Гребанный пидор!

Это была обычная среда. Самая обычная среда самого обычного мая. Шуга открывает глаза, после бессонной ночи, потом открывает балкон. Сигаретный дым приятно наполняет легкие, вытесняя утренний воздух, глаза немного щиплет от слишком яркого солнца, совсем не под стать настроению самого Юнги. Несмотря на яркое утро, наполняющее счастьем сонный только-только просыпающийся город, на душе у парня было очень дождливо, серо и пусто. Совершенно пусто. Он думал о том, что Сохен его больше не любит. Совсем. Измены, поздние визиты домой, когда от нее несло чужими духами и сексом, алые засосы на шее — всё это началось давно, скорее, это было всегда, сколько Юнги помнит их отношения с госпожой Ким. А вот осознания Сохеновской нелюбви пришло именно сейчас, в это будничное утро. Юнги влюбился в Сохен еще на первом курсе института, когда увидел ее, в кабинете истории, потерявшуюся в большем здании. Как потом выяснилось, Сохен поступила на факультет дизайна, Юнги же на философа. Они начали встречаться почти сразу — через две недели после знакомства, Мин просто на одной из перемен подошел и предложил Ким быть его девушкой. Правда тогда она выплюнула на белую рубашку Юнги черный кофе, от неожиданности, но таки согласилась. Наверно поэтому Юнги не любит солнечную теплую погоду: их первая встреча, первое свидание, первый поцелуй — всё это происходило тогда, когда солнце светило, до боли в глазах. Сама Сохен словно солнце, чей взгляд обжигает, прикосновения заставляют плавиться. В голове куча сумбурных мыслей давят на виски, и Юнги не знает, как с ними справляться. Да если бы знал — не стал бы. Потому что ни хочется ничего, и не осталось ни обиды, ни злости, лишь только укрыться бы от палящего солнца в пасмурно-свежем вечере. Стоило только желтым лучам скрыться за горизонт, Юнги, накинув капюшон почти до подбородка, поплел в ближайший магазинчик. Юному дарованию, коим считали Юнги все, кроме самого Мина, не твориться без чашки горячего Рамена и крепких Marlboro, а текст к послезавтрашнему рэп баттлу сам себя не напишет. Парень идет, легонько качая головой в такт биту из наушников, пешеходный переход освещает уличные фонари и остатки от некогда дневного солнца. — Дурак, блядь, стой! — Юнги царапает колено и ладошки. Один наушник выпадает, путаясь в толстовке, Мин боковым зрением отмечает, красную машину, уносящуюся вдаль. — Жить надоело? Не учили по сторонам смотреть, когда дорогу переходишь? — над Юнги склонился темноволосый парень, который никак не мог отдышаться. — Сука, новые джинсы. Аккуратнее нельзя? — Шуга переводит взгляд с испортившейся вещи на незнакомца и обратно. — Ты дебил? Я тебе вообще-то жизнь спас, — незнакомец чуть леденцом не подавился от такой неблагодарности. — А просил? Я, блядь, тебя просил?! Какого хуя надо было лезть?! — Шуга срывается на крик, слезы градом стекают по щекам, — Мне, может, повезло первый раз в жизни, что бы раз и всё, понимаешь?! Да ни черта ты не понимаешь, конченый ублюдок! — Юнги терпел долго, он почти год был замурован в коконе будничной жизни и ощущения собственной никчемности по отношению к самому себе, вся боль и страдания, что парень вытерпел за это время выплескивались вместе с истерикой, спусковым крючком которой по какой-то вселенской случайности стал незнакомец, склонившийся над Юнги. — О-о, как тут всё запущено, пошли, — брюнет тянет за рукав толстовки обессилевшего Шугу, тем самым поднимая несопротивляющегося парня, и осматривает пострадавшие ладошки, — думаю, перекисью обойдемся, — аккуратно обхватывает тонкое запястье, уводя Юнги в сторону родной многоэтажки.