В твоих руках

POV Деймон       Когда Елена в конце концов уходит — куда? — я умудряюсь немного выдохнуть. Я не знаю, что с нами происходит, но последний месяц ломает буквально все, что у нас только было все эти годы. Меня едва не накрыли, Рик в бегах, Елена встречается со Стефаном, ко мне подкапывается Кэтрин, Мередит становится все навязчивее и ревнивей, отец в кои-то веки вылупился из своего кабинета и то только ради того, чтобы дать мне очередное абсолютно непонятное задание. Хер ли ему нужна Пирс? Кто она вообще такая? Пару часов трачу на то, что стараюсь найти в интернете хоть какую-то информацию о ней, но кроме информации, что она реально была учителем, а сейчас работает соцработником, нет ничего. Но не могла же меня зацепить обычная девчонка? В ней наверняка есть изюм, ну, должен же он, сука, быть там!       Протрахав себе мозги, отбрасываю ноутбук на кровать и, закрыв лицо руками, откидываюсь на спинку кресла, медленно считая до десяти. Говорят, помогает, если ты на взводе. С хера. Ничего, вот вообще ничего. Ни успокоения, ни удовлетворения, ничего.       Спустившись на первый этаж, осторожно подхожу к комоду на кухне и, достав две бутылки, возвращаюсь в свою комнату. Наверняка к вечеру понадобится, с моей-то новой жизнью.       Все никак не могу переварить, что я теперь должен жить в четырех стенах. Я человек активный, не могу сидеть на месте долгое время, да и не хочу. А секс? Самоудовлетворение меня не устраивает, вот никак. Мне нужна нормальная баба, которая будет стонать и кончать, повышая мое эго. И что? Кого мне трахать? Изабель что ли? Если ей что и отвалится, и то при ее согласии больше не выводить Лену, то это полторы минуты раком, не больше. Она шлюха, а с ними по-другому нельзя. Вот и получается, что мне придется воздерживаться хер знает сколько времени.       Нет, гипотетически, я могу вызвать себе шлюху, но это рискованно — а вдруг ее длинный язык рассчитан не только для работы? Мало ли что. Я теперь в полной заднице, мне нельзя делать опрометчивые поступки. Вот вообще никак. Если я не хочу получить в какой-то момент сообщение о том, что какой-то ублюдок схватил Лену и требует выкуп за нее.       Лена… Я не знаю, что я сделаю с тем, кто рискнет ее трогать. Вот насколько я изощряюсь в своих делишках, но все это просто, как говорится, тускнеет и бледнеет по сравнению с тем, что я могу сделать с уродами, тронувшими ее. Какие бы между нами не было размолвки, проблемы и ссоры, у меня никогда и ни за что не будет человека ближе и дороже, чем Гилберт. И я скорее сдохну сто раз, чем позволю с ней что-нибудь сделать.       Именно поэтому я и не рассказываю ей о том, кто я. Не в курсе, значит, в безопасности, хотя бы до поры до времени. Она не должна сталкиваться с тем, через что прохожу я еженедельно. И дело даже не в убийствах, а в том, за что они совершаются и в каких местах. Срать на мой сон, срать на мою жизнь после смерти, если она вообще существует, срать на мою душу. Все, что я делаю, только ради того, чтобы в какой-то момент Елена огляделась и не увидела ни единого черного пятнышка в жизни, пусть это и не совсем правда. Я просто хочу, чтобы у нее была лучшая жизнь. Именно поэтому я против Стефана, да и вообще всех мужиков, которые находятся в ее окружении, потому что пока нет на горизонте персонажа, который был бы достоин ее и мог бы помогать ей по жизни.       В дверь моей комнаты стучат, и я приоткрываю один глаз, зевнув. Умеют же, суки, сорвать глубокомысленные минуты, которые меня порой озаряют. — Деймон? — открывается дверь, и заглядывает Изабель, кусая губы. — Аушки, — помяни дерьмо, вот и оно. Так, кажется, говорят? — Чего тебе, моя дражайшая? — Мы можем поговорить? — Говори. — У меня. — С хер ли? — Пожалуйста, — она оставляет дверь открытой, и выходит в коридор. Естественно, наша королевна свято верит в то, что я, как и другие мужики, пойду за ней следом, послушный, как дворовый пес. Пусть поцелует отца в задницу. Хотя... Бр, даже не хочу это представлять.       Хлопаю дверью, заставив ее вздрогнуть, и скрываюсь за дверью ванной, успев заметить ее изумленное выражение лица. Вот так-то, сучка, подождешь, не для тебя живу.       С наслаждением провожу под душем почти полчаса, включив встроенный в стену приемник, врубив музыку на сотню, и, только закончив все дела, нехотя выхожу из душа, повязав полотенце и кое-как вытерев голову. — Ну? — прислоняюсь к дверному проему ее комнаты, сложив руки на груди. — Чего надо? — Я подумала… — Полезное занятие. Правда, не думаю, что таким людям, как ты, стоит думать. Это рискованно, чревато последствиями. Но давай, рожай, что надумала. — Почему ты так говоришь со мной? — хмурится она, фыркнув, и я едва сдерживаюсь, чтоб не заржать. — А как мне с тобой общаться? В ножки поклониться? Сказать спасибо за то, что ты трахаешь мозги мне и моей семье? Щаз. — За то, что подарила жизнь человека, которого ты любишь.       А вот сейчас я реально охерел. Эта деревянная принадлежность моего отца, оказывается, даже умеет что-то говорить, с намеком на интеллектуальные знания. Охренеть, однако. — А если, пардон, сказать нормальным языком? А то ты, видать, утром поддала немного травкой, а я пока на трезвую голову. Так что прости, не понял, что ты мяукнула, Изабель. — Если бы не я, в твоей жизни не было бы Елены. — А еще хмурого отца, который прячется в кабинете, долгов, постоянного требования денег. И, да, верно, Елены. Только прости, за это я тебя благодарить не буду. Слишком уж я зараза для того, чтобы опускаться для разговора с мебелью. Но, надеюсь, ты позвала меня не только ради того, чтобы я тебя поблагодарил? Иначе ты очень даже зря решила подумать — все равно бессмысленно, как и все, что ты делаешь. — Знаешь, я почти привыкла, что за своей грубостью и сарказмом ты скрываешь неуверенность, так что можешь не изощряться. — Знаешь, — осторожно произношу я, изо всех сил стараясь не заржать, — ты дважды умудрилась удивить меня за последние пять минут. Это почти рекорд. Можешь записать в резюме, может, кто оценит, ведь это охренеть какое достижение. — Я позвала тебя для другого, Деймон, — у, кажется, кто-то на взводе. Как же я люблю доставать людей, Господи. — Я весь внимание, так что вываливай. — Я согласна на твои условия, — напрямик заявляет она, вскинув голову. У меня уходит пару секунд, чтобы перескочить с одной темы на другую, и я медленно вспоминаю наш прошлый разговор, когда я, за спокойствие Лены, предложил ей… — Оу, — протягиваю я, вскинув брови, — что ж, это неплохо. Только ты долго думала, не находишь? — Ты не ставил мне срока, — цедит она сквозь зубы, шагнув вперед. — Самое главное, что я согласна. — И что, я должен прямо сейчас… — Что за условия?       Хера! Не помню, когда в последний раз я так краснею, но меня реально чуть не разрывает на молекулы, когда за моей спиной оказывается Елена с какими-то странными пятнами на лице и лихорадочным блеском в глазах. Так, что-то не так. Вопрос — что. — Елена… — голос Изабель садится, став едва ли не басом, и она закашливается, сглотнув, — ты же, вроде, уходила? — Уже вернулась, — она переводит глаза с меня на мать, и я чувствую себя неловко за такое соседство.       Фак, а что было бы, если бы она пришла минут через десять? Если бы просто вошла? Если бы она увидела? Полбеды, если это сломает ее психику. Мне придется уехать и, видимо, застрелиться где-нибудь в канаве, чтобы меня даже не нашли. — Так в чем дело? — иногда у нее взгляд становится таким же холодным, как у меня. Научилась, млять. Ежусь, поправив полотенце, о котором я уже начисто забыл, и стараюсь выдавить улыбку, лихорадочно соображая. — Все в порядке, детка. Твоей матери нужна была помощь на работе, и она обратилась ко мне. Ну, а я поставил очень непростые условия, и она сейчас все же согласилась. — Что за условия? Что за работа? — и зачем я ее этому всему научил на свою голову? Протираю глаза и, взлохматив волосы, снова улыбаюсь, стараясь успокоить нервы. — От любопытства кошка сдохла, знаешь такое? Не лезь во взрослые проблемы, идет, мышонок? — Но почему я не могу знать? — Елена поджимает губы, явно планируя обижаться, и я сжимаю челюсти, ненавидя себя за то, что приходится врать даже по такому пустяку. — Или это что-то плохое? — Просто поверь, дорогая, — Изабель подходит к ней и легкой целует в висок, от чего меня едва ли не выворачивает, — это касается работы, которая тебе не интересна. Ты же никогда не интересовалась, чем я занимаюсь. — И Деймон тоже, — она пристально смотрит на меня, и я каким-то чудом умудряюсь сохранить непроницаемое выражение лица, глядя на нее максимально спокойной, — а здесь почему-то заинтересовался. — Деньги никогда лишними не будут, — отзываюсь я, стараясь не думать о том, как я представляю наше дело. Словно я собрался спать со своей мачехой за деньги. Брр. — Не переживай, мелкая, все в норме. — Хорошо… — она делает паузу и с сомнением продолжает, — может, ты тогда хотя бы оденешься? — А вот это дельное предложение, — облегченно киваю, словно я выполз из-под скалы на свет, — пожалуй, я приму его. Миль пардон, — целую ее в лоб и выхожу в коридор, испытывая такое облегчение, что хочется сделать колесо. Правда не уверен, что это стоит делать в полотенце и на лестнице. ***       Приведя себя в порядок и надев свою любимую черную рубашку и джинсы, делаю несколько глотков бурбона, спасая взбунтовавшиеся нервы, и начинаю медленно слоняться по дому, заранее подыхая от скуки. На неделе Лена еще и учиться будет до трех, и, кажется, мне грозит смерть от скуки. Скучная смерть. Боже.       Мелкая закрылась в своей комнате, буквально прилипнув к мобильному, обзванивая, кажется, всех своих подруг по несколько раз. Уже не знаю, что там у нее случилось, но со мной она делиться явно не хочет. Хотя, если честно, я сейчас немного не в духе, чтобы выслушивать, как она гуляла со своим Святым Стефаном. Фу-фу.       В какой-то момент слышу странные звуки на первом этаже, очень похожие на стук каблуков. Так, Изабель явно спит, Лена говорит по телефону, отец не настолько в маразме, чтобы носить каблуки, значит… Спускаюсь вниз по лестнице, стараясь придумать, что я буду делать с незваной гостьей. И это при том, что я понятия не имею, кто это.       Ну охренеть! — Кэтрин? — замираю на нижней ступеньке, и шатенка, резко развернувшись, улыбается, а потом замирает, нахмурившись. — Почему ты здесь? — Могу задать тебе точно такой же вопрос, — подхожу к ней, пристально вглядываясь в ее коньячные глаза, — только мой вопрос будет более правилен, чем твой, так как я тут живу. — Просто я слышала, что ты уехал, а меня стало поджимать начальство с предложением, и я пришла поговорить с твоим отцом. А внизу было открыто, я звонила, никто не пришел, поэтому я зашла. — Мелкая… — недовольно фыркаю, закатив глаза, — одна мура в голове. — И все же? — она вскидывает брови. — Я же слышала, что ты вроде как уехал. Я, если честно, хотела даже обидеться. — За то, что не предупредил, или за то, что не позвал? — насмешливо щурюсь, и Кэтрин широко улыбается, наклонив голову набок. — И за то, и за то. — Не стоит. Что ж, — оглядываюсь и, сжав ее локоть, провожу в гостиную, — дело в том, что у меня небольшая проблема, — она выгибает бровь, и я фыркаю, — ладно, большая. Очень большая. И теперь как можно больше человек должны быть уверены в том, что меня нет в городе. — Но ты мне рассказал, — поджимает шатенка губы, и я нервно киваю. — Ты что, доверяешь мне? — Как ни странно — да. Хотя не особо верю девушкам после трех встреч и неудавшегося секса. Это чревато последствиями. Но в любом случае да, я тебе доверяю. — Но что ты такого сделал? — Пирс кусает губы, нахмурившись. — Почему ты должен… скрываться? Это что-то плохое?       Пару секунд смотрю на ее пухлые губы, грудь, которая очень аппетитно смотрится в этой полупрозрачной рубашке, из-под которой виднеется белье. И да, я уже говорил, что от нее пахнет так, что встает буквально за минуту? — Неа, — выдыхаю я, шагнув к ней, — кое-что плохое я хочу сделать. С тобой. Сейчас. И желательно долго. Можно всю ночь.       Она замирает, облизав губы, и, едва дыша, изучает мое лицо. С каждой секундой ей становится все тяжелее дышать, я вижу, как вздымается ее грудь, и в итоге у нее что-то меняется в глазах. Но прежде, чем я успеваю что-либо сказать или сделать, она отталкивает меня к шкафу, прижимая к нему, и, буквально порвав к херам мою, сука, любимую рубашку, накидывается на мои губы, обхватив руками за шею.       Срань господня. Ее руки просто бешено скользят по моей груди, и от ее уверенности мне сносит крышу, окончательно. Запускаю язык в ее рот, ловя ее сдавленный стон, и, сжав ее ягодицы, сталкиваю коленом все с комода, не заботясь о сохранности, усаживаю на него Кэтрин. Она откидывает голову, подставляя шею под поцелуи, и я, сдернув ее рубашку не очень аккуратно, если честно, накидываюсь губами на ее грудь, терзая через ткань кружевного белья. Девушка запускает пальцы в мои волосы, прижимая ближе к себе, и я расстегиваю ее штаны, не переставая покусывать покрытую мурашками шею. — Кажется, нам нужно немного переместиться… — страстно шепчет она мне на ухо, прикусив мочку уха. Млять, я же порву ее! — Кто против?.. — выдыхаю я, стараясь оставаться в сознании. Вообще-то я бы мог трахнуть ее хоть на этом столе, если бы не риск, что… — Упс… — Кэтрин слабо выдыхает, прикрывая руками грудь, и я, проследив за ее взглядом, вижу в дверях Елену, которая смотрит на нас округлившимися глазами, которые нереально выделяются на бледном лице.       Пару секунд смотрю на нее, стараясь придумать, как бы разрядить обстановку, пошутить, что бы сказать, чтобы сгладить ситуацию, но в паху уже нестерпимо больно, и поэтому я, тупо послав все, хватаю Кэтрин за руку, таща ее за собой на второй этаж.       Не знаю, как мы не выламываем дверь моей комнаты, потому что наваливаемся мы на нее всем весом. Захлопнув ее ногой, одним рывком сбрасываю на пол лифчик Пирс, сломав, кажется, замок, и, подталкивая ее к кровати, прикусываю ее напряженные соски, оставляя на них засосы. Она стонет мне на ухо и, упав на кровать, притягивает к себе, обвив мои бедра ногами.       Не помню, как мы избавляемся от одежды, потому что все, что существует для меня в эти секунды, это запах и вкус ее кожи и ее стоны, которые просто рвут мои ушные перепонки, когда я прижимаюсь губами к ее промежности, жаля языком воспаленную кожу. Она мечется подо мной, карябая мою спину и выгибаясь дугой, пока я, грубо раздвинув ее ноги коленом, не вхожу в нее до упора, рискуя порвать ее к чертям. Кэтрин вскрикивает так, что у меня начинает все звенеть в ушах, и я вообще теряюсь в пространстве, пока она не начинает двигаться навстречу мне, прикусив мою нижнюю губу.       Резко перевернув, начинаю насаживать ее на себя, грубо, ловя ее рваные стоны. Ее аппетитная грудь подпрыгивает от толчков, и я, резко сев, вонзаю пальцы в ее ягодицы, накидываясь на ее соски, снова и снова сжимая их зубами и затем лаская языком.       Она кончает, снова оглушив меня самым страстным стоном из всех, что я когда-либо слышал, и снова прежде, чем я успеваю что-либо сказать или сделать, толкает меня на кровать и, скользнув вниз по моему телу, обхватывает губами мой член, доводя меня до разрядки.       Кажется, я в раю.