Логгострочники

Кажется, что комната заполнена льдом. Невидимым, ломким, словно стеклянная паутина. Каждый вдох причиняет боль, поэтому Оскар задерживает дыхание так долго, как только может. Каждое движение обжигает кожу – снаружи и изнутри. Обжигает холодом. Наверное, так и должна чувствовать себя половинка двойной звезды, когда вторая готовится погаснуть. Нет! Вот этому – не бывать! Он резко вскочил, не обращая внимания на занывшие мышцы, и врезал кулаком по стене. Еще раз. Еще. Пока что-то не хрустнуло – то ли кость в руке, то ли штукатурка. Отрезвить себя болью не удавалось, успокоиться – тоже. Кто-то вышел из-за угла и видит? Плевать. И все же ярость куда-то делась, когда Оскар обернулся и взглянул в глаза приблизившегося Райнхарда. Лоэнграмм видел тот же лед. Проламывался сквозь него, так же сжимая зубы от боли. В серых глазах читалось «Ройенталь, не нужно калечить себя, это все равно не имеет смысла» так же ясно, как если бы это было произнесено вслух. До смерти усталым голосом. Оскар помнил, как кайзер говорил с ним после того, как поднял с кровати. Сейчас Райнхард молчал. Нет вестей – добрые вести? Какая все-таки глупость... Нет худшей пытки, чем отсутствие информации. Ройенталь не стал задавать вопросов, понимая: если бы что-то уже прояснилось, Лоэнграмм сказал бы. Не в его привычках утаивать информацию. И не в их общих – строить предположения на пустом месте. Можно поговорить о том, кому пришло в голову покушение на Миттельмайера и Кирхайса. Не сейчас, немного потом, когда Кесслер что-нибудь нароет. А сейчас – что толку сотрясать воздух, причиняя друг другу боль пустыми уверениями в высокой квалификации врачей? Их друзья еще живы. Неважно, в какой именно мере. Все – неважно, кроме коротенького слова «выжили». Дождались помощи. Точка. Оскар опустил глаза, осмотрел ладонь. Ни крови, ни синяка. Словно и не было ничего. Он понял, что снова задержал дыхание, заставил себя вдохнуть и сел на жестковатый диван для посетителей. Райнхард опустился рядом – на расстоянии двух ладоней. Сесть дальше не позволял размер мебели. Прошло еще несколько томительных секунд. Может быть, даже минут. Желание сделать хоть что-нибудь снова подняло голову. Ройенталь и сам не понял, что толкнуло его не глядя протянуть еще ноющую руку – и поймать чужие пальцы, холодные даже по сравнению с примерещившимся льдом. Прижать их к обивке сиденья, накрыв своей ладонью, точно одеялом. Лоэнграмм никак не отреагировал, словно вовсе не ощутил прикосновения. Только когда его кожа начала впитывать тепло, чуть повернул голову. Молча. Не пытаясь посмотреть в глаза. Как долго они так просидели, Оскар не мог сказать точно. В какой-то момент усталость Райнхарда – тот, наверное, всю ночь не спал, – победила нервное напряжение. С разгромным счетом. Ройенталь успел лишь придвинуться поближе, чтобы подставить плечо. Плоховатая замена подушке, но так Лоэнграмму хотя бы будет теплее. Когда наконец показался кто-то из медиков, Райнхард даже не проснулся. Так и лежал, только съехал чуть ниже, и Оскару пришлось обнять его, не давая упасть. –Операции прошли успешно, – шепотом сообщил молодой врач, и ледяная паутина рухнула. У Ройенталя даже зазвенело в ушах. – Состояние его превосходительства Миттельмайера стабильно тяжелое, но его жизни ничто не угрожает. –А Кирхайс? – Оскар не понял, кто это спросил. Он сам – или кайзер, внезапно открывший глаза. –Часа через два должен отойти от наркоза, – к счастью, медик не стал разводить церемонии, видимо, понял, что доклад требуется краткий. – Он потерял много крови, но мы успели вовремя. Лоэнграмм выпрямился, отбросил волосы назад и четко, без тени усталости в голосе, произнес: –Значит, я могу пойти к нему?