***
Была ночь. Свет почти не проникал в цитадель Джаббы, только его тусклые отсветы плясали на стенах. Стоял храп: все спали вокруг своего хозяина. Такова была традиция. Хатт требовал, чтобы все его челядинцы спали вокруг него и в случае нападения закрыли его от выстрелов своими телами. Но сам Омерзительнейший не дремал, сидя за занавеской из грубой ткани: по одну руку – Биб Фортуна, по другую – Трипио, у живота клюёт носом Салациус Крамб, противнейшее существо. Оула расположилась у основания постамента, подальше от самого Джаббы, и наблюдала за слизнем, пытаясь понять, что он задумал. Она услышала звон колокольчиков у входа, когда кто-то вошёл; от Джаббы это тоже, по-видимому, не укрылось, потому что он облизал губы в ожидании чего-то сладостного. Послышались тихие, опасливые шаги, каблуки сапог застучали по каменному полу, засыпанному татуинским песком. Кто бы это ни был, он собирался провернуть какую-то диверсию прямо под носом у Джаббы. Глупец. Раздался громкий стук: это барельеф с замороженным капитаном Соло ударился о пол. Негромко зашипел плавящийся карбонит, и Оула услышала стук падающего тела. Было тихо, но потом заговорили мужским голосом. Ему ответили через вокодер. Оула узнала это скрипучее искажение: судя по всему, смельчаком был убезиец, который приволок Чубакку – так, кажется, его звали? – к Джаббе. Шипение – это наёмник снял шлем – и женский шёпот: – Та, кто... тебя, – того слова посередине Оула не поняла, но догадалась: едва различимый звук поцелуя ей всё объяснил. С тошнотой она вспомнила ту роковую ночь, когда наивно согласилась отправиться с Фортуной во дворец Джаббы. Как глупа была Оула. Она верила, что станет настоящей звездой тви'леккского танца, а в итоге оказалась наложницей самого отвратного существа в Галактике. Радовало одно: хотя бы Сиенн удалось спастись. Она, в отличие от Оулы, «закуской» не стала. Джабба засмеялся так неожиданно, что Оула вздрогнула и приготовилась к тому, что хатт дёрнет её на себя, но этого не произошло. Странно: он, кажется, забыл о ней, несмотря на то, что она сидела у него на виду. Штора распахнулась, и Оула увидела капитана Соло – он был весь мокрый и дрожал, подслеповато щуря глаза – и женщину рядом с ним. Именно она скрывалась за маской убезийца. Увидев Джаббу, женщина испуганно схватилась за капитана, широко распахнув карие глаза, но потом развернула своего возлюбленного лицом к хатту и подвела его чуть ближе к нему. Оула уяснила из всего разговора только одно: Соло обещал заплатить. Но Джабба лишь загрохотал в ответ своим громогласным смехом, и капитана увели гаморреанцы, а его спутница осталась в одиночестве посреди зала под пристальным вниманием Джаббы и его прихвостней. Оула не знала хаттского и потому не смогла понять, что говорит слизняк, но потом всё и так стало понятно: женщину подтолкнули ближе к нему, хотя она и пыталась сопротивляться. – Ты пожалеешь об этом, – выплюнула она, но это не помогло. Джабба, пуская слюни, высунул язык для мерзкого, отвратительного поцелуя. Оула тоже через это проходила. Наверное, все его наложницы были удостоены такого «приветствия». Но в этот момент что-то дёрнулось у неё в груди, и она вскочила, закрывая собой женщину. Та была скорее удивлена, чем обрадована. Джабба зафырчал, его огромная каплевидная ноздря дёрнулась. – Пожалуйста, – Оула говорила по-тви'леккски, и Джабба, возможно, её не понимал, но она продолжила: – Пожалуйста, пусть я буду вместо неё. Трипио перевёл. Джабба прищурился, а потом вдруг дёрнул цепь на себя, притягивая её ушной раковиной к своему рту, больно сдавил её лекку, прошипел что-то и резким движением отшвырнул её в сторону, в стену. Оула успела только выдохнуть. Перед глазами всё поплыло, но она заставила себя встать. Сцена была отвратительной. Женщина зажмурилась от ужаса, но уйти не могла: гаморреанцы держали крепко. И только тут Оула обнаружила, что Джабба больше не держит цепь. Он больше не имеет над ней власти! От пьянящего чувства свободы Оуле стало легче, и она, сидя на корточках, быстро подтянула к себе остатки цепи, взвесила её в руке. Она была лёгкой, но прочной, так что если сложить её вчетверо, то получится неплохое оружие. Оула уже приготовилась бежать, но что-то её остановило. Она оглянулась на несчастную, которая выплёвывала чужие слюни, на Трипио, вспомнила голубые глаза Люка. Должна ли она им помочь? На самом деле, то был хороший вопрос, и неизвестно, выживет ли она, если действительно останется. Но ведь Трипио обещал, что «мастер Люк» спасёт её, значит, она должна его дождаться. Внезапная догадка озарила её. Люк, наверное, хотел спасти капитана Соло. Он говорил о нём в своём послании (хотя Оула и не поняла его добрую половину, но имя она запомнила). Тогда женщина в убезийской броне, Чубакка – тоже его друзья? Оула закусила губу и посмотрела на женщину. Пользуясь тем, что Оула отвлеклась, кто-то подкрался сзади и попытался схватить её за плечо; но тви'лекка резко развернулась и ударила этого кого-то по груди. Биб Фортуна отшатнулся и раздражённо дёрнул лекку. Оула ещё раз занесла цепь, хлестнула ей по его лицу два раза – Фортуна взвизгнул – и убежала прочь, пока он хватался за свои головные отростки и не смотрел на неё. Оуле хватило минуты, чтобы затеряться в толпе челяди. Она внимательно следила за женщиной, которой уже выдали наряд танцовщицы. Та одиноко сидела, поджав под себя голые светлые ноги. Трипио стоял сзади и тихо причитал. Стоило держаться поближе к ним. Оула присела у дальней стены – там, где Джабба навряд ли мог её заметить – и вперилась взглядом во всех троих. Она позволила ускользнуть одному своему шансу, но второй она не упустит.Часть 1.
15 июня 2016 г. в 11:55
Она не будет танцевать ближе.
Она не будет стелиться под этого мерзкого слизня только из-за того, что он держит её на цепи.
Она не будет танцевать для него танец, который предназначен не ему.
Оула сердито дёрнула цепь на себя. Она знала только три слова по-хаттски; она их выкрикнула.
– На! На чуба негаторе! – нет, категорически нет. Она не будет этого делать.
Джабба ещё раз потянул её к себе, облизав толстым уродливым языком губы. Он видел её грацию, её красоту и хотел, чтобы она принадлежала только ему. Чтобы она танцевала танцы только для него, а потом безропотно отдавалась хатту, словно и была рождена только для этого.
Нет. Не в этот раз.
– На! – Оула ступила на край люка, понимая, что это, возможно, её роковая ошибка. – На…
В холле, совсем рядом с залом для аудиенций, послышалась пальба. Повалил дым, заполонивший почти весь коридор. Джабба, занёсший руку, в тот же момент отшатнулся, потянув за собой и Оулу, которая, не удержав равновесия, упала животом прямо на край его каменного постамента. Было больно; острая кромка оцарапала ей живот, оставив на нём ссадину и порвав в нескольких местах её скудный наряд. Сглотнув боль, Оула снова встала и села рядом с Джаббой, опасаясь близко придвигаться к нему.
Хорошо, что всё его внимание было приковано к невысокому охотнику за головами, который вошёл в этот момент в зал, таща за собой огромное лохматое чудовище. Если бы Оула не знала, что есть вещи и похуже, она бы его испугалась.
Возможно, этот наёмник спас ей жизнь. Если бы он опоздал хотя бы на долю секунды, она была бы уже в яме ранкора.
Лучше бы она стала его очередной жертвой, чем снова ощутила рыхлый живот Джаббы у своей спины и его короткопалую руку на своих лекку.
Охотник, если судить по броне, был убезийцем; его голос, искажённый вокодером, звучал неприятно. Его слов Оула не понимала, потому что говорил он на убезийском, но рядом был Трипио, который переводил всё то, что он произносил, на общегалактический. Благодаря этому Оула могла хотя бы частично – в конце концов, её словарный запас крайне невелик – понять, чего хочет головорез от Джаббы.
Мерзкий слизняк прогудел что-то, и Трипио перевёл:
– Великий Джабба приветствует тебя и с радостью заплатит тебе награду – двадцать пять тысяч.
Наёмник заурчал в ответ. Дроид развернулся к хатту и перевёл:
– Пятьдесят тысяч. Не меньше.
Джабба разъярился не на шутку: прищурив красные глаза с вертикальными зрачками, он ударил рукой Трипио, и тот свалился на пол, не в силах противостоять мощному толчку. Ноздря Джаббы задёргалась от гнева, когда он заговорил снова.
Трипио поднялся – его золотое покрытие было испачкано гадкой зелёной слизью – и ответил:
– Великий Джабба спрашивает, почему он должен платить пятьдесят тысяч?
Маленький убезиец поднял левую руку; в ней был зажат какой-то серебряный шарик. Он медленно сдвинул маленький рычажок, и Трипио завопил, в ужасе подняв руки:
– Потому что у него в руке...!
Оула не знала того слова, что произнёс Трипио; оно было очень похоже на тви'леккское "детонатор", но она не была уверена. Началась паника: прихвостни Джаббы, завизжав от страха, разбежались кто куда, прячась от опасности, наёмник в мандалорианской броне – Боба Фетт – выхватил винтовку, вуки зарычал, а гангстер лишь засмеялся утробным смехом, который заставил Оулу вздрогнуть от омерзения.
Пищал серебряный шарик: отпусти – и он взорвётся, разнеся всё здесь на куски.
– Джабба предлагает тридцать пять тысяч. И я советую соглашаться, – запричитал Трипио, отчаянно жестикулируя металлическими руками.
Убезиец опустил руку и спрятал уже дезактивированный детонатор в складки своего одеяния.
– Он согласен! – восторженно огласил решение охотника дроид, и вуки передали гаморреанцам, которые быстро утащили его прочь из аудиенц-зала. В карцер, наверное; Джабба, удовлетворённый тем, что гигант попал ему в руки, даже забыл о том, что несколько минут назад Оула не повиновалась ему, и притянул её к своему брюху, лаская её левое лекку.
Оула дёрнулась от отвращения, но вырваться не смогла: ошейник душил её, как только она отходила на шаг от Омерзительнейшего.
– Бедный Чубакка, – удручённо покачал головой Трипио, уходя в тень за постаментом Джаббы. Оула оглянулась на него, но вырваться из цепкой хватки хатта не смогла и осталась сидеть рядом с ним.
Снова заиграл оркестр, и танцовщицы пустились в пляс, играя своими телами на виду у Джаббы. Оула кинула взгляд в угол зала, где, как ей показалось, стоял «мастер Люк», но пронзительно-голубых глаз там уже не было.
Жаль. Его присутствие обнадёживало.
Джабба на время отвлёкся (Фортуна склонился к нему и что-то зашептал), и Оула воспользовалась моментом, чтобы перебраться к дроиду.
Хоть он и был сделан из металла и эмоций проявлять не мог, вид у него был грустный.
– Вы чуть не свалились в яму ранкора, – Трипио заметил её и поднял голову. – Вы бы не выжили, госпожа Оула.
Но её не это интересовало.
– Кто это был? – спросила она по-тви'леккски, имея ввиду вуки.
Дроид догадался, о ком она говорила.
– Чубакка, друг капитана Соло, – он кивнул головой в сторону барельефа у дальней стены. Оула мельком глянула на него: лицо Соло было искажено ужасом. – Что же теперь будет? – сокрушённо покачал головой Трипио.
Оула пожала плечами и сгребла в ладонь горсть песка.
– Может, Люк и их спасёт?
Трипио сделал паузу – это заменяло ему вздох – и не ответил.