В твоих руках

POV Деймон — Я так с тобой спину сорву, — поморщился Аларик после того, как мы закопали очередное тело. Помыв руки и опустошив банку пива, я только покачал головой, напрочь игнорируя его. — И тебе это реально надо? Занялся бы бизнесом, да хоть чем-то, кроме того, чтобы грохать людей. Самому-то не надоело? — Честно? — отправляю заказчику смс и убираю телефон в задний карман джинсов. — Осточертело. Я почти не сплю, Рик. А если сплю, то из моей головы можно брать такие ужастики, что даже мужики будут кислотой ссаться. Я порой просто глаза боюсь закрыть от того количества трупов, что у меня за спиной. А руки? — смотрю на свои ладони и сжимаю кулаки, с неприязнью глядя на ободранные костяшки. — Мне иногда кажется, что кровь уже не смывается. Хоть в перчатках ходи. — Ну и брось все… — Не могу, — решительно трясу головой и сажусь на бампер машины, достав сигареты. — Это деньги, и деньги неплохие. Да и я уже выучился, как все делать без шума. А мелкой нужны постоянно деньги, как она вылезет из своей золотой скорлупы, к которой привыкла? — Загонит она тебя или в тюрьму, или того хуже, — поморщился он и взял из моей коробки сигарету. — Ну и плевать. Главное, чтобы у нее все было хорошо. — Ты чего такой дерганный? — вдруг напрягся Зальцман, пристально посмотрев мне в глаза, вынуждая поднять голову. — Сокол, в чем опять проблема? — До дохера, — сплевываю на траву, передернув плечами. — Изабель опять стала докапываться до Лены, довела ее до истерики. — Ну и пошлите ее в санаторий. Хоть отдохнете от нее. — Я ей деньги предложил, — перебиваю его, поджав губы, — и секс, если она оставит ее в покое. — Да ну тебя, — он морщится, брезгливо поджав губы, — ты не будешь спать с этой шмарой. — Спать не буду. Трахну ее раком так, чтобы она потом не встала, и дело с концами. — Она того не стоит. Не опускайся до ее уровня… — Если она не возьмет деньги, мне придется, — цежу я, зажав между зубами сигарету, — мелкая не должна ее терпеть. Лучше я, чем она. — И все-таки это не вся проблема, — его рука ложится на мое плечо, и я чудом удерживаюсь, чтобы не стряхнуть ее.       Не люблю, когда меня касаются. Разве так трудно понимать такую банальную вещь, как личное пространство? Почему, если кому-то вздумается, он лезет к другому, не думая о том, что ему, может, неприятны его прикосновения? С самого детства я не любил, когда меня кто-то трогает. Это мое тело, моя территория, какого дьявола ты тычешь в меня своими пальцами?! — Лена расспрашивала о сексе, — шиплю я, хмуро глядя перед собой. — Даже скорее о потере девственности. Это намек, Рик? — с болью смотрю на друга, поджав губы. — Неужели она ляжет под своего нового парня? Неужели отдаст ему себя, млять? — А чего ты хотел, — Рик пожимает плечами, — в таком окружении она явно чистой не умрет. Да и жизнь имеет всех, как только может. Естественно, когда-нибудь у нее будет секс. И дай Бог не один. — Просто я не верю, что этот смазливый сосунок сможет сделать все аккуратно. Она заслуживает спокойной первой ночи, а не какого-нибудь траха с воплями и запахом алкоголя. А эта лисица, кажется, так и норовит залезть ей в трусы. — Я вот не понимаю, — мужчина поднимает на меня глаза, — ты трахаешь шлюх, убиваешь людей, участвуешь в боях без правил, а как дело касается Елены, так едва ли не коврик вперемешку с романтиком. Как тебе это удается? — Просто она все для меня, Рик, — делаю глоток из бутылки, бросив сигарету на землю и притоптав ее. — Не дай Бог кто ее пальцем тронет. — Тронет, Сокол, еще как тронет. И не только пальцем. Она должна уметь сама жить, а не находиться вечно у тебя за спиной. Ты не всегда будешь рядом, ты должен это понимать. Ей скоро восемнадцать, а там и университет, и муж, и дети, если удастся. У нее впереди жизнь, самостоятельная жизнь. Прекрати опекать ее. — Да знаю я. Просто я яйца на голову накручу тому, кто сделает ей больно. — Млять, она не монашенка и не в Средневековье. Наш современный мир — дерьмо, и ты не сможешь удержать ее от всего, что в нем есть. В той или иной мере ей придется испытать все краски жизни, и не все эти такие яркие. — Верно ты все говоришь, — выдыхаю я, затянувшись. — Просто дико не хочется, чтобы мелкая сталкивалась с тем дерьмом, которое испытал я. *** — А куда ты все время ездишь?       Почти каждые выходные мы садимся с Еленой в гостиной, набиваем диван вокруг нас газировкой и фаст-фудом, берем джойстики и режемся до тех пор, пока руки не начинают трястись и не слушаться. Только тогда мы сгребаем весь мусор в пакет и идем спать. Или, если совсем вымотались, то валимся прямо на ковер. — О чем ты? — отрываю глаза от экрана, поставив игру на паузу, и поворачиваюсь к Елене, взяв из ее рук Сникерс. — Куда езжу? — Ну вот я и спрашиваю. У тебя постоянно какие-то дела. А возвращаешься после них ты серый. Или как убитый. В чем дело? — Да все нормально, — надо шире улыбаться впредь, — просто устаю. — Но куда ты ездишь? — упрямо цедит она, сверкая глазами. — У тебя есть еще кто-то, кроме Мередит? — Мелкая, — начинаю хохотать и прижимаюсь губами к ее виску, крепко обняв, — ревнуешь, что ли? Я думал, тебе Мередит не нравится. — Не нравится. Но мне еще больше не нравится тот факт, что у тебя не одна девушка, а тысячи. — Ну, так прям много не бери, всего-то пару десятков, — подмигиваю ей, и девушка, закатив глаза, прижимается к моему плечу, тяжело вздохнув. — Дей? — Чего тебе, морковка? — Вот почему у тебя все, не как у людей? — О, а это интересно, — отодвигаю ее от себя и пристально смотрю в ее глаза. — Смотря что ты имеешь в виду под «все» и «как у людей». Поясни. Желательно подробно и аргументированно, как ты умеешь. — Ну, смотри, — она отправляет в рот картофелину и, прислонившись спиной к диване, начинает перечислять, загибая измазанные в масле и соли пальцы. — В твоем возрасте у людей уже есть стабильная, нормальная работа. Ты же работаешь в какой-то непонятной корпорации или я даже не знаю, как это назвать, где типа снимаешься в фильмах и принимаешь участие в фотосессиях. Разве это круто? У тебя должна быть хорошая, престижная работа, чтобы все завидовали. И дело даже не в деньгах, а в уровне. Ты достоин высокого уровня, и это уж точно не статус модели. Дальше — отношения. Я понимаю, что ты называешь себя бабником, но, блин, Дей, ты просто должен найти одну девушку и жить с ней, а не прыгать. Я все помню, что ты там говорил про то, что не хочешь остепениться, но, видимо, ты просто не нашел свою ту самую, как говорят в сериалах. Ну и, наверное, семья. Тебе почти тридцать, а у тебя даже нет ребенка. — Как это нет? — хмурюсь, недовольно поджав губы. — А я был уверен, что есть. — Откуда это? — округляет она глаза, побледнев. — Да вот, сидит, хомячит чипсы в одиночку и не делится со мной, — щелкаю ее по носу, и она, быстро улыбнувшись, мгновенно становится серьезной и бросает в меня пакетом. — Глупый! Я ведь не шучу! А забочусь о тебе! — Да понимаю я, — притягиваю ее к себе и, прижав спиной к своей груди, целую в макушку, — просто это не должно держаться в твоей голове, как проблема, мелкая. Серьезно. Это только мои тараканы, не хочу я ими делиться. — Даже со мной? — Ни с кем. Это касается только меня и моего настоящего. — А как же будущее? — она напрягается, проведя моей рукой по своей щеке. — Неужели ты не думаешь о своем будущем? — У меня будет будущее, если с тобой все будет хорошо, — шепчу я, прикрыв глаза и крепче прижав ее к себе.       Так мы сидим еще какое-то время. Экран выключается, игра, недовольно пиликнув из-за того, что мы забыли о ней, перестает гореть, выключается музыка, и остаемся только мы в наступающей тишине. Она немного успокаивается, прижавшись ко мне всем телом, и я медленно разбираю ее спутанные волосы пальцами, вытаскивая из них сор с пола.       И почему нам нужно куда-то идти, что-то делать, ссориться, зарабатывать, учиться? Почему нельзя просто вот так сидеть с ней и не бояться, что тебя найдут и посадят, или убьют, или еще что-нибудь случится? Вот больше любого момента своей жизни люблю именно эти, когда мы просто сидим с мелкой и молчим, думая о чем-то своим. Иногда тогда я понимаю, что никогда не любил кого-то сильнее, чем люблю ее именно в эту секунду.       А потом, по старинке, ей приходит в голову какая-то дикая идея, и наше спокойствие разбивается, и наступает время чокнутых действий. — Дей! — это чудо резко вскакивает, чудом не уронив меня, и начинает прыгать, каким-то образом умудряясь не помять остатки чипсов. — Я придумала, придумала, придумала! — Что на этот раз? — заранее морщусь, медленно поднимаясь на ноги. — Предупреждаю — больше я лошадью не буду. Я потом даже лежать не мог. — Давай сыграем в прятки! — О нет! — закрываю руками лицо, стараясь спрятаться за диваном, но она наседает на меня, хватая мои запястья и не переставая прыгать. Иногда создается впечатление, что у нее в одном месте реактивный двигатель, который просто не дает мне покоя. Причем ни днем, ни ночью. — О да! — радостно щебечет она, так сверкая глазами, словно в них маленькие угольки. Хотя мне и правда иногда кажется, что у нее бесенята в глазах. — Ну давай! Ну пожалуйста! — начинает канючить брюнетка, строя глаза какой-то анимешки. — Ну Деймон! — Ну Деймон, верно, и что? — усмехаюсь я, пристально глядя на ее мордашку. — Ну ты же меня любишь… — Это не аргумент. — Ну очень сильно же любишь… — Это тоже не аргумент. — Ты же у меня хороший, — она целует меня в нос, — самый лучший, — в одну щеку, — самый умный, — в другую, — самый красивый, — в подбородок, — самый любимый, — в лоб. — Ну давай сыграем, — внимательно смотрю в ее блестящие, такие любящие глаза и понимаю, что не могу сказать ей сейчас, как и в принципе всегда, нет. — Ра-а-а-аз, — многозначительно протягиваю я, и Елена, моргнув, вдруг широко улыбается. — Два-а-а-а-а, — продолжаю я, и она, быстро поцеловав меня в щеку, вылетает из комнаты, чудом не поскользнувшись и не уронив вазу.       Послушно досчитываю до положенной сотни, параллельно доедая все, что у нас осталось, и, размявшись, начинаю ходить по дому. Когда-то я допустил ошибку, показав ей все места, где можно спрятаться, включая антресоли и шкафы. И теперь вынужден проверять буквально каждый угол, чтобы не пропустить ее, а не то это чудо, не желая играть по правилам, решит перепрятаться, и тогда я ее вовек не найду.       Периодически откалываю шутки, надеясь, что она захихикает и я ее найду, но в этот раз она молчит, как партизан, и через десять минут поисков я уже начинаю реально сожалеть, что согласился, потому что мне надоедает залезать под кровати и заглядывать в шкафы, стараясь предугадать, куда она делась. — Блин, Ленк, ты где? — не выдерживаю я, идя по второму этажу. — Я уже устал тебя искать, черт возьми! — она не отзывается, и я закатываю глаза. Ясно, хочет, чтобы нашел. Ну, или нужно признаться, что я сдаюсь. Но тогда минимум неделю придется терпеть ее счастливые подколы о том, что она меня играла в прятки, а это похуже смерти, так что продолжаю искать.       Когда полчаса спустя я окончательно прихожу к выводу, что я проверил все места, где она могла бы быть, паника медленно начинает покалывать в кончиках пальцев, и я, напрягшись, начинаю искать с большим рвением. — Мелкая, ты где? — я понимаю, что, возможно, она вышла на улицу, но это совсем против правил, и она бы так не поступила. И все же… В какой-то момент, когда я прохожу мимо своей комнаты, меня осеняет, и я врываюсь в нее, заранее готовясь орать. Но, увидев ее, замираю прямо в дверях, шумно сглотнув: она стоит возле комода, сжимая в одной руке коробку, а в другой несколько штук презервативов. Бледная, с почему-то красным носом и искусанными, нервно дрожащими губами. — Лен… — медленно подхожу к ней, и она вскидывает на меня испуганные глаза и потом опускает их на резинки. — Это ведь… эти, да? — Они, — киваю, забрав у нее коробку, и убираю ее в комод, поджав губы. — Я ведь просил тебя не заходить в мою спальню без меня, — мой голос почти дрожит, и я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не взорваться. — Я не хотела сначала, — шепчет она, облизав губы, и испуганно косится на меня. — Но потом решила заглянуть, и вот… — какое-то время мы молчим, а потом девушка снова поднимает на меня блестящие глаза. — Они для того чтобы..? — Детей не было, — цежу я, сев на диван с такой силой, что он скрипнул. — Но ведь лучше без них? — осторожно спрашивает она, сев рядом. — Не знаю. Не пробовал, — вру, конечно, но сейчас я так зол на нее, что чудом сдерживаюсь, чтобы не закричать. — Деймон?.. — очередной глупый вопрос, от которого меня сейчас буквально воротит. Так и хочется что-то разбить, чтобы снять напряжение. — А ты… ты когда-нибудь делал женщине больно? — То есть? — вопрос настолько неожиданный, что я на мгновение даже забываю обо всем, повернувшись к ней. — Ну, против ее воли… — ее уши начинают краснеть, и я поджимаю губы. — Ты про то, насиловал ли я женщин? — Угу… — кажется, она сейчас лопнет от смущения. Резко поднимаюсь, сглотнув, и рывком открываю дверь. — Не те вопросы задаешь, Елена, — она вздрагивает от того, как я произношу ее имя, и медленно встает, прижимая руки к груди. — Это не касается тебя никак. — Я просто хотела… — Иди посмотри телевизор, — цежу я, вцепившись в ручку двери до такой степени, что буквально рискую ее помять, — или почитай. Да что угодно. Только выйди из моей комнаты. — Деймон, я… — Выйди из моей комнаты! — рявкаю я, и она, вздрогнув всем телом, вылетает в коридор, пряча от меня глаза. Надо бы успокоиться, пойти за ней, успокоить ее, но не могу. Нервы натянуты, как струны, меня всего трясет, и я, упав на кровать, плотно закрываю глаза. Потом, достав из комода таблетку, запиваю ее припрятанной под кроватью бутылкой бурбона и вырубаюсь.