ответы. Зереф поднял руку, мягко коснувшись ее щеки. Пальцы его были холодными и чуть огрубевшими. Ей хотелось узнать, каково будет ощущать всю страсть касаний этих пальцев на ее нежной коже? Будет ли это также приятно, как рисовало ее воображение, посылая теплые волны вниз ее живота. Люси чувствовала дрожь только от мыслей. Принц наклонился к ней ближе. — Сегодня, в свете Луны, мы станем единым целым, — его вкрадчивый голос опалил ее ухо, посылая по телу мурашки. — Ты, Люси из дома Хартфилиев, станешь моей законной супругой, и мы с тобой, вдвоем, рука об руку, принесем мир в оба наших королевства. Я обещаю, что сделаю все, чтобы ты была счастлива. Много испытаний выпало на твою долю, но, — он мягко коснулся места под ее грудью, где под тканью платья серебром остался шрам, — отныне никто никогда больше не причинит тебе боль. Я лично стану твоим щитом. Я подарю тебе свою любовь и свое сердце, взамен прошу лишь одного, — Люси встретилась с ним взглядом. — Люби меня в ответ, — он поцеловал ее в лоб. — Защищай меня в ответ, — в щеки. — Сделай счастливым и меня. Это стало последней каплей. Она подалась вперед, накрыв его губы поцелуем, и выдохнула так, будто оковы, сжимавшие ее грудь, опали. Зереф ответил сразу же. Тихий рокот раздался из его груди, когда он притянул ее за талию ближе. Его руки прошлись по обнаженной спине, и Люси вздрогнула, запустив пальцы в мягкие волосы. Комната потеряла свои очертания. Запахи перестали иметь значения. Люси потерялась во вкусе чужих губ, в мягкости волос и жесткости кожи. Все, казалось, отошло на второй план. Зереф внушал доверие, окутывал ее прохладой своего тела и накрывал могучими крыльями, защищая от всего мира. Он был здесь. Был ее супругом. Нареченным. Ее защитником. И она была здесь для него. Его супругой. Нареченной. Защитницей. Будущее выглядело таким красочным и спокойным. Кто посмеет помешать им? Они двое наследников своих королевств, будущее их народа, две половинки, которым волею судьбы суждено было воссоединиться. Что ей говорила мама? Если ты пожелаешь, то можешь уйти. Ты не драконий трофей. Это было так, безусловно. Но Люси чувствовала, что не смогла бы уйти, будь Зереф не так добр и нежен. Она любила свой народ. Она любила родное королевство с его яркими солнечными просторами, садами из роз и качелями из лиан, на которых она каталась, смотря за уходящим за горизонт солнцем. Люси желала лишь одного. Мира. Спокойствия. Благоденствия. И хоть ее сердце не билось загнанно от любви, она верила, что полюбить смогла бы. Пройдут, возможно, года. А может и десятилетия. Но драконий принц был тем существом, которого полюбить было так просто. Поцелуи становились глубже. Прохладные касания принца мягко затронули ее плеч. Тонкая красная ткань легко ниспала на пол, представая нагое юное тело перед ее нареченным. Дракон оторвался от губ. Тяжелое дыхание исходило из его приоткрытых уст. Темный взгляд прошелся по мягким очертаниям и манящим изгибам. Казалось, что он был загипнотизирован, протянув ладонь и осторожно, словно трогая хрупкую статуэтку, коснулся ее солнечного сплетения. Люси сглотнула. Ветер овевал прохладой ее разгоряченную кожу. И касания принца были похожи на этот ветер. Такие же прохладные и освежающие. Пальцы дракона с интересом скульптора двинулись ниже. Прошлись по ключицам, овалам груди, остановившись на долю секунду дольше, чтобы мягко коснуться затвердевших сосков. Прошлись по ребрам и мягкому животу. Принцесса невольно облизала пересохшие губы. Ее дыхание было глубоким и прерывистым. Близость Зерефа была желанной, и тянущее чувство в ее животе становилось сильнее. Ей хотелось чего-то, чего она сама и не понимала. Одно она знала наверняка. Люси не хотела быть единственной нагой в этой комнате. Она схватила за края его рубах, вытянув ткань из штанов, и одним движением стянула через голову. Волосы Зерефа растрепались, а взгляд темных глаз встретился с ее. Что-то дикое и первородное появилось в выражении его обычно спокойного лица, и это обрадовало ее. Прежде чем вновь накрыть ее губы своими, принц сглотнул и по-животному зарычал. Он смял ее губы жадно, раскрывая рот и сплетаясь языком с ее. Всем своим телом, горячим и живым, человеческим телом, она соединилась с холодной мраморной кожей дракона. Его ладони были везде. На ее бедрах, шее, животе, и в какой-то момент коснулись того тянущего жара, пожирающего ее тела. Тихий стон вырвался сквозь поцелуй, и она почувствовала губами улыбку принца. Время, казалось остановилось и ускорилось одновременно. Все вокруг смешалось, и его темные глаза были единственным, что держало ее от падения в бездну, были маяком в этом бушующем шторме. Губы смешались. Жар усилился, накрывал ее медленно, сантиметр за сантиметром, и она купалась в нем. Было что-то в его глазах, прикосновениях, поцелуях… Что-то, чему она доверяла. Зереф шептал ей в самое ухо. Она не понимала что, но сердцем чувствовала нежность, которой до этого не ощущала. Шепот его был на древне-ишгарском, неизвестном ей языке, и звучал он как признание в вечности. Люси так отчаянно хотелось снова почувствовать касания его пальцев, там, где пожар горел сильнее всего. И он касался. Касался мягко, хоть пальцы его были огрубевшими. Целовал ее в губы и ловил стоны. Шептал молитвы своей богине, а смотрел на нее, будто Луна поселилась в ее глазах. Под своей ладонью она слышала быстрые удары двух его сердец, в разнобой, как звон колоколов в предрассветный час. Одно было для Луны. Другое для нее. Когда они соединились, она словно вынырнула из дурмана. Это не было приятно. Собственно, она этого и не ожидала. Но его успокаивающее присутствие, его тихий шепот и безграничная вера в глазах вселила в нее силу. Она улыбнулась и прошептала так, чтобы слышал лишь он и Луна: — Отныне ты мой. И он вторил ей. — Отныне ты моя. Зереф двигался в ней, закрывая крыльями от всего остального мира. Обряд был завершен. И в эту ночь Луна благословила их, окутывая своим серебристым сиянием две сплетенные в срасти души.***
[Secret Garden — Nostalgia] https://vk.com/audios115755283?q=Nostalgia%20Secret%20Garden
Шаг принца был легок. Нацу двигался бесшумно меж деревьев, стараясь не вызывать внимания слишком любопытных глаз. Ночь накрыла Кор Луну полностью, и лишь лик Луны ярко освещал округу. Нацу избегал тех мест, где ее серебристый свет касался земли. Сейчас менее всего он хотел, чтобы богиня стала свидетелем его вылазки. В замке все были взбудоражены тем, что Люси и Зереф впервые разделят ложе. Нацу усмехнулся. Драконам лишь бы залезть в чужую постель. Он сам не находил в этом никакого интереса. Плотские утехи не давали ничего, кроме короткого забытья, и он искренне сочувствовал девственно чистой Люси, что ей придется сегодня с этой чистотой расстаться. В конечном итоге та невинность и наивность, присущая непорочности, была по-своему ценна, и он бы променял многое, чтобы и самому вернуться в то время, когда его помыслы были такими же чистыми, как снежные просторы долин севера. Нацу, наконец-то, достиг места, к которому так спешил. Могильный камень, находящийся на возвышении холма, был освещен лунным светом. Выбитые буквы были видны отчетливо, а белоснежные крылья, лежащие здесь не один год нисколько не претерпели изменений. Луна любовно касалась их, делая еще ярче. Нацу судорожно вздохнул, подойдя осторожно вперед. Холм был в отдалении от жилых деревьев, и вероятность того, что кто-то решит забрести сюда в полнолуние, когда драконам следует шептать молитвы Луне, была маловероятна. Знакомая тяжесть сковала его сердце. Столько лет прошло, и шрамы на его сердце загрубели, но боль была все такой же яркой, как тогда. И Нацу знал, что с этой ношей он будет жить до конца своих дней. — Привет, Лис, — улыбнулся дракон. Он сел у самого изваяния, улыбнувшись, словно перед ним был не камень, а живая дева. С ее улыбкой, подобной лунному свету, и глазами, сияющими блеском сотен звезд. Он осторожно вынул из-под плаща деревянную шкатулку и положил ее наземь. Вокруг могилы аккуратно были расставлены букеты цветов, которые Мира приходила менять каждое утро. С потерей сестры ни она, ни Эльфман не смогли смириться, как и он, храня эту боль глубоко в своем сердце. Нацу осторожно провел по белоснежным перьям. Они были все такими же, как в тот день, когда они с глухим стуком упали вглубь Чертога древних. Ни пыль, ни время не затронули их. Все такие же белоснежные, как только что выпавший снег. — Сегодня такая важная ночь, — продолжил он, пытаясь изо всех сил, чтобы его голос звучал бодро. — Помнишь, как Зереф трындел без остановки о своей принцессе, которая прибудет, и он в нее влюбится и проживет с ней до самой своей смерти? Так вот, все действительно исполнилось. Мы всегда так смеялись над ним, но, знаешь, она не так плоха. Тебе бы она понравилась, — Нацу улыбнулся. — Я думал… Что взять с этих людей? Но на самом деле… Она мне нравится. Я действительно верю, что из нее выйдет отличная королева. Ты бы видела, с какой свирепостью она сражается за право оставаться собой! Я даже немного завидую… Нацу невольно вспомнил лицо Люси, когда она была чем-то недовольна. Такая смешная! А потом перед глазами предстало ее бледное лицо, и кинжал, торчащий из окровавленной груди. — Она чуть не погибла недавно, — прошептал он. — Все-таки ветвь Отца все еще не может смириться с тем, что Ишгар выбрал мир. Я сделал то, что никогда не думал, что сделаю вновь после твоей смерти. Отдал ей свою кровь… — дракон усмехнулся. — С другой стороны, она не дракон и я уж точно в нее не влюблюсь, а значит нечего бояться. Ведь так? Ветер чуть усилился, словно что-то хотел ему сказать. Но он не знал этого языка. А может, не хотел его знать. — Мне хочется ее защитить. Она кажется такой невинной, и так хочется эту невинность сберечь. Я тут недавно поцеловал ее в лоб, а она вся краской залилась, будто я ее обесчестил. Никогда ни у кого такого лица не видел! А мне просто захотелось… В ней теперь течет моя кровь, и она теперь будет служить ей верным щитом, — Нацу с грустью вздохнул, посмотрев на темное бескрайнее небо. Луна отсюда была видна ясно. — Хоть где-то это проклятая кровь пригодится… Слишком много смертей он видел, и хотел сделать все, чтобы предотвратить еще одну. Ветер потревожил лепестки цветов, вырывая его из дум. Горло невыносимо сдавило. — Я тут принес тебе… — прошептал он, чувствуя, как голос его подводит. Он дотронулся дрожащими руками до шкатулки. — Я редко дарил тебе цветы, хоть ты их так и любила. Я знаю, до меня долго доходит… — из груди его вырвался судорожный выдох, который он отчаянно сдерживал. Черт. Он так хотел быть сильным в эту ночь… — Смотри внимательно, Лис. Он откинул крышку, достал завернутый в ткань цветок и, затаив дыхание, отрыл его миру. Ярко-алый, с лепестками, похожими на языки пламени, на одно мгновение его любовно осветила Луна. Всего мгновение. Краткий миг, в который драконис подарил свою красоту в лунном свете прежде, чем сияющими песчинками начал растворяться в ночи. Подобно маленьким огонькам, подхваченный ветром, цветок взмыл ввысь прямо к смотрящей на них Луне. — Надеюсь, ты получишь мой подарок… — прошептал он, а внутри у него все сгорало подобно этому цветку в лунном свете. Нацу Драгнил был драконом. Искусным воином и верным братом. Он улыбался широко и ярко, и никто бы не мог сказать, что мучительная агония была его вечной спутницей. Он почувствовал, как стены, сдерживавшие его боль, начали рушиться одна за другой. Что стало причиной? Эта ночь, холодный камень или улетающий пеплом цветок, он не знал, но боль, невыносимая и пожирающая накрыла его. Принц запустил руки в волосы, оттягивая их с силой, словно желал вырвать с корнем. Глаза застелили слезы, и отчаянный вой вырвался из его рта. — Каждый день я молю, чтобы Луна забрала меня, — зашептал он, точно в бреду. — Покарала за все мои грехи. За тебя. За маму. За Гажила. Я стольким причинил боль, — Нацу смотрел на освещенную луной могилу, чувствуя, как его заживо раздирают на части. Он рыдал. Слезы стекали по его щекам, и он не мог остановится. Все, что он держал в себе, вырвалось. Картины, преследующие его ночами, вновь заплясали перед глазами, и драконы, все эти драконы предстали перед ним. — Я не достоин жизни, — рыдал он. — На моих руках столько крови. Я уничтожаю все, к чему прикасаюсь и не могу противиться этому. Я убил тебя. Я убил тебя. Я убил… — боль не уходила, а становилась лишь сильнее. Он сжался, пытаясь как-то унять ее, но душу нельзя было склеить так просто. Слезы текли по его лицу, и он давал им волю, все продолжая шептать в ночи: — Я убил тебя… Он был грешником, но грешником его никто не считал. Ведь мог ли быть грех в том, что было совершенно по велению Луны?