***
— Знаешь, в моей голове я всегда рисовала эту картину, как романтичную. И в ней явно не прорисовывалось никаких левых представительниц женского пола. Единственной допустимой была я. И в ней я играла роль далеко не носильщика, — причитала я, заплетавшимися ногами волочась по скверу и придерживая за тощие бёдра одну напившуюся в хлам коалу, что повисла на моей спине, как на бамбуке, мирно сопя в две дырочки и, чувствую, обслюнявив мне плечо белого рукава вязаной кофты. Конечно же, мне ничего не ответили, я ведь сама с собой разговариваю. Надо ведь как-то отвлечь себя от неправильных мыслей. Одинокая, немножечко подшофе молодая привлекательная женщина с не менее молодой, но далеко не под «немножечко» миловидной подругой гуляет по ночному Сеулу, одна, ибо от балласта на спине ждать помощи равносильно махать бананом перед мартышкой в надежде, что та перестанет бросаться какашками, и вдобавок не в состоянии не то что дать должный отпор, а элементарно убежать — с сорока пятью килограммами сверху далеко не убежишь. Не женщина… и нечто пьяненькое, а мечта любого насильника. Бери — не хочу! — Святые угодники, что ж ты такая тяжёлая-то, Ким Нора?! — я приподняла подругу, поудобнее обхватив её под коленками. В руках её болтались белые босоножки на невысоком каблучке, и зачем только принаряжалась, прекрасно осознавая, что нахрюкаешься до потери пульса? Кого ты этим хотела соблазнить? — Чем тебя таким там откармливала твоя нерадивая семейка? Военным питанием в полевых условиях, что ли? Не ровен час, обзаведусь сколиозом. Ядрёна вошь! — Не сметь!.. — воскликнуло нечто пьяное прямо над самым моим ухом, да так, что будь я на шестом месяце беременности, родила бы незамедлительно, причём двойню, и даром, что ожидался бы один. — Ругаться… ик! Матушка не одобрит. — Интересно, если я оставлю её здесь, а завтра утром заберу, это ведь ничего? — у самой себя поинтересовалась я. Как не поговорить-то с умным человеком, в то время как неумный, сладко причмокивая, примостился на моём плече. — Ничего-о-о-о, — сонно протянула пьянчужка. — Иного я не ожидала, — горестно вздохнула я, неся на своих плечах тяжёлую ношу, и это не аллегория.***
Прислонив девичье стройное тело к обшарпанной стенке, которое так и норовило осесть на грязный пол и распластаться на нём, я, позвякивая связкой ключей, искала нужный, дабы отворить железную дверь в свою обитель. На шум, воспроизводимой моей проспиртованной собутыльницей, а именно душещипательные слезливые истории о потраченной впустую на какого-то козла молодости, прекрасной поре юности, которая завяла так же, как её аленький цветочек, — пожалуй, обойдёмся без уточнений, что она конкретно подразумевала под этим эпитетом! — вышел мой молоденький смазливенький студентик-соседушка, проживающий в квартире напротив, которого я ласково именую Гукки, ибо он такой хорошенький, что при одном взгляде на него, при одной такой его искренней приветливой улыбочке, мягком, но не лишённом мужественности голосочке и подкаченном теле, которое я случайным образом подглядела единожды, я млею, как последняя сучка. Нет, это не влюблённость и уж тем более никакая не любовь, у меня просто давно не было секса. На голодуху, как говориться… Не ровен час, ещё поймаю себя на рукоблудии за мыслью о нём. Так, нуна, не иди на провокацию у своих гормонов, он несовершеннолетний, а статья за совращение грозит от условного до пятнадцати лет лишения свободы, впрочем, у нас же есть достигшие возраста согласия… — Здравствуй, нуна, всё в порядке? — вам может показаться это странным, но вопреки нежеланию большинства девушек называться нунами по той причине, что это не позволяет им называть своих парней оппами, я просто фанатею оттого, когда этот мальчик называет меня так. В этом его таком невинном и искреннем «нуна» я читаю такое желанное «трахни меня, пожалуйста!» в то время, когда он без задней мысли подразумевает именно нуна, то есть, старшая сестра. Впрочем, я бы не отказалась иметь такого младшенького братика. И да, прошу заметить, глагол «иметь» я мысленно использовала сразу в двух значениях. Мне срочно нужно обзавестись бойфрендом. Ибо отсутствие секса явно даёт о себе знать, не ровен час — и в каждом слове этого мальчишки я буду слышать только предложения неприличного характера, на которые с превеликим удовольствием отзовусь. — Не совсем. Видишь рядом леди? — на мой вопрос студент лишь утвердительно кивнул, проследив за моим взглядом, после чего перевёл недоумённый на меня, явно мысленно вопрошая: «И что дальше?» — Так вот, леди немножечко подшофе… — Совсем щють-щють! — в знаке «Окей» не примкнула вставить своё «Я» пьяница. — Кхм… да, совсем чуть-чуть, — подтвердила я, успев вовремя среагировать и приобнять брюнетку за талию, пока та не встретилась лицом к лицу с холодным полом, о поцелуе с которым грезит вот уже на протяжении нескольких минут нашего пребывания на лестничной площадке. — Не затруднило бы тебя открыть мне дверь, ибо с этим, — указала я взглядом на обустроившуюся на моём плече, — сделать это крайне затруднительно. Я вопрошающе воззрилась на молодого человека в надежде, что он не откажет даме в помощи и мне не придётся торчать здесь до следующего пришествия, ибо алкоголь из головы Ким Норы, чую, выветрится не намного раньше, чем оно нагрянет. И не прогадала. Мой же ты хороший! Гукки без лишних вопросов принял ключи, протянутые мной, и ненавязчиво, по чистой случайности прикоснулся своими такими холодными тонкими музыкальными пальцами к моим, немного влажным и горячим, отчего по спине пробежался табун мурашек. От одного только, мать вашу, ненавязчивого прикосновения, не продлившегося и пяти секунд! Я взглядом маньяка следила за тем, как его пальцы, такие красивые, аккуратно обхватывают ключик и с лёгкостью вставляют в замочную скважину, несколько раз переворачивают его и с характерным щелчком открывают замок. За этим зрелищем я невольно поймала себя на мысли, что облизываюсь, как какая-то похотливая шлюха, в объятьях которой (и ещё кое-где) вот уже давно никто не бывал, и оттого она, заприметив более-менее пригодный объект для совокупления, точно кошка в весенний период, подаёт невербальные знаки внимания. Минуточку, что значит «точно»? Я, конечно, не шлюха, но если это позволит мне хоть одним пальчиком прикоснуться к девственному (девственному ли?) крепкому телу, я готова побыть ей сколько на то потребуется. Парень,повернулся ко мне как раз к тому моменту, когда я успела запрятать свой шаловливый язычок — ещё чего доброго, не хватало ему ещё лицезреть, как какая-то баба слюни на него пускает, — быть может, кем-то подобное и будет одобрено и вполне приветствуемо, но только не моим непорочным мальчиком, в невинности которого я не сомневаюсь ни на секунду. В невинности души, по крайней мере, если с телом всё окажется несколько иначе вопреки моим ожиданиям, впрочем, в последнем я не сильно расстроюсь — люблю мужчин с опытом. Подумает ещё, небось, что я педонуна какая-нибудь, и следующим же утром отправится прямиком не в университет, как обычно, а в полицейский участок, где накатает на меня заяву, которая будет приблизительно следующего содержания: «Такая-то такая гражданочка, такой-то такой даты рождения, проживающая по такому-то такому адресу, домогается меня, такого-то такого гражданина, такой-то такой даты рождения, проживающего по такому-то такому адресу. Прошу принять меры и т.п. и т.п.» И всё! К обеду этого самого следующего дня меня почтут своим визитом мужчины, которых в моей обители безбрачия не наблюдалось вот уже несколько месяцев. В следующий же миг они без всяких прелюдий, как я и люблю, грубо нагнут меня, предварительно исследовав все участки моего тела на наличие ненужных для этой роли игрушек для лиц старше девятнадцати. После чего, во избежание сопротивления правоохранительным органам — о право, и мысли не было, если только того не требует ролевая! — скуют мои запястья наручниками, крепко-накрепко, прямо до покраснений и зуда. И в конечном итоге мы всей дружненькой оравой окажемся в душной машине с запотевшими окнами на пассажирских сидениях, разгорячённые и раззадоренные, где я, зажатая между двумя зрелыми мужчинами, настолько явственно смогу ощутить запах их тел и неистовое желание… желание поскорее смотаться из этой парилки. И только там, в полицейском участке, я испытаю поистине невероятный экстаз, запертая в обезьяннике, в обществе путан и бездомных. О-о-о-о… — Нуна! — ДА?! — как-то слишком возбуждённо. — Давай помогу, — немного опешивший от такой реакции Чон Чонгук поспешил присоединиться ко мне и, став по правую сторону от Ким Норы, перекинул её руку через своё плечо, я же проделала тот же манёвр, только с левой рукой подруги, после чего мы дружненькой компанией прошествовали в мою квартиру и, не разуваясь, направились прямиком в сторону гостиной, на мягкий некожаный диван, куда и водрузили бездыханное тело. Я тотчас же принялась накрывать спящую красавицу тёплым цветастым пледом, оказавшимся под её боком, раннее аккуратно сложенным, пока предмет моего вожделения не без интереса разглядывал скромненькую обстановку моей жилплощади. Вещей здесь было немного — только всё самое необходимое, поскольку переехала я сюда тремя месяцами ранее, да и, признаться, мне многого для счастья и не надо, — хотя занавески новые прикупить не помешало бы! — и вообще, я приверженка минимализма в интерьере, не терплю ничего лишнего. «Ты бомж, который не может позволить себе даже занавесок!» — невольно вспомнились слова мамы, а потому и появилось навязчивое желание прикупить такой необходимый для уютной обстановки атрибут для её же спокойствия — не моего! — Миленькая девочка. Ты? — указал он взглядом на фотографию в круглой золотистой рамке, на которой была запечатлена маленькая десятилетняя девочка с измазанным в ванильном креме носом и с красным бантом на голове, придерживающая одной рукой мороженое, а другой сжимающая морщинистую ладонь, стоящего по правую от неё сторону седовласого мужчины преклонных лет. Дедушка! Что-то невольно кольнуло в груди, когда я мысленно вернулась в то время, такое беззаботное и далёкое детство, когда все были счастливы. Когда мама с папой были ещё вместе и безумно любили друг друга. Когда дедушка был жив… — Я. Не похожа? — улыбнулась, отгоняя непрошеные мысли прочь. — Да нет… похожа. Очень. Всё такая же красивая и миленькая! — теперь настал мой черёд удивляться. Это что же получается, он мне сейчас комплимент сделал? Мне? Значит ли… кхм… значит ли, что я ему симпатична? Я уже не говорю о «нравлюсь». Или это просто элементарный способ сделать человеку приятное? — Может, чаю? — не нашлась ответить ничего более вразумительного на сомнительный комплимент я. — Я… я не думаю, что это очень хорошая идея, нуна, — замялся парень, отчего-то покраснев. Интересно девки пляшут, это каким таким чаем его поют, что он отказывается от моего вполне приличного предложения? Приличного! Ну конечно! Он что, подумал, что я предлагаю ему тот самый чай, после которого люди обычно просыпаются на утро в объятьях друг друга? Неплохое начало, вот тебе и невинный мальчик. — Почему нет? — ну, грешно не поиздеваться над бедным пареньком, грешно, товарищи, не обессудьте! — П-просто… просто… я… э-э-э… ну, ведь уже так поздно, — в подтверждение его слов я кинула взгляд на настенный часы — начало третьего ночи, действительно поздно! — и… — И-и-и? — протянула я. — И мне пора! — на одном выдохе вымолвил Чонгук и поспешил на выход, бросив через плечо короткое «До завтра!» Остановив взгляд на том месте, где он стоял минутой ранее, я лишь как-то обречённо вздохнула. Прости, Гукки, наверное, ты всё-таки действительно невинный мальчик, а я так грязно до тебя прикопалась. Ну не дура ли я после этого? — Дура! — и снова этот пьяный голос, пожалуй, стоит избавиться от этой скверной привычки говорить вслух… и от этого зловония, что отдаёт перегаром!