Дурак и семёрка бубен

— Скажи, они тебе ещё не надоели? — я сидел напротив Влада, но решительно ничего не слышал, кроме зажигательных мотивов «Outasight», бьющих по мозгам, а оттого ещё более шикарных. Фраза собеседника дошла до меня исключительно по движению губ, поэтому я, слегка тормозя в процессе, всё же перестал мучить карты и вынул наушник из левого уха. — А они тебе не надоели? — я бросил выразительный взгляд на разбросанные вокруг парня карандаши и скомканные листы бумаги, нарочно передразнивая: копируя интонацию, грызя воображаемый карандаш и качаясь так, как он это делает во время «творческого процесса». Влад ответил весьма красноречиво. Средним пальцем, с недавнего времени укороченным ровно на фалангу. Наш диалог кончился, едва успев начаться. Мы не ладили никогда, и это было очевидно абсолютно для всех. Впрочем, мы не всегда были дружелюбны друг к другу именно в такой степени. Раньше мы просто дрались. И именно в одной из таких драк он получил своё «боевое ранение». Спросите меня «Какого хрена вы делаете в одной комнате?»? Я отвечу: мы работаем. Удивлены? Невероятно, но факт: мы — напарники. Нас заставили работать вместе, а если быть более точным, мы сами обрекли себя на это. Будучи старыми знакомцами, разделяющими одно увлечение на двоих, мы, как и подобает величайшему из законов (закону подлости), подписали договор о совместной работе с одним «работодателем» год назад. И да, работодатель именно в кавычках, ибо он — сущий дьявол. Хотя нет, не так, «сущий» с двумя «с». Я увлекся и понял это только сейчас, когда, и без того держащаяся на одном честном слове, дверь, в прямом смысле слова впечаталась в стену. Так в нашу скромную «обитель» входит только он. Козёл, заставивший нас поставить роковые подписи. — Карикатуры свои опять царапаешь? Я тебе за что деньги плачу? Если следующее выступление через месяц, это не значит, что класть можно уже сейчас! — лист остался на месте и, что удивительно, Влад тоже. Это было странно хотя бы потому, что мало кто отваживался вести себя так, когда над душой, согнувшись в три погибели, пыхтел самый натуральный шкаф, который, без преувеличения, мог бы одним ударом вбить тебя в землю по самые уши. — Я работаю с картами. Вы видите у меня карты? — как-то слегка заторможено, выдал парень, медленно переводя взгляд с рисунка на меня и с меня на начальство. Колода в моих руках застыла, только собравшись развернуться веером. — У тебя других фокусов в кармане нет, да? — насупившись, буркнул я, почувствовав, что на меня собираются перевести стрелки. Начальник тут же понял, что запахло жареным, и, если честно, я не горю желанием описывать подробно речь нашего «Ссущего Дьявола»: слишком много мата и мало эстетической составляющей. Суть очевидна: мы капризные идиоты, которым он, купи хоть сто колод, найдут, что не поделить в этой жизни. Далее, он, как-то комично топая ногами, в неуправляемом заносе понесся за дверь, сметя по дороге и без того перекошенный столик. Напоследок извергнув гневную матерную тираду с эпичным завершением «Вычту из зарплаты», он хлопнул дверью, да так, что мне аккурат на макушку посыпалась мелкая штукатурная пыль. — Дай. — Тихо приказал рыжий, видимо, думая о том, что я сам подам ему карты. — Они мне нужны, слепошарый. Я сто лет их в руках не держал, — с минуту подумав, я добавил, — и если не хочешь снова заработать себе производственную травму, то скажи «пожалуйста» и подойди ко мне сам. — Чёртов сукин сын, дай карты, или я вырву их вместе с руками. — Влад не кричал никогда и меня это пугало больше всего. Сейчас он тоже не повышал голоса, но его интонация ясно давала понять о том, что он не шутит. Вынутый из-за уха остро наточенный карандаш, готовый отправиться в увлекательное путешествие промеж глаз, — тоже. Я сдался только потому, что хотел остаться целым хотя бы частично. Слишком много слышал об этом маньячине и его заслугах. Молча перетасовав колоду, я идеально выверенным движением выпустил её в полёт до противоположного конца комнаты в руки собеседника, не без наслаждения наблюдая за тем, как они ложатся в раскрытую ладонь чётко друг на друга рубашками вверх. Он пересчитал и, тихо выругавшись, снова посмотрел на меня. — Где семёрка бубен? — Влад обреченно вздохнул. Похоже, мысль о том, что со мной-идиотом придется провести в комнате ещё больше десяти секунд, его убивала морально. Я не ответил, но мгновенно застыл на месте, задумавшись. Чёрт, а правда…где? Ответ пришёл неожиданно. — В альбоме у себя посмотри. — вскинув бровь и тем самым как бы задав вопрос из разряда «Ты серьезно?», он лениво потянулся, но альбом перелистал. Оттуда выпала вышеупомянутая карта. Вместо "спасибо" я услышал лишь шуршание вновь целой колоды и тихую витиеватую ругань. Он не задал мне вопроса о том, как эта карта попала туда, так как мы оба знали ответ. Почему-то эта карта была его любимой, была чем-то вроде талисмана. Была всегда при нём. Проблема была лишь в том, что колода была одна на двоих, поэтому я давно смирился с тем, что карт не пятьдесят четыре, а пятьдесят три. Спорить и отбирать её не хотелось так же сильно, как не хотелось тратить нервы на всякую чепуху. Что-то бурча под нос, он зашвырнул неоконченный рисунок в комод вместе с карандашами. Я молча наблюдал за этим действом, зная, чем займусь в ближайший час. С нетерпением ожидая новой порции штукатурки на голове, я для вида нацепил наушники и демонстративно сел в ту позу, в которой обычно познавал дзен через мозгомесительную «симфонию ужаса». — Не прокатит. — Что? — Музыку включи, болван. — на прощание выплюнул он, и я наконец остался один. Тут же я сорвался с места и как ошалелый помчался к этому самому комоду. Эстет во мне пел, а руки тряслись так, что мне не удалось с первого раза ухватиться за круглую полированную ручку. Я не раз проводил этот ритуал «поклонения», но в душе холодело каждый раз, когда альбом попадал ко мне в руки. Если бы Влад увидел, что я копаюсь в его вещах, да ещё и лезу в его святыню, то он был бы в бешенстве, я уверен. Хотя, несомненно, у меня было подозрение в том, что он всё знает и нарочно поддерживает мою зависимость в его творчестве, даже несмотря на то, что я мастерски заметаю следы своих маленьких преступлений. Чёткие тонкие линии, идеальная светопередача и динамика, рельефность — из-под его руки выходили истинно шикарные работы. Задвинув комод, я уселся на его место, захватив с собой карандаши. Сам не заметил, как наушники полетели в сторону. Я был очарован тем, что даже карикатуры его отличались фотографической точностью, и это приводило в некое состояние эйфории. Сегодня их стало на три больше. На одной был наш возлюбленный «Ссыкун», вторая была крайне пикантного содержания: в ней принимали активное участие две наши девочки-ассистентки, Алина и Катя. На третьей был он сам в костюме шута с картой дурака в зубах. Почему-то я был удивлён. Я ожидал увидеть себя. Когда я начал перелистывать альбом, самые изящные и замысловатые слова самопроизвольно покинули голову, оставив лишь восторженное «Ы-ы-ы-ы, улёт». Я был поражен увиденным. Наверное, час меня не было в реальном мире. Я утонул в сочных красках, позволяя плавным линиям увлекать всё глубже в замысловатое содержание нарисованного. Пальцы сами собой скользили вслед за ними по шероховатой поверхности акварельной бумаги (почему-то он рисовал именно на ней), по изящным изгибам женских обнаженных тел, по чётким, почти острым контурам лезвий мечей и топоров скандинавов. Я знал, что совершу ошибку, и я её совершил, неаккуратно перевернув страницу и порезавшись о край листа, — таки спалился. Бледная красная полоска осталась на углу, когда я опустил её и понял, что вижу… себя. Это казалось почему-то комичным невозможным. К тому же, это не было карикатурой. Но на рисунке был изображен рыжий жилистый пацан в красной толстовке, тасующий колоду карт. Он был в наушниках, а ещё он был патлатым, поэтому сомнений не оставалось. Я впал в оцепенение на долю секунды, ведь на рисунке передо мной лежала карта, семёрка бубен, чётко на клетчатом листе с коротким, но ясным содержанием «Я всё знаю». — Фокус-покус. — выдавил я перед тем, как дверь с тихим скрипом открылась.