Рюмка коньяка дождливым вечером

К удивлению Красовского-младшего остаток среды прошёл если не замечательно, то очень приятно. Они позавтракали в кафе с самыми вкусными круассанами, потом долго гуляли в парке, пользуясь хорошей погодой. Отец, не давя и задавая наводящие вопросы, постепенно вытащил из Никиты всю историю их отношений. Правда, омега ни слова не сказал о том, как именно он уговорил Протасова провести с ним течку – слишком унизительно это было. А Владимир пришёл в ужас от того, насколько сильно были связаны эти двое. Его мальчик так говорил об Истинном, что глаза сияли, голос становился ниже и бархатней, а на щеках появлялся намёк на румянец. Но стоило только Нику вспомнить, что альфы с ним нет, всё менялось, и сын становился тенью себя самого. Если Жора сегодня не появится с новостями, то впору везти наследника в больницу и привязывать к кровати – во избежание, так сказать… Красовский-старший уговорил наследника на обед в тихой пиццерии и внимательно проследил за тем, чтобы салат и паста были съедены. Потом они разговаривали обо всём на свете и снова гуляли, уйдя уже довольно далеко от дома, так что возвращаться пришлось на такси. Пока Никита принимал душ, отец не выдержал и набрал телефон Полетаева: - Георгий, ты его нашёл? - Владимир Константинович, сегодня вечером я собираюсь идти в один бар, кажется, именно в нём Протасов работает. После разговора с ним я позвоню. - Жора, только не дави! Он может быть неадекватен… Истинные в разлуке плохо контролируют себя. Что ты о нём ещё узнал? - В прошлом – каратист, сейчас поддерживает форму. История болезни сына – правда. Его бывший муж вышел замуж и уже троих детей родил. У альфа-отца Протасова больное сердце, его омега-отец больше всего боится инфаркта супруга. Ну, и ещё всякие мелочи вроде выброшенного на свалку диплома с отличием, продажи квартиры за полцены и купленного подержанного Харлея. Ничего особенного. - Будь осторожен, он может быть опасен. - Я всегда осторожен. И в трубке раздались короткие гудки. А Владимир принялся взбивать яйца для омлета, сына надо покормить. У Красовского-старшего не было другого способа действовать, только отвлекать Никиту от мыслей об Алексе. Поэтому он предложил после ужина посмотреть кино, но Нику было настолько всё равно, что он не возражал. Его организм требовал покоя, омега хотел забиться куда-нибудь в тихий и тёмный угол, и чтобы никто его не трогал. Но Владимир не дал сыну такой возможности, он нашёл канал с интеллектуальной викториной и почти силой заставлял своего мальчика реагировать. Красовский-младший морщился, отмахивался, но всё-таки иногда отвечал. И даже был рад, когда никто из игроков на экране не смог дать правильный ответ, а он с лёгкостью выдал нужную информацию. Но чем ближе подходило время к ночи, тем Ник становился молчаливей и отрешённей. И отец нерешительно спросил его: - Ты сможешь спать один? Никита вздрогнул, ему стало неловко, словно ему три года, и он прибежал в спальню к родителям во время грозы. - Конечно, - твёрдо ответил он, хотя никакой уверенности не чувствовал. Владимир, кажется, всё понял, но возражать не стал. Дождался звонка своего безопасника, сильно разочаровался результатом, но убедил себя, что попытается завтра сам переговорить с упрямым Истинным. А потом просто оставил открытой дверь в свою комнату и внимательно прислушивался к происходящему в спальне сына. Долго было тихо. Около полуночи Красовского-старшего разбудили какие-то звуки. Он открыл глаза и прислушался. Ник стонал, словно от боли. - Мальчик мой, - кинулся к сыну отец, на ходу натягивая халат и завязывая пояс. Никита бился в сжимающих его путах кошмара и не мог вырваться. Он стонал, скрипел зубами и метался по кровати. Бессильные слёзы заливали искажённое лицо. Владимир бросился на постель и стиснул Ника в объятиях, шепча в самое ухо: - Я тут, я с тобой, всё хорошо, родной, это только сон… Наконец омега перестал метаться, и послышался его тихий голос: - Папа? У отца так защемило в сердце, что на глазах выступили слёзы. Он мягко поправил: - Это отец, сынок. - Папа, - словно не услышал Никита. – Я умру без него. Я так его люблю… Нет, даже не так, это другое… Я без него не могу, как не могу без дыхания. Пап, что мне делать? И Ник заплакал – тихо и безнадёжно. Душа Красовского-старшего разрывалась от боли и бессилия помочь. Только и смог, что прижать своего мальчика к себе покрепче. - Мы найдём его, родной. И заставим хотя бы поговорить с тобой. Он же должен понимать, что связь Истинных нельзя разорвать по желанию, одним щелчком пальцев. - Не надо, папа. Он меня не любит, я ему не нужен. Навязываться я не хочу. В конце концов, омега я или кто? – Никита немного успокоился и затих. - Но поговорить вам всё-таки нужно, сынок. Я всё ещё надеюсь, что вы сможете наладить отношения. - Нет. Пап, ты не понимаешь… - Ник отчаянно вздохнул и спрятал лицо на груди отца. – Он ведь даже не захотел меня в течку… Я его купил. - Что?! – едва не задохнулся Красовский-старший. - Да, я пообещал отдать в благотворительный фонд половину наследства папочки Антона, если он проведёт со мной течку. Он после смерти сына все свободные деньги перечислял в фонд помощи детям с онкологическими заболеваниями. - Боже!.. – Владимир даже не знал, как реагировать. - Знаешь, сколько стоит операция по пересадке костного мозга для ребёнка? – продолжал Никита, словно в горячке. – От шестисот тысяч до двух миллионов. Так что я купил около десятка таких операций. И всего на четыре с половиной дня получил своего Истинного к себе в постель, - горько закончил Ник. Слёзы у него закончились, осталась только глухая тоска. - Родной мой, давай спать, - заботливо сказал отец и попытался уложить сына на подушку, - тебе надо отдохнуть. - Нет! – воскликнул омега. – Останься со мной, папа. Я не могу один… - Хорошо, я лягу с тобой. Они устроились рядышком, альфа обнял свою кровиночку и тихонько шептал какие-то глупости. А Никита лежал, вдыхал родной запах отца и думал, что у него есть, для кого жить. Даже если у них с Лёшей ничего не выйдет… А Алексей едва смог дотянуть до конца смены. Ему было совсем худо – нервная дрожь, головная боль, тошнота и головокружение никуда не делись. Хуже того – усилились. И, наклонившись к крану углекислоты, чтобы – как обычно – перекрыть его на ночь, альфа просто рухнул без сознания. Работавший сегодня вечером Илья ещё оставался в зале и примчался на грохот. Он смог оттащить немаленькое тело бармена на диван в углу и вызвал «скорую». Машина приехала уже через 10 минут, Протасов только-только пришёл в сознание. Он тупо смотрел на посторонних вокруг него, которые что-то говорили и зачем-то его раздевали, и абсолютно не понимал, кто эти люди в синем, и что им нужно от него. Мало того, он практически ничего не слышал из того, что ему говорили. Его бил озноб. Врач-бета быстро измерил давление и пульс и кивнул фельдшеру: - Давай кардиограф. И тут же обратился к официанту: - У вас найдётся одеяло или что-то вроде того? - Есть скатерти банкетные… - Несите несколько сразу. Пациента нужно согреть. Пока Илья бегал за заменой одеялам, врач снял кардиограмму. Долго изучал бумажную ленточку, ещё раз пощупал пульс и выдал, обращаясь к Алексу: - Когда вы в последний раз ели и пили? Алексей уже начал немного соображать, но сил не было, и он прошептал: - Я ел... – и вдруг понял, что не знает, когда именно это было. – Не помню… - А что помните? - Сегодня утром кофе пил… - так же тихо отозвался пациент. - Это не еда! – отрезал врач и повернулся к Илье. – У вас кухня есть? Заварите некрепкий сладкий чай. Нужно не больше стакана. Официант кивнул и бросился к ещё не ушедшему шеф-повару, который тоже волновался за бармена. Вместе они соорудили нужное питьё за считанные минуты. Мысль о том, что Алексей упал в обморок от голода, у обоих вызвала настоящий шок.