2426 год. Холодные камни Арнора // Камень Эреха

Светало. Гондорцы с посветлевшими, вдохновенными лицами собирались вокруг Арахада. Они молчали, и он впервые понял нуменорский закон, по которому на Менельтарме мог говорить лишь Король… знал об этом законе с детства, но считал его обычаем, требованием… сейчас ты видишь, каково это: уста, сомкнутые священной печатью. И у самого нет слов. Отсюда, с вершины, Тарланг кажется таким близким. Небо за ним розовеет, а потом – дюжиной могучих копий пронзив облака, вырываются золотые лучи солнца. Восток, веками страшный и враждебный, - это изуродованная жертва Искажения, но над теми, чьи души чисты, Искажение не властно, как незапятнан путь ладьи Ариэн, пусть и пытались Враг и его слуги осквернить его. И если твое сердце свободно от страха, то есть ли разница, обратить взор к Западу или к Востоку? Последний плод Лаурелина равно сияет надо всем миром. И как стремит свой путь ладья Ариэн, неся свет Благого Края смертным землям, так и вам должно возвращаться к людям, неся им то, что вы обрели. Таургон молча кивнул, и старый лорд повел маленький отряд вниз. Они шли по восточному склону Эреха и, вопреки всему, смотрели не на тропу, а на небо. Золотые лучи восхода были им словно перила на этой белоснежной лестнице; снег, смерзшийся за эти дни, прочно держал их, даже массивного Садора, шедшего последним. Денетора Арахад на всякий случай пропустил вперед, и тот шел следом за отцом, не задерживаясь. Было невозможно поверить в то, что вчера этого человека пришлось почти на себе втаскивать на вершину. Фоур двигался по девственно-белому склону как проложенной дороге, небыстро, но размеренно и уверенно. Всякий знает, что в горах спуск труднее подъема, – но только не в этот раз, когда дева Ариэн была им спутницей. Еще до полудня они были в селении, до которого не добрались из-за снегопада. Горцы высыпали встречать их задолго до того, как они спустились. Девять темных фигур, неизвестно откуда взявшиеся на заметенном снегом Эрехе, – это было невозможно, это могло быть лишь в легенде… и эта живая легенда спускалась к ним. За собой они оставляли след на снегу, так что совершенно точно были – живыми. Они вошли в селение, и горцы расступились перед ними. Старейшина поспешил к отцу Денетора, задал какие-то вопросы. Тот безмолвно покачал головой. Видно было, что старому лорду не хочется произносить ни слова. В ответ на следующий вопрос он кивнул. Их повели в жилище. Напоили чем-то горячим. Наверное, горцы были готовы накормить их, и даже наверняка еда была на столах. Но от горячего питья путников повело в сон… Они встали назавтра, ближе к вечеру. Медленно возвращались к обычной человеческой жизни, но молчали по-прежнему. Только фоур переводил то, о чем взволнованно говорили ему горцы. Новости были простыми и хорошими: из селения, где остались их лошади, заметили темные точки, двигавшиеся по белому склону, так что поняли, что ки хив эфекэтэ кё – живы и благополучно спускаются. Они сразу же отправили гонца к лаэгорцам, оставшимся на южном склоне, велев им возвращаться, а другого – к фоуру, чтобы сообщить об этом и предложить помощь, если она нужна. В помощи никто не нуждался, это было видно безо всяких вопросов и перевода. Только в том, чтобы придти в себя. Только в том, чтобы помолчать. Торопиться было некуда. Пока гонец доберется до дальнего селения, пока шестеро вернутся… по свежему снегу было тяжело, а сейчас он смерзся и тропа проложена, так что всё быстрее, но дня три на отдых есть. Старый лорд поглядывал на небо и усмехался, обернувшись к Арахаду. Тот понимал без слов: да, погода не просто хорошая, она хороша как не бывает и причина этого в том, что Камень очень ждал их… его. И продолжает беречь на обратном пути. Так что можно спокойно отдыхать. К вечеру кто обронил одно-два слова, кто так и молчал. На лицах их хозяев не было ни малейшего удивления: те, кто пришел на Эрех зимой, ки хив эфекэтэ кё – не должны и не могут вести себя как обычные люди. Чтобы понимать друг друга, язык не нужен. Никакой язык не нужен. Достаточно взгляда, кивка, благодарной улыбки. Невольно задумаешься, не становятся ли слова преградой к пониманию… Но утром Хатальдир не выдержал. Хозяева еще только готовили еду из их припасов, еще Денетор не закончил бритье, как юноша выпалил: – Но я же видел! Видел! И плотину прорвало. Он говорил о Нуменоре, о своем предке… то есть нет, не предке, он же погиб, но значит это родич! в общем, он был из Верных, и это было время побед Ар-Фаразона, а потом Саурон пленен и привезен в Нуменор, но он сам (в смысле, его предок-родич) тогда не думал об опасности, потому что был влюблен и скоро должна была быть свадьба, но она была из Людей Короля, и когда Саурон начал свои козни… Хатальдир захлебывался рассказом, так что его неотрывно слушали не только друзья, но и горцы, понимавшие в лучшем случае одно слово из трех, а то и меньше, потому что юноша говорил очень быстро, и разобраться в стремительно разворачивающейся истории любви и предательства становилось трудно даже на родном языке. Саурон убеждал Ар-Фаразона построить храм Мелькора… – Ты видел его? – успел вбросить вопрос Боромир. – Каким он был? – Такое круглое здание… цоколь, высокие стены со сдвоенными колоннами, потом крыша, на ней еще ярус – и купол, огромный купол… так вот, отец моей невесты… Таургон нахмурился. Он очень хорошо представлял себе это здание. Именно так и выглядело Хранилище. Хатальдир о этом, конечно, не думает, но что-то странное. Он видит Нуменор в привычных ему образах родного города? И как-то обидно за Хранилище, могло бы и королевским дворцом оказаться. Но Хатальдир несся по козням несостоявшегося тестя, расторгшего помолвку, невеста была нерешительна, ее братья дважды пытались убить его, сам он разрывался между любовью и верностью… просяная каша с мясом козленка уже была снята с огня, и оставалось надеяться, что к тому моменту, когда родич-предок Хатальдира погибнет на алтаре под ножом Врага, она не слишком остынет. Горцы в восторге глядели на юного столичного сказителя и были близки к тому, чтобы просить повторить. Еда была заслуженной передышкой всем. – А я тоже видел… – вдруг сказал Садор, пристально глядя на свою пустую миску. Все обернулись к нему, Хатальдир аж вытянул шею, ожидая услышать историю еще более невероятную, чем его собственная. – Я видел гавань, – Садор не поднимал глаз. – У нас гавань мелкая, хотя и закрытая, а там была широкая, с огромными причалами… к ним могли подходить корабли больше любого нашего! И чтобы их закрыть от бури, гавань перегораживала стена, а еще были волноломы, каких я никогда… – Да ладно тебе про волноломы, – в нетерпении почти крикнул Хатальдир. – Что было-то?! – А я не знаю, – сник анфаласец. – Я не видел, как ты. Я только гавань видел… – Давай дальше про гавань, – стремительно пришел на помощь неизменный Турин. – Еще там лестница была… белая такая, мраморная. Широкая. Ни перил, ничего. По склону горы от моря и прямо к дверям замка на скале. А в гавани рядом с нею лодочки болтались… ну как, лодочки – для нас это небольшой корабль. А для них лодочка, девчонок знатных катать. – Еще? – одобрительно кивнул Таургон. – Маяки на утесах – огромные. И два поменьше, у морских ворот. Ну, – он наконец осмелился оторвать взгляд от миски и посмотрел на друзей, – та стена, что защищает бухту… в ней же ворота… то есть не ворота, а просто пусто. Чтобы корабли проходили. И на ее концах два маяка. Хоть днем, хоть ночью заходить можно. Садор замер, вглядываясь в никуда. Но, похоже, он действительно исчерпал свое видение. – И больше ничего? – Хатальдир был похож на ребенка, которому обещали сладкое и дали одну-единственную изюминку. – Ладно, без событий, но хоть какой век, какой король?! – Знаешь, – посмотрел на него анфаласец, – это неважно. Она была, эта гавань. Была – и всё тут. Веками. Может, от Алдариона, может, позже, а может, и раньше начали строить. Короли менялись, кто был с эльфами, кто преследовал Верных, а она защищала корабли. Она для всех, понимаешь? Пока был Нуменор. Хатальдир не ответил. Мысль о том, что что-то может быть для всех нуменорцев без разделения, была слишком сложна для того, кто только что пережил собственную гибель в храме Мелькора. – Пока был Нуменор, – эхом откликнулся Амдир. Сын Фелинда встал, развернул плечи и показался всем старше и значительнее, чем был. Не юноша, у которого всё впереди, а человек, переживший и передумавший многое. – Я видел, как шел по залам Арменелоса, и знал, что иду здесь последний раз. Они были не похожи на Минас-Тирит: выше, просторнее. Мозаики под ногами – мраморные узоры, морские звери. Мы здесь живем в крепости, наспех расширенной Остогером, а там был дворец. Я очень любил, – он зажмурился, – его высокие своды, ритм его колонн, обширные террасы, с которых можно было видеть блеск куполов нижних ярусов. С годами в этом дворце оставалось всё меньше людей, которых любишь: одни уходили в Роменну, другие переставали быть друзьями, и всё доброе, что было между нами, словно слизывало морской волной. И в тот день я шел по дворцу, гладил колонны, за которыми прятался в детстве, играя, я стоял у его стрельчатых окон, глядя на то же, на что и век назад… я понимал, что должен буду уехать в Роменну. И прощался с ним, как с другом, которого мне придется оставить. Амдир открыл глаза: – Осгилиат был построен как память о нем. Я видел там похожие узоры на полу. Здания разрушены, а мозаики целы. Они любили Арменелос и тосковали по нему. Они сидели в горской хижине с низким потолком, за грубо сколоченным столом. И видели анфилады великолепных зал, над которыми трудились мастера, жившие по четыреста лет и потому имевшие более чем много времени для оттачивания своего таланта. Мозаики, собранные из оттенков мрамора так тонко, что казались живописью; колонны, могучие и высокие, но не давящие мощью; залы, которые могут быть просторными не для того, чтобы всем хватило места, а потому, что простор – это свобода духа и спокойствие ума. – Ты покажешь нам это в Осгилиате? – спросил Митдир. – То, в чем повторяли Арменелос? Амдир кивнул. Денетор подумал, что юноша сдерживает слезы. Уж слишком всерьез для него оказалось прощание с той родиной. Спасся тот лорд? хотелось бы верить. Надо у Фелинда спросить, кто были их предки. Пусть Амдир поводит мальчишек по Осгилиату. А как-нибудь потом Боромир поводит его и Барагунда. Безумно интересно, что Амдир найдет. Вряд ли все красивые мозаики назовет повторами нуменорских. Почему-то ему верилось безоговорочно. После слов Амдира все снова замолкли. Хотя Галадор хмурился, а Боромир кусал губы: видно было, что им обоим есть, что рассказать. Но не сейчас. Амдир надел меховой плащ, вышел. Некоторые, помедлив, вышли тоже. Трое старших привычно держались вместе. Даже странно подумать сейчас, как это раньше Таургон был в компании мальчишек. – Что он сейчас видит? – задумчиво проговорил Денетор, глядя на одинокую темную фигуру. Небо было оглушительным, солнце золотило ледники. – Купола Арменелоса? Менельтарму? Ему не ответили. – Сердце его разбито любовью, – говорил наследник, – любовью к родине, которую он никогда не видел и потерял навсегда. Перед этой поездкой я говорил лорду Фелинду, что его сын отдохнет и развеется в горах… что мне сказать, когда он вернется вот таким? – В его возрасте полезно безнадежно влюбляться, – пожал плечами отец, – и лучше в родину, чем в женщину. Сердце разбито? что ж, зато дух станет крепче. – Это верно, – проговорил Таургон, не глядя на них. – А ты что видел? – спросил Денетор. Северянин сжал губы. – Не будем торопиться, – остановил сына фоур. – Сначала расскажут мальчики, потом мы. – А ты видел, отец? – Почему же нет? – усмехнулся старый лорд. – Как я понимаю, видели все. – Хотя и не настолько увлекательное, как Хатальдир… – Не обижайте Хатальдира! – строго глянул на сына старик. – Где бы вы были без его глупостей?! Он первым заговорил об Эрехе – и вот мы здесь. У него достало смелости рассказать про свое видение; сделал бы это ты? или я? или Садор?! – Я знаю цену его глупостям, отец, – медленно кивнул Денетор. – Иначе бы не взял с нами. Его слова часто опережают мысли, это верно, но с годами он научится не спешить. Хотя в ту бурную историю верится, хм, слабо. – Его рассказ – чистая правда, – заговорил Таургон. – Он не только не лжет, но даже и не сочиняет. Просто все мы видим мир через самих себя, через наши стремления, мечты… опыт у зрелых и нераскрывшиеся еще силы у молодых. Что-то нуменорское ему открылось наверняка, но он смотрел через туман своих грез о силе, любви, отваге. Это рассказ не о прошлом, а о будущем. Не о предке, а о себе. Не о событиях, а о духе. Денетор кивнул. Его отец сказал: – Думаю, нам удалось увидеть что-то ближе к подлинному прошлому. Таургон опять помрачнел и закусил губу. Ужин всех собрал за столом, и по безмолвному уговору было ясно, что после еды придет черед следующих рассказов. Хозяева, стараясь быть незамеченными, жадно посматривали на гостей. Кажется, горцев прибавилось. Трое старших сидело с отсутствующим видом, Митдир, Боромир и Галадор переглянулись, безмолвно задавая вопрос друг другу; наследник Дол-Амрота кивнул товарищам и осторожно начал: – Я очень мало видел… только бурю. Ту самую. Тут и рассказывать нечего… только, – он сглотнул, – отчаянье. Я читал о ней, ну, разное: или что Верные взывали к Валар, или и без взываний были убеждены, что последний осколок Эленны уцелеет, что они говорили, проклинали, взывали… А нас бросало на волнах высотой с корабль, мы были привязаны к тому, что осталось от мачт, друг к другу, все были на палубе; по каютам, где были окна, бушевали волны, а трюмы… сейчас я понимаю, что будь трюмы залиты, корабли бы пошли ко дну, но тогда нам казалось, что волны хлещут по кораблю снаружи и изнутри. – Нас держали веревки, – продолжал Галадор, чувствуя внимательные взгляды товарищей и не замечая, с каким восторгом глядят на него горцы, – наши тела еще двигались, пытаясь удержаться, если это было возможно, удерживая друг друга, уклоняясь от шквала, чтобы не захлебнуться насмерть… тела были живы, а внутри всё было мертво. Мы не могли ни проклинать, ни молить, потому что забыли все слова на свете. Дело было не в буре, – он посмотрел на друзей и медленные, понимающие кивки были ему ответом, – а в том… когда Менельтарма… Он сглотнул, попытался продолжить, не смог и замолчал. Ровно гудел огонь в очаге горного жилища, то одно, то другое полено иногда потрескивало. Грохот извержения Менельтармы не дошел до кораблей, но бешеный ветер оглушил, разрывая уши, и в следующий миг раздался треск мачт: сначала верхних рей, потом… никакого «потом» уже не было, потому что мир раскололся, и прошлое ринулось в бездонную пучину. Хватало им памяти предков, чтобы увидеть всё это сейчас как наяву? или Черный Камень, всё еще такой близкий, откликался? или знание, почерпнутое из книг, заменяло им провидение? Кто-то из горцев вытер безмолвные слезы. Им ничего не было известно о Нуменоре, они плохо знали Всеобщий, но всё это было ненужно им, чтобы понять ки хив эфекэтэ кё. Тех, кого призвал Черный Камень. Галадор справился с собой и продолжил: – Я не знаю, сколько нас носило. Хлестал дождь, мы запрокидывали головы и глотали капли, другой пресной воды у нас не было… она была в трюмах, но это же как по другую сторону жизни… Он зажмурился, заново переживая это: бешеный ветер, сдирающий кожу с тела, шквалы волн, в которых захлебываешься снова и снова, горящее огнем нутро, насквозь прожженное морской водой, – и бесконечную пустоту, такую страшную, что в ней нет места даже страху. Кто-то из горцев подошел к юноше, положил ему руку на плечо, возвращая к реальности, протянул рог с питьем. Галадор проглотил залпом, закашлялся. Кажется, там была отнюдь не вода. – В общем, вот, – сказал он, отдышавшись. – Как приплыли – не видел. Чей корабль был – не знаю. Все молчали. Очаг разговаривал сам с собой. Хозяин дома снял со стены огромный рог горного тура, который наполняют лишь на свадьбах, возглашая, что ныне одна семья, и на похоронах – словно пересчитывая живых. Налил, протянул фоуру. Люди Запада и горцы встали. Пили в молчании. – Давайте я вам сказочку расскажу, – решительно заявил старый лорд утром, еще не дожидаясь, пока все приведут себя в порядок. – Хорошую добрую сказочку про хитрого мальчика по имени Исилдур. От этих слов будто ярче заблестело солнце, бодрее и свежее стал морозный воздух, все почувствовали себя жутко голодными – словом, жизнь решительно наладилась. Козленка с кашей дожидаться не стали, проглотили по куску хлеба с горячим питьем и, нетерпеливые, уселись вокруг нового рассказчика. Кто-то из хозяев, выскочив за дверь, решительно закричал: – Гьерэ идэ! Отец Денетора выждал немного, чтобы совершенно не заметить, как в хижину протиснется еще десяток счастливцев, и начал: – Как вам ведомо, жил некогда умный мальчик Исилдур. Про то, как получил он Черный Камень и как довез его из Нуменора, то другим известно… – (при этих словах Денетор вздрогнул) – а я вам расскажу, что было потом. Решил он поставить Камень на Эрех. Но дело это сложное, трудное. Много леса надо, чтобы дорогу Камню вымостить, хитрые машины нужны, чтобы его катить, а труднее всего: народу найти столько, чтобы эту махину от самого побережья до Эреха доставить. – От какого побережья? – спросил Садор. – От Анфаласа? Или от Пеларгира? – Может быть, и есть где на свете, – наставительно отвечал старый лорд, – такие люди, у которых к видениям карта прилагается… Хатальдир не удержался и прыснул смехом. – …а только я не из них. Он выдержал паузу, дав слушателям просмеяться. Горцы вполголоса переводили его рассказ тем, у кого со Всеобщим было совсем плохо. – Построили нуменорцы свои машины, сделали настил и покатили потихоньку в горы. Сзади настил разбирают, спереди стелют, а совсем впереди проводники у горцев дорогу спрашивают. Вот и побежал вовсе стороны по горам слух: странное творится, катят заморские люди огромный камень в горы. Стали горцы съезжаться: надо ж посмотреть на такое! Но, – глаза старика хитро блеснули, – такое трудное это дело: стоять и смотреть, когда другие трудятся в три пота. А рядом стоит хитрый мальчик Исилдур, ус свой покусывает… и ждет. Денетор залился беззвучным смехом, откидываясь назад. Остальные тоже начали догадываться. – И вот случилось это, – кивнул фоур, – сказал первый горец: «Дай я помогу». – А на каком языке? – смеясь, спросил Хатальдир. – А на каком бы ни сказал! – хохоча взахлеб, отвечал Боромир. – И пое-ехало… – утирая слезы смеха, проговорил самый могущественный человек в Гондоре. – По горам как по гладкой дороге. – Они же, наверное, спорили, – задумчиво сказал Таургон, – могут ли иноплеменники катить камень по твоим землям. – Спорили наверняка, – кивнул старый лорд, – но драк не было. Мирно решали. – А за Камнем, стало быть, – думал вслух Денетор, – шли вожди тех племен, которые уже сподобились чести катить его. – И так он всех собрал?! – в восторге почти крикнул Амдир. – Да?! Все горы узнали о нем, все собрались к Черному Камню еще раньше, чем он был поставлен на Эрехе?! – Я всегда знал, что Исилдур великий человек, – одобрительно изрек наследник. Горцы в своем углу взорвались хохотом: они оценили нуменорскую хитрость. – Послушай, – спросил Таургон старого лорда, – так что же, к концу… или даже к середине дороги у него из нуменорцев остались только мастера, управляющие машинами? Если без шуток? – Сколь я понимаю, – отвечал тот, – нуменорцам было не до шуток. Их мало, дел много. Если одно можно перепоручить, на свободные руки найдется десять других. – И потом все горцы с охотой принесли ему клятву верности, – Денетор задумчиво глядел ввысь. – Да. Вот это политик. Вот это подлинное величие древних дней… мы – лишь жалкие осколки его. Днем не было никакой возможности вести серьезные разговоры: то один, то другой начинали смеяться. И горцы тоже. Можно быть уверенным, что история про путь Камня покатится от Эреха обратно к побережью. На обоих языках. И довольно быстро. – Ты никогда этого раньше не знал? – спросил Таургон старого лорда. – Как могло случиться, что такое было забыто? – Я говорил тебе про потери горцев в войне Последнего Союза. Мы сохранили свой язык, но сохранить память труднее. Денетор молчал и усмехался: всё еще переживал тонкость политики Исилдура. – Да, хорош, – одобрительно сказал фоур. – Камень бы стоило так прикатить, будь он совершенно обыкновенным. А мы знаем, что это не так, м? Старый лорд пристально взглянул на сына. Он спрашивал о большем, чем и так было известно девятерым. Денетор кивнул: – Да, отец. Мне есть, что рассказать. Но сначала мальчишки. Иначе я боюсь сбить их. Закат оглушал их всеми оттенками красного. Зубцы дальнего Тарланга полыхали, словно исполинские факелы, но – странно – это не внушало страха. Они были настолько алыми, что даже горцы впервые видели цвет такой силы; ему не было разницы между голыми склонами и ледниками, всё становилось равно рдяным. И казалось: пробужденная незримая мощь выплескивается в мир. Что изменил этот поход? эти рассказы? в них самих – многое, но только ли в них? Фиолетовая тень медленно тянулась по Тарлангу снизу вверх. Багрянец бледнел и отступал. – Пойдемте, – сказал Денетор. – Рассказов у нас больше, чем времени, и не будем его терять. Ужин явно готовился вскладчину: надо накормить и всех слушателей. Нет, за стол они не сядут, и ни хозяева, ни их сельчане не сочтут это нарушением закона гостеприимства. Нельзя отвлекать ки хив эфекэтэ кё. Тем более, что большинство из них так молоды. И ни один из них не сказитель, как горцам показалось сперва. Даже фоур рет оттон, хотя он рассказывать умеет. Они – латнокок. Настоящие. Неудивительно, что мертвые испугались их. Наверное, еще много лет никто и ничего не услышит о мертвых. Боромир и Митдир смущенно переглядывались, каждый явно хотел, чтобы была очередь другого. Денетор искоса посматривал на сына; Боромир знал этот взгляд и боялся его – так отец смотрел, когда был недоволен. Выбрав из двух страхов наименьший, юноша начал. – Я не знаю, правда это или нет. Но я так видел. Денетор одобрительно кивнул ему. Не кивнул: качнул ресницами. Но сыну хватило, чтобы решиться наконец. – Это были эльфы. Друзья вскинулись от изумления. – Да, эльфы! Те, что привезли нам палантиры. И старшим среди них был Эдрахил. – Как Эдрахил? – перебил Хатальдир. – Эдрахил погиб! – Погиб, – кивнул Боромир. – И он привез нам палантиры. Денетор начал понимать нежелание сына рассказывать. Одно дело выучить про то, что эльдар могут выходить из Мандоса, и совсем другое дело – увидеть это. Да еще и с героем древних легенд. И это Боромир только начал. Наследник посмотрел на сына: мы слушаем, всё хорошо, продолжай. – Их было несколько, мужчины и женщины; Эдрахил назвал их имена. Они были незнакомыми. Я почему-то знал, что они все уже погибали один раз; хотя я впервые видел эльдар, но эти были… они как будто знали о нас, о людях, то, чего эльфы знать не могут. Не свет над миром, а туман над рекой. Таургон понимал то, о чем говорит юноша. Разницу между Хэлгоном и эльфами Ривенделла он видел более чем ясно; сначала думал, что дело в прошлом нолдора, а потом встретил Глорфиндэля: вроде и радостный, вроде ни тени на нем, а всё равно чувствуешь, что есть в нем сросшийся надлом, и не такой он, как прочие эльдар. – Мы скрылись, пока люди короля не увидели нас. Я помню какой-то низкий зал, ни украшений, ни, кажется, окон… душно, горят светильники… и эльдар достают палантиры. Они были одинаковыми по размеру, но разными – одни можно было удержать в руке, а иные несли двое. – Семь? – выдохнул Митдир. – Конечно, семь. Эдрахил рассказывал их историю. Он говорил, что в те времена, когда Серебряное и Золотое Древа стояли в цвету, когда о Феаноре говорили не как о бунтаре, а лишь о великом мастере, когда слова об Исходе были не яростным криком, а речами, что многим казались разумными, тогда он сделал первую пару Зрящих Камней для своего отца и для себя, а затем, по просьбе соратников, и для других лордов нолдор, чьи сыновья намерены были уйти с ним. – Так они не принадлежали прежде сыновьям Феанора?! – не выдержал Таургон. – Нет, нет. О тех Эдрахил не сказал ничего… наверное, они сгинули с Белериандом. – Так вот почему Хэлгон говорил, что были ему незнакомы наши палантиры! – почти крикнул арнорец. Тотчас опомнился: – Прости, я сбиваю тебя. – Ничего. Это уже почти всё. Так вот, Эдрахил сказал нам, что для высоких эльдар эти камни – лишь память о прошлых утратах, а для нас они будут не просто частицей Благого Края и знаком милости Валар, но могут стать и помощью в грядущих тяготах. – Камни отцов тех, кто собирался уйти с Феанором… – задумчиво проговорил Денетор. – Если это так, то палантир Осгилиата принадлежал когда-то Финвэ. М? Он взглянул на сына. – Я не знаю, – опустил глаза Боромир. – Или мы с братом были тогда слишком потрясены, чтобы запомнить всё, или я сейчас… смотрел плохо. – Пока ты увидел лучше всех других, – одобрительно сказал отец. – Что-то еще помнишь? Ясное, смутное – неважно. – Не знаю, – он кусал пушистые юношеские усы, – так, чтобы видеть… нет. Больше ничего. Но… Денетор кивнул. – Я просто знаю, что все эти эльфы погибли снова. Они помогали Верным избегать рук служителей Храма Врага, но кого-то из них схватили, а кто-то сгинул с Нуменором. Только Эдрахил… Боромир поднял взгляд и договорил твердо: – Его схватили и привели к Саурону. Зигур рассмеялся ему в лицо, а Эдрахил ответил, что теперь он не станет скрываться под личиной орка. И Зигур убил его. Вторично. – Погибшие дважды почти никогда не выходят из Мандоса… – медленно произнес Таургон слова древнего эльфийского текста. – Верю, – кивнул Денетор. – Не знаю, сколько было эльфов и какова их судьба, но что Эдрахил мог снова отдать жизнь за людей, в это я верю. Старый лорд впервые видел, как его сын лжет. Или, вернее, говорит полуправду. Столи-ица… Но сейчас он, пожалуй, прав: парень и так строг к себе, лучше его ободрить. А то еще и про палантиры сочтет… юношеской грезой. Боромир молчал, насупясь. Юноша был более чем недоволен своим рассказом: вопросов много, ответы спорны. То ли дело – как у Хатальдира! Заслушаешься. Или у деда. Денетор вопросительно взглянул на отца: а не покормят ли нас? самое время прерваться. Тот сказал несколько слов хозяевам. – Ты следующий, – посмотрел наследник на Митдира. – Поедим и расскажешь. И не бойся. – Я не боюсь, – нахмурился тот. – Просто оно странное. Когда тарелки опустели, юноша, серьезный и строгий, заговорил: – Это был Ородруин. Таургон вздрогнул. – Я сражался где-то внизу, наверх смогли прорубиться короли, с ними были большие отряды, но орки наседали, и я понимал, что если нас сомнут, то орки ударят по ним, а это может стать концом всему. Мы держались так, будто это наш последний рубеж… да так и было. Наша ошибка, наша слабость могла решить исход всей страшной войны. «А я считал его книжным мальчиком, – подумал Денетор. – Надо будет спросить Таургона, каков он с мечом. Кажется, за спину Боромира можно быть спокойным еще раз». – Потом… что-то случилось. То есть это я теперь, здесь знаю, что Исилдур сразил Саурона, а тогда я просто почувствовал, как будто пошатнулось… но не под ногами, а… я не знаю, как сказать об этом. Таургон непроизвольно кивнул. – Орки почувствовали это больше моего. Только что они были разъярены как звери… и вдруг словно не понимают, как и почему сражаются здесь. Мы уже не оборонялись, мы обрушились на них сверху и погнали. Ниже, еще ниже. Потом сбоку ударил отряд эльфов, кто-то крикнул нам «Победа!»… дальше не помню. Он перевел дыхание, но видно было, что еще не закончил. – А потом я пошел искать моего короля. Мне уже сказали, что Гил-Галад и Элендил погибли, но я тогда еще не осознавал этого, я думал только об одном: мои воины устали, и могут ли они отдохнуть, или должны присоединиться к тем, кто гонит и добивает орков? И если Исилдур сейчас скажет мне «догонять», то как я подниму их и из каких сил они смогут идти, бежать? А с другой стороны, нельзя же во всем на эльфов рассчитывать, люди тоже должны… Я очень боялся того, что прикажет мне Исилдур, и поэтому торопился к нему. «Откуда он всё это знает?! – щурился Денетор. – Понятно, что видел, но чтобы осознать и запомнить, надо знать! В каких книгах прочел? С Таургоном говорил не только об истории?! Интересные мальчики у нас в тиши Хранилища водятся…» – Он был в своем шатре, отдавал приказы. Я встал у входа, ожидая, пока он заметит меня. Он увидел, подозвал, сказал «спасибо!»… я и сам знал, что меня есть за что благодарить. Он, не спрашивая, налил мне вина, но и кувшин, и кубок держал почему-то левой. Я спросил, что у него с рукой. Я видел, что она не была перевязана. Таургон безумными глазами посмотрел на него. – Он разжал правую ладонь. Я… я потом понял, что вижу Кольцо Врага, а сначала я увидел только ожог – как от раскаленного металла. – Чего? – изумился Хатальдир. – Ты Кольцо с Сильмарилом не путаешь?! – Я говорю о том, что я видел, – твердо сказал Митдир. – Я сказал, что это странно. – Дальше, – выговорил Таургон мрачнее и резче, чем ему бы хотелось. – Я тебе верю; остальные как хотят. Денетор пристально посмотрел на арнорца. После спуска он решительно не в духе, никогда его таким не видел. Что же показал ему Черный Камень? – Я чуть не закричал на него: что ты делаешь, тебе надо перевязать руку! А он посмотрел на меня волком… вот, как Таургон смотрит, и сказал: «Если я перевяжу руку, то как я удержу его?» Ответом был еще более недружелюбный взгляд арнорца. Митдира это не смутило. Особенно после таких взглядов Исилдура. – И вот тогда я и увидел Кольцо. Оно было не таким, как мы читали. Оно было не просто золотым… Арахад зажмурился. Очень хотелось кого-то убить. Непонятно только, кого. Не Митдира же, он ни в чем не виноват. Юноша рассказывал про огненную надпись, ему не верили, говорили, что Исилдур не мог держать в ладони раскаленное Кольцо, а Митдир отвечал, что задал… в смысле, это его предок задал этот вопрос, и Исилдур сказал, что сейчас оно остыло, только сначала было жгущим. – Всё это действительно очень странно, – медленно проговорил Амдир. – Огненная надпись, раскаленное Кольцо, сожженная рука… тогда получается, что Исилдур больше никогда не мог сражаться правой? Насколько серьезен был тот ожог? Митдир покачал головой: не знаю. – Таургон, а ты что думаешь? – Ничего! – не выдержав, крикнул тот. Денетор щурился и молча покусывал губу. – А ты сам что видел? Галадор. И этот начал понимать, что к чему. Какое-то время арнорец яростно молчал, раздувая ноздри, но всё-таки сдержался и ответил гневно, но без крика: – Я видел то, чего не было. Дважды не было. Я видел то, что могло бы произойти… – он бешено сверкнул глазами, – но даже если бы… если бы всё пошло иначе – нет! этого бы не произошло! – Тише, – наследник понял, что пора вмешаться. Арахад выдохнул и опустил голову. – А не хватит ли нам шуму на сегодня? – Денетор говорил тихо, тише обычного, и это заставило всех успокоиться. Молодежь начинала понимать, что погорячилась. Таургон мрачно смотрел в сторону. – Хватит, – поддержал его старый лорд. – Явно хватит. Сегодняшний закат обещает нам мороз завтра и хорошую погоду на весь обратный путь. Так что завтра с утречка дорасскажем, – он посмотрел на сына, тот кивнул, – и пойдем по солнышку. Мальчишки послушно отправились спать. Горцы тоже тихо расходились. Таургон был неподвижен за столом, мрачный и злой. Давно ли ты меня называл «мой господин»? А сейчас подойти не решусь. Догадаются мальчишки, глазами какого предка ты смотрел свое «дважды не было», – и что ты тогда будешь делать, государь? Нам бы стоило поговорить. Об этом видении. И обо всем остальном. У нас есть еще сколько-то дней пути. В горах легко говорить правду, ты понял это. – Не кусайся, свои, – сказал фоур, подходя к Таургону так, чтобы тот его видел, и протягивая фляжку из неприкосновенного запаса. – Спасибо, – хмуро откликнулся северянин, беря ее. Левой. – Завтра с утра, – решился заговорить Денетор, – я расскажу побыстрее. И мы уйдем. – Хорошо. – Ты точно не хочешь рассказать? – спросил старый лорд. – Мы верим, что дважды не было. Никогда не знал, что отец настолько смелый человек. – Нет. – Тогда допивай. До дна, не бойся. Горы любят тебя, с погодой нам удача, запасы беречь не нужно. – Таургон? – Что? Вскинулся, как спугнутый зверь. Ничего. Раз «дважды не было», то и ничего. Просто – Таургон. Просто какой-то дунадан из-за Тарбада. Денетор обнаружил, что отвык рассказывать. Годами слушал – и молчал. А теперь надо говорить. Завтрака сегодня не будет, только чай из запасов Таургона и кусок лепешки. На завтрак сегодня его история. – Я расскажу всё, что видел, но прежде я должен взять с вас слово, что ни один никогда не расскажет полностью то, что услышит сегодня. Юноши переглянулись. К настолько серьезному началу они готовы не были. – Все до одного, – твердо сказал Денетор. – Таков был завет Исилдура; ради вас я его нарушу, потому что считаю, что вы должны знать всё, что открылось у Черного Камня. Но дальше вас тайна не должна пойти. – Я клянусь, отец! – вскочил Боромир. – Клянусь. Клянусь, – эхом повторили остальные. – Этот запрет касается речей о камне на Амон Анвар, на могиле Элендила. Когда Боромиру исполнится двадцать, мы все поедем туда. Раз вы узнали об этой святыне, значит, вы не только можете, но и должны будете подняться к ней. Таургон прикрыл глаза. Он понимал, почему Денетор заговорил о Горе Трепета. Значит, такой же Камень, как здесь? Только много меньше размером. – Мы спрашивали себя: для чего Исилдур повез через море огромный Камень? Зачем везти камень в два роста человека, говорили те, кто мнит себя мудрым и рачительным, ведь беглецам разумнее наполнить трюмы вещами, провизией или уж книгами, творениями мастеров… взять статую, но не камень! Нет, говорят эти мудрецы, не может быть, чтобы Камень был привезен по морю, а потом еще и доставлен на Эрех. Нет, говорят они, он упал с неба! Наследник усмехнулся. И понял, что ему легче говорить зажмурившись, как мальчишкам. – Это было в Роменне. Лорд Амандил уже уплыл, и никаких вестей у нас не было. Я имею в виду – никаких добрых вестей. Известия из столицы были одно хуже другого. Что спасало нас от черного отчаянья – не возьмусь сказать. Всё, о чем нам говорил разум, было страшным и безысходным. Но что-то изменилось в нас, чаша горя была переполнена, опрокинута и разбита. От привычного уклада жизни не осталось ничего; скоро, возможно, ничего не останется от самой жизни, и поэтому мы уже не боялись. С нас, как шелуха, опало всё мелочное и повседневное, осталось только подлинное. Удивительно, но именно там, в Роменне, в ссылке и под надзором, мы были свободны как никогда в жизни. Денетор чувствовал одобрение и участие своих слушателей, но понимал, что открывать глаза не стоит: собьется. – И вот однажды на море разыгралась буря. Нам она показалась страшной, мы не знали, что подлинно ужасные шторма у нас впереди. Волны были высотой с небольшой дом… когда они отступили, мы увидели на берегу огромный черный шар. Почти наполовину он ушел в песок и гальку. Мы спустились посмотреть на это чудо – и обнаружили рядом другие камни. Какой-то в рост человека, какой-то чуть более двух локтей. Все они были совершенно круглые, и это изумляло более всего. По приказу лорда Элендила мы взяли наименьший из Камней (тот самый, что теперь лежит на его могиле) и отнесли к себе. Я помню его наощупь: как и здешний, сначала холодный, а потом чувствуешь его тепло; сначала нести тяжело, а потом просыпаются новые силы. Главное было сказано почти всё, и можно открыть глаза. Но не хочется. Еще на какое-то время задерживаешься там, в прошлом, рядом с Элендилом. – Через несколько дней лорд Элендил сказал нам то, о чем мы догадывались и сами. Эти Камни – дар Валар, они – знак того, что лорд Амандил доплыл и услышан. Они – защита нам. Лорд приказал перенести Камни на наши корабли; Камней было девять, по числу кораблей. Мы поняли, что это неслучайно. Королевские стражи не препятствовали нам, считая наши усилия затеей безумцев. Особенных усилий требовала погрузка большого, для этого пришлось разобрать настил на палубе, потому что иначе его в трюм было не поместить. Но я уже сказал: чем дольше мы трудились с Камнями, тем странным образом прибывали силы, так что приказ, сначала казавшийся тяжелейшим, хотя и мудрым, был исполнен на удивление быстро. Денетор открыл глаза. На него смотрели с восторгом. Наверное, первый раз в жизни он видел восхищение на лицах многих, а не единственного собеседника, с которым ведет тайную беседу. – И ни одна веревка не оборвалась, пока грузили. Ни один кран не сломался, – добавил он. – А какой высоты были те краны?! – ринулся в пучину вопросов анфаласец. – Морской корабль мог подойти прямо к причалу? Было достаточно глубоко?! – Садор, – Денетор улыбнулся очень мягко; такую улыбку видели у Диора, но никогда у его племянника, – если мы сейчас начнем обсуждать краны нуменорских гаваней, то, во-первых, нам этого не простят остальные, потому что перестанут понимать нас на третьей фразе, а во-вторых, мы не выйдем не то что до полудня, но и к закату. Садор засопел и не ответил. Но наследник сегодня был милостив: – Ты видел Камень Эреха. Ты знаешь достаточно о технике ваших гаваней. Да, морской корабль мог подойти к причалу. На остальные вопросы тебе ответит твое знание. – Ой… – сказал Садор. – Я правильно понял, – медленно заговорил Таургон, – что на каждом корабле было по Камню? Наследник кивнул. – Но это значит, что четыре Камня приплыли с Элендилом в Арнор?! – Именно. – Где они?! Денетор развел руками: – Ты знаешь про Амон Анвар. Ты знаешь, что случайно туда выйти невозможно. Полагаю, остальные Камни тоже не на виду. Что у вас, – он вздохнул, – что у нас. – Так о трех других гондорских неизвестно? – взволнованно спросил Амдир. – Я рассказал всё, что видел, – покачал головой Денетор. – И где их искать..? – проговорил Галадор. – Не думаю… – Не стоит… – одновременно начали Денетор и его отец, осеклись, замолкли. Сын кивнул: говори ты. – Не стоит искать, – сказал старый лорд. – Если с этими Камнями всё действительно так, то они найдутся сами. В свой час. И вряд ли станут известны всем. Наследник медленно кивнул. Он хотел сказать именно это. Дни отдыха были бесснежными, поэтому тропа между селениями стала достаточно хороша, чтобы идти без провожатых. Все надели сильно полегчавшие мешки (не столько съели за эти дни, сколько хозяевам отдали), вышли из хижины. Заметив, что Таургон берет горный посох в левую руку, Денетор громко сказал отцу, что не уверен в своих силах и пойдет последним. Стало быть, самым последним будет арнорец. Мальчишки ничего не заметят. Поблагодарили хозяев, обернулись на Эрех. И пошли по тропе из прошлого в сегодняшний день