Канарейка

      Говорят, что сны — это наше подсознание, говорящее с нами и посылающее желанные образы, или же те мысли, которые нас мучают. Обычно парням снятся девушки, а оным же — свадьбы или возлюбленные. Ко мне приходят кошмары. Редко, ведь чаще сны вообще не являются ко мне…       Мне совсем не верится, что подсознание играет злую шутку со мной, показывая, что мое сокровенное желание — это кровь на руках, пылающие дома и крики людей. Почти все то, что было в родном городишке, когда я потеряла всех, включая себя.              В Маринфорде даже ночью не было тихо. Последние сутки перед казнью проходили суетно. Остров напоминал муравейник — все носятся, бегают, делают, проверяют последние важные места и щели, чтобы враг не влез в них. Завершающие штрихи обороны, психологическая и эмоциональная подготовка бойцов… И никого ниже офицерского звания.       Уже сегодня с первыми лучами солнца курсанты, мы, взойдем на корабль до Сабаоди, и за каких-то полдня окажемся там, присоединившись к семьям бойцов. Прошлый день мы провели на дежурстве, помогая гражданским загружаться на корабли и наблюдая за слезными прощаниями со служащими в их семьях, которые отправлялись на битву и защиту своего дома.       Это было… слегка завидно. И не мне одной. Подобные взгляды замечала от многих курсантов, оставшихся без близких, но почти все тактично отворачивались.       Четыре утра, а моя одинокая фигурка сидела на крыше здания училища, обдуваемая прохладными ветрами, и смотрела на беготню.       Мне не спалось. Возможно опять из-за нервного перенапряжения, словно сама шла на битву вместе с дозорными, а не сидела в безопасности на острове. Наверное, от того и снились разрушения, ведь все мысли были о войне.       Я не хотела ее…       Это же страшно.       Притянув колени к груди, я положила на них подбородок, разглядывая площадь перед главным зданием. Белое мельтешение в свете прожекторов, заглушающих даже чудесный блеск звезд в небе. И с одной стороны радовало, что Воля Наблюдения была только на интуитивном уровне, а то было бы не очень весело ощущать весь этот рой.       Вздохнула и уткнулась носом в колени, пытаясь не дрожать под прохладными порывами. Но холод отрезвлял, прогоняя нотки горечи и отголоски кошмара, проясняя бунтующее сознание. Только подавлять легкую дрожь не получалось, как бы не хотела.       Тяжесть на голову опустилась неожиданно. Я напугано вздрогнула и выпрямилась, но потеряла равновесие и заскользила вниз по покатой пагоде, царапая ладони о выступы черепицы в бессмысленной попытке остановиться и отбивая зад.       Замерла также неожиданно на половине пути и с вымученным вздохом повалилась спиной на крышу, поднимая голову наверх.       Мужчина поправил рукой очки, тогда как вторая была вытянута в мою сторону, а пальцы согнуты в странном жесте. Лицо нахмурено, и, кажется, он был чем-то недоволен. А у меня в голове засела одна мысль вместе с удивлением: «Что он тут делал?».       Но остановка позволила прийти в себя, поэтому я перевернулась на живот и встала на четвереньки, следом осторожно выпрямилась, ощущая, как меня безмолвно подбадривали, словно помогали и держали, не давая снова свалиться.       Удостоверившись, что я крепко стояла на ногах, мужчина опустил руку и сел на корточки, а вместе с тем ощущение поддержки пропало. Телекинезом поднять свое тело в воздух еще не выходило, но геппо уже слушалось, правда, недолго, оно и позволило забраться так высоко. Но мне хватило два прыжка, чтобы вернуться на прежнее место, только садиться не спешила, косясь на Дофламинго — он не просто так пришел.       Устроилась чуть дальше от него, на всякий случай.       — А где «спасибо»? — он растянул губы в улыбке, следя за моими действиями.       — Зачем ты здесь? — мрачно нахмурила брови и вцепилась в низкий бортик руками, свешивая ноги в сторону пагоды.       — И где же твое воспитание? — вскинул брови он, явно издеваясь.       Ветер трепал его шубу, перебирая мягкие и легкие перья, то вздыбливая, то приглаживая. Тепло ему, наверное, в ней, а у меня уже мурашки по коже пошли — предрассветные часы всегда самые холодные.       Я фыркнула и отвернулась:       — С ним и совестью на улицах долго не проживешь.       — Расскажи мне о себе, — сказал, как потребовал, чем безумно удивил.       В полном шоке, быстро сменившемся возмущением, я посмотрела на мужчину, задумчиво разглядывавшего площадь.       — С какой стати я должна что-то рассказывать о себе пирату? — слишком агрессивно отреагировала, сдвинув брови на переносице.       Дофламинго сунул руку во внутреннюю часть шубы и вынул бежевую папку, небрежно бросив в мою сторону. Листы, видимо не сдерживаемые ничем внутри, с шелестом выпорхнули, грозя разлететься под порывом ветра. Но я среагировала вовремя, задержав их и тихо собрав в стопку, сложив в распахнутую папку.       Быстро пролистала перемешанную бумагу, обнаружив, что это было досье на меня с краткими сводками об успеваемости. Но информация была краткой и сухой: имя и фамилия, дата рождения, место, возраст, родители, где указана была только мама, а в графе отца длинный росчерк — угу, Морской Дьявол надул меня, хе-хе. Дальше итоги вступительного экзамена и характеристики от комиссии. Ну, и моя анкета для вступления, где указала способности, фрукт, и прочую мелочь в виде хобби — петь.       На кой ему это понадобилось.       Я в изумлении пялилась на листы, а по телу прошелся холодок сомнений — догадывался. Наверняка что-то заподозрил, не зря же неделю провели вместе, хоть и больше в молчании моем угрюмом, тогда как Эсс донимала его вопросами по способностям, взяв в привычку сопровождать нас. Но где я могла проколоться? Я же ничего такого не делала лишний раз.       — Зачем? — повторила и откашлялась — в горле от волнения пересохло.       Я, наверное, выглядела жалкой и побитой в этот момент, стискивая в руках дурацкую папку.       И как ему удалось получить ее? В таком месте и с такой охраной?       Я сморгнула почему-то набежавшие слезы и выдохнула тяжелый воздух.       — Может, мне интересно узнать, откуда взялась такая талантливая девочка? — издевался же.       Недоверчиво покосилась на него, вызвав смешок.       — Да и тем более ты уплываешь через пару часов. Почему бы не поболтать напоследок по душам? — ухмыльнулся он. Его явно забавлял мой вид.       Молчала и бездумно смотрела перед собой.       — Давай уже, не тяни, — с ноткой раздражения бросил он, а я вздрогнула от испуга — было что-то в его тоне острое и холодное, отчего казалось, что терпение мужчины вот-вот лопнет, и меня настигнет что-то плохое.       Слова невольно сами полились тихо и хрипло, заставляя Дофламинго пересесть ближе.       Как было ясно с первых минут знакомства с этим человеком — ему лучше не перечить, если жизнь еще что-то стоит для тебя. А мне еще предстояло множество свершений.       — Мое имя — Валенсия Рейна, и я родом с Ист Блю, с маленького острова Каппилла. Сирота. Мне полных семнадцать лет, и мой день рождения семнадцатого июня. Росла я с мамой до пятнадцати лет. Она была дозорной до моего рождения, а после перешла к мирской жизни, растя меня. Чуть больше месяца назад я вступила в Дозор по настоянию знакомой, да и в память о маме.       — А отец? — я не видела его глаз, но интерес так и застыл вокруг него.       — Нет ничего удивительного, в нашу-то эпоху, что женщины в одиночку занимаются детьми, — с долей сарказма произнесла и тут же прикусила язык, под тяжелым взглядом мужчины, опуская глаза на сложенные в замок руки на коленях.              — Мам, мам, а где мой папа? — подергала я за цветную юбку женщину, стоявшую у плиты.       Буквально утром наблюдала из-за забора, следя за происходящим в соседнем дворе, как отец одного из мальчишек подарил сыну мяч и покатал на плечах. Мне стало завидно и обидно, что я была лишена такого почему-то, поэтому побежала к маме интересоваться.       А о чем еще думать в пять лет?..       — Его нет, — тихо ответила женщина, занятая готовкой. Приятные ароматы запеченных овощей разносились по кухне.       — Как так? — я недоуменно наклонила голову.       — Бывает так. Это нормально, — она повернулась с лопаткой в одной руке и свободной по-доброму растрепала волосы.       — А давай найдем! И он будет играть со мной! Катать на плечах! — я аж подпрыгнула от энтузиазма, размахивая руками.       — Это не так легко, Рейни, — легко улыбнулась мама, возвращаясь к помешиванию. — Да и нам вдвоем хорошо вместе, разве не так?..       Что сказать на это, я не знала, ведь сравнивать не с чем было, чтобы понять хорошо или нет с папой или без.       Но разговор снова вернулся, только когда мне уже стукнуло шесть.       — Мам, — я забралась на диван, сев к ней под бок и прижимаясь к теплому телу.       Она отвлеклась от книжки и погладила меня по голове.       — Что такое, Рейни?       — Я у всех смотрела — у каждого есть папа, а у меня нет. И они говорят, что с ним хорошо! Я тоже хочу папу, — и уткнулась носом ей в грудь.       Тяжелый вздох, и меня крепко обняли.       — Так бывает, когда человека… нет, — тихо произнесла.       Я отстранилась от нее и посмотрела в бледно-зеленые глаза, наполненные тоской, а на губах лежала грустная улыбка.       — Он умер, да?       Про такой вариант я узнала у мэра, когда допрашивала весь городок. Он спокойно объяснил, что так бывает, особенно в наше время, и мужчины, ушедшие в море, редко возвращаются назад, отдавая душу и тело непокорной стихии.       Мама ничего не ответила. Просто провела тонкими пальцами мне по лицу, очерчивая контур, а я нахмурилась, сдвинув брови, отчего она почему-то вздрогнула, резко убирая руку, будто ошпарившись. Вздохнув и поджав губы, я молча слезла с дивана и ушла во двор.       Только потом, из дневника, я узнала, что моя мимика была почти один в один с Донкихотом, и она, пережив прошлое, каждый раз пугалась, видя его во мне, ведь все не могла стереть те болезненные воспоминания. И она боялась, что я стану таким же монстром…       Я же жила с мыслью, что мой папа умер, до пятнадцати лет. А оказалось, что отец мой живее всех живых.              — Не знаю, — ответила и зябко поежилась. — Нет у меня отца. Бывает так.       А на самом деле он сидит тут — руку протяни и коснешься его плеча, накрытого розовой пернатой шубой.       Вспоминая, как в детстве представляла своего папу, становилось смешно — добрый и хороший, не такой как мама, которая заставляла драться и мучила постоянными тренировками, на которых я получала болезненные шишки и ссадины, а однажды даже руку сломала, вот тогда больше всего жалела, что у меня не было папы. Я думала, что он бы защитил меня от такой мамы.       Смешно.       Этот отец из жалости добил бы, чтобы не мучилась сама, да и других не мучила своей бездарностью.       Рассвет занялся над Маринфордом. Небо на горизонте начало стремительно светлеть, а дозорные на площади будто успокоились и принялись расходиться, тогда как на их место приходили другие, отдохнувшие ночью и дающие это сделать своим коллегам.       Надо бы не забыть захватить вещи из казармы, а то скоро погружаться на корабль.       — Врешь же… — Дофламинго поднял лицо к небу, широко улыбаясь.       Я недоуменно и растерянно посмотрела на него.       — По тебе видно, что ты врешь, — ответил он на мой взгляд.       А по нему видно, что он не просто догадывается, а знает. Наверняка.       — Тебе знакомо имя — Донкихот Росинант? — полюбопытствовал мужчина.       — Впервые слышу, — задумчиво нахмурилась, ведь в дневнике мама не упоминала о таком. — А кто он?       — Никто, — поморщился Дофламинго.       — Если есть имя, значит, оно кому-то принадлежит, — пожала я плечами.       Мужчина продолжал кривиться.       — Так звали младшего брата. Но он мертв.       Неужели он подумал, что?..       А себя в расчет не брал, нет?..       Я рассмеялась. Тоска и грусть волной схлынули, и от переизбытка эмоций просто не сдержалась и рассмеялась. Забавно, что он пришел к такому выводу.       Только почему он не подумал на себя? Уверен, что не успел за свою жизнь наклепать детей? Или то, что отлично заметал следы?       Но смех резко прекратила, задумавшись.       В досье было указано имя мамы, и я не думаю, что он ее забыл. Хм-м, она была под другим именем на задании? Разумно. Ведь ее фотография не прилагалась.       — Это все, что тебя интересовало? — более-менее успокоившись, я повернулась к хмурому мужчине, внимательно наблюдавшему за мной.       — Нет, — припечатал он. — Как умерла твоя мать? И как ты жила после?       Да что за вопросы он задает?!       Веселье как рукой сняло, и я стиснула зубы, смотря на раскрытые ладони, будто ощущая тепло на них, хотя промозглый ветер продолжал обдувать мое холодное тело. Мысль, что могу заболеть, не посещала.       — Она умерла по моей тупости, — глухо сказала и повела плечами, пытаясь сбросить холод. — Всю жизнь она взращивала во мне ненависть к пиратам, но я по детской наивности не могла понять с чего бы такое отношение, ведь сама ни разу не встречалась со злом, которое они творят. Когда мне было пятнадцать, к нам на остров прибились пираты. Я, ищущая себя и свой путь в жизни, сунулась к ним и задержалась. Их внимание ко мне… слепило. Они восхищались мной, моими способностями, знаниями. Делились своими рассказами и звали к себе. Я, окунувшись в этот восторг к своей персоне, повелась, ведь в жизни не была центром внимания, хотя очень старалась выделиться перед деревней и искренне недоумевала, почему никто не одобрял этого. А тут… буквально ослепла. Собрала вещи и пошла к ним. Только на самом подступе подслушала очень неприятный разговор, открывший мне глаза и ставший доказательством слов мамы. Пираты — лжецы. Они хотели попользоваться мной. Капитан даже предлагал своему старпому переспать со мной, лишь бы я осталась с ними. Услышав это, злая и расстроенная сбежала в лес, пытаясь унять эмоции. Очнулась, когда грохот пушек оглушил. Когда выбежала в город, то застала его в огне. Люди в панике бежали, пытались спастись. Ядра врезались в преграды, валя, убивая, подпитывая пламя. Конечно, я побежала искать маму, но дома ее не обнаружила. Понимая, что город в беде она не оставит и первым делом бросится помогать, я тоже вбежала в полыхающие улицы, ища ее. Один из мальчишек, нашел меня и сказал, что ее пленили пираты.       Я тяжело выдохнула и сжала кулаки, силясь сдержать слезы и ком в горле.       — Оказалось, что тогда она побежала за мной, пытаясь остановить, но нарвалась на пиратов. Они схватили ее и вышли в море, встав у города и обстреливая его, сказав, что прекратят, когда я приду к ним. И маму они также обещали отпустить. Только…       Я сдвинула брови, хмурясь. В голове звучали слова Эмиля, и во мне вновь проснулась жажда крови и мести…       — Только я не смогла бы к ним попасть. Я фруктовик и не доплыла бы. А они посмеялись и застрелили маму, бросив в море. Тогда…       Эмоции, вспыхнувшие во мне тогда, зашевелились в груди, пробуждая те чувства.       Я накрыла лицо ладонями и помотала головой, сгорбившись.       — Тогда что-то случилось. Я не знаю что… но когда более-менее пришла в себя, обнаружила, что все жители были без сознания. А пожары будто бы притихли. Правда, ничего хорошего это не принесло. Из города, да и с острова меня выгнали. Буквально камнями в спину.       Дернулась, словно наяву ощутила болезненный тяжелый удар.       — Я стала виновницей всех их бед. И смерти я принесла. И пожар. И пиратов. И то, что я хотела их всех убить, потому они были без сознания. «Дурная кровь», как они кричали. Похоронив маму, развеяв ее пепел, я покинула остров с торговым кораблем и ушла в Логтаун, где и выживала два года одна в халупе, подрабатывая то там, то тут. Пока одна заносчивая дозорная не затащила меня во все это, — махнула рукой, обводя пространство вокруг.       — А ты не думала стать пираткой?       — Нет, — поморщилась и твердо ответила. — Я ненавижу их. Я хочу убить всех и сделаю для этого все возможное. Займу пост Главнокомандующей и искореню эту заразу.       Дофламинго рассмеялся на мои слова. Обидно так, отчего насупилась, косо глянув на веселящегося мужчину.       — Ты делишь мир на белое и черное, на добро и зло, когда надо смотреть и видеть реальное положение дел. Не бывает абсолютного зла на одной стороне, везде найдется гниль. Дозор прогнил до самой верхушки, — он ткнул пальцем вверх. — Горасей подкармливают начальство, прикрывая делишки аристократов и их репутацию, а среди пиратов хватает простых авантюристов или борцов за свободу от угнетения тенрьюбито, за этих лихих ребят несправедливо дают награды, обвиняя в инакомыслии, а ведь они всего лишь вышли в море на мир посмотреть. Канарейка, это не игра, где за два хода ты станешь победительницей. Подумай и прими к сведению.       — Я стремлюсь защищать обычных людей!       — А что сделали эти обычные люди с тобой? — хитро наклонил он голову, а я невольно скрипнула зубами.       — Они были в отчаянном положении…       — Поэтому искали виноватого, на которого могут скинуть все беды. Ведь никто из них не бросился спасать твою мать.       — Они пытались спасти город! Погасить пожары! Помочь тем, кто под завалами…       — Каждый сам за себя, — хмыкнул он, а я зло опустила глаза и отвернулась.       Я знаю, он прав.       — Ты добьешься своего, по тебе видно, — Дофламинго поднялся во весь рост, угнетающе нависнув надо мной позади. — Но для этого реши для себя, что тебе надо от жизни. Второго шанса тебе не дадут — твоя мать заплатила своей жизнью, чтобы ты сейчас сидела тут. Но ведь больше никого нет у тебя.       Я вздрогнула, ниже опустив голову, а в ушах раздался голос Эмиля, говорящего, что за моей спиной теперь никого нет.       — Поэтому найди людей, которые будут готовы отдать за тебя свою жизнь, и только тогда ты достигнешь своей цели, с теми, кто пойдет за тобой, поддержит тебя.       Тяжелое, но в тоже время теплое, легло на плечи, укутывая и согревая. Легкие перышки защекотали кожу, а я теснее сжалась, прижимая ноги к груди, чтобы тепло окутало все промерзшее тело.       — Эсс уже готова идти за тобой. Ко не спускает восхищенных глаз с тебя, ожидая удобного момента, чтобы подойти. Оникс будет верна до конца и никогда не даст утонуть в пучине. Найди еще кого-нибудь верного, кто доверит тебе свою жизнь, кто будет нести твои идеи, и будет предан от и до. И тогда ты добьешься всего.       Он оставил меня одну.       Разбитую, с кашей в голове и не способную ясно мыслить. Он всколыхнул и перевернул все, что скопилось на душе, заставив сомневаться даже в своем имени.       Я плотнее укуталась в теплую шубу и уткнулась лицом в согнутые колени.       Валенсия Рейна…       Донкихот Рейна?..