***
Привязался я к этой мелкой скотине, что говорить. Еще с тех пор, как пару лет назад подобрал его замерзающим у подъезда, выходил, вылечил. Уши он тогда отморозил почти полностью, да полхвоста пришлось ампутировать. И не вырос почти, так и остался размером с подростка, как ни старался я его откормить. Видать, слишком тяжелое ему детство выпало. Зато сейчас это жуткий шкода с пропеллером в жопе, умудряющийся быть в десяти местах одновременно. И что странно, со мной ведет себя как собака, ходит по пятам, мячик по команде приносит, на чужих рычит. Преданный — жуть, на работу бы со мной ходил, если бы я разрешал. Назвал я его красиво — Вениамин, но буквально сразу сократил до Веника, уж больно забавно вертится его куцый хвост, похожий на пушистую метелку. По теплу Веник часто зависает на балконе, наблюдая за жизнью двора. Раньше он периодически наведывался на балкон к Софье Ильиничне, бабульке, жившей по соседству. Она не против была, наоборот, жалела его и чем-то всегда угощала, так что я его оттуда не гонял, пусть пацан развлекается. А по весне Софья Ильинична инсульт перенесла, и жить одной ей стало уже не под силу, так что она переехала к дочери, а квартирку свою сдала. Нового соседа я видел всего несколько раз, да и то мельком. Мужик как мужик, повыше меня, плотный такой, белобрысый, без особых, типа, примет. Он всегда молча кивает при встрече и проходит мимо, ну и я особо общаться не рвусь. Это только у америкосов этих не успеет кто переехать, так тут же все соседи наперебой бегут знакомиться, печеньки суют. Дурацкий обычай, считаю. Оно мне надо — печенье ему носить? Еще подумают что-нибудь не то, ну его нафиг. И имя его я узнал чисто случайно. У подъезда столкнулись как-то, он мимо прошел, и тут кто-то сзади воскликнул «О, Жека, здорово!» Я машинально обернулся и успел заметить, как сосед окликнувшему руку жмет. Жека. Евгений, значит. Ну, Евгений так Евгений. У Жеки, оказывается, тоже кот имеется. Здоровая такая полосатая скотина, морда наглая, усы как у генерала. Повадился он у балконной перегородки ошиваться и на Веника урчать, мол, я теперь тут самый крутой самец. Даже обоссать перегородку пытался, но получил от меня полотенцем по жопе. С тех пор у нас вооруженный нейтралитет. Веник с ним предпочитает не связываться, только шипит и дыбится на безопасном расстоянии, а этот террорист прямо у решетки трется и морально его опускает всячески. Но это только пока я на балкон не выхожу, тогда он прижимает уши и, матеря меня по-кошачьи, сваливает в квартиру. Так бы мы и жили себе более-менее спокойно, но с месяц назад неожиданно вышел у нас с соседом и с котами этими полный пердимонокль.***
То, что что-то не так, я понял уже с порога, когда Веник не вышел меня встречать. Обычно пошариться в покупках для него святое. Пошел его искать и, когда добрался до балкона, услышал из-за перегородки кошачьи крики. Во мне все так и оборвалось — убивают моего пацана в прямом эфире. И я с криками: — Венька, держись, я иду! — перемахиваю на соседский балкон и врываюсь в комнату. И застываю на пороге от представшей мне картины. На полу, прямо посередине комнаты эта охуевшая полосатая тварь ебет моего Веника, держа его зубами за шкирку. А вторая охуевшая тварь, Жека то есть, сидит себе спокойно за столом, бутерброд маслом намазывает и на котов поглядывает! Хлеб и зрелища ему сразу, сука! Через пару секунд я отмираю и кидаюсь вызволять Веньку, который, видимо, так не вовремя решил осмелеть и заглянуть к соседям, за что и поплатился. Котяра на меня рычит, так и не разжимая зубов, а когда я протягиваю руку, вдруг кидается и начинает драть ее зубами и когтями. Бля-я-я! Как я его о стену не шарахнул, сам не понимаю. Кое-как стряхиваю ебанутую тварь и, схватив Веника за шкирку, мчусь на балкон. Там Веник улетает на родную территорию, а я иду обратно, и если сказать, что я зол, то это не сказать ничего. Я просто в бешенстве, мать его! — Ты извини за руку, — как ни в чем не бывало говорит сосед, едва я вхожу в комнату, — дикий он у меня. За свое порвет. Сильно он тебя? — и улыбается при этом краем рта, смешно ему, уроду! — Ах ты, зоофил поганый, — рычу я в ответ, — в паре работаете? Один ебет, второй дрочит? Что, на валерьянку выманили? Он же, блядь, маленький совсем, глупый! — Да никто его не выманивал, — Жека пожимает плечом, — сам пришел. На зов природы, типа. — А если сам, то ебать можно, да? — Я совсем зверею от его спокойствия и подскакиваю ближе. — Справились с мелким, да? Ты учти, еще хоть раз твоя скотина к Венику подойдет, ему не жить, понял? И тебе вместе с ним! — Да ничего с твоим Веником не случилось, говорю же! — Он чуть повышает голос. — Ну трахнули его в жопу, тоже мне трагедия. — Ах не трагедия? — Тихо так говорю, даже ласково, а у самого аж челюсти сводит. Ну держись, сука! — Ну окей, сам напросился. И пока Жека не успел опомниться, бью коротко под ребра, а когда он сгибается, заламываю ему руку назад. Срать мне, что он выше на полголовы и шире меня — в нашем дворе пацаны без навыков драки не выживали. Заваливаю его мордой вперед прямо на стол, и он еле успевает подставить вторую руку, чтоб не врезаться башкой в столешницу. — Ну что, козлина, нравится тебе, нравится? — Давлю его в стол, наслаждаясь своим триумфом, — так как, выебать тебя? Это ж не трагедия, да? — Ну попробуй, — в его голосе, как ни странно, насмешка, и я со злости давлю все сильнее на жекин локоть, пока не выбиваю из него болезненный стон. — Кишка у тебя тонка, — упрямо продолжает он. — А вот мы сейчас и проверим, — скалюсь я в ответ. Продолжая крепко держать его запястье, второй рукой решительно стаскиваю с него штаны с трусами. Я его, конечно, ебать не собираюсь, что я, пидор, что ли? Но тут дело принципа: мужик сказал — мужик сделал. Мне его дожать надо, чтоб испугался, орать начал, просил перестать. Чтоб раз и навсегда понял свое место, чмошник. Жека чуть дергается, но молчит, не верит, видимо. Думает, я первый сольюсь. Щас, бля! — А вот это нам пригодится, — на столе замечаю пачку сливочного масла и решительно черпаю пальцами подтаявшее масло, а затем размазываю его по жекиной заднице. От мысли, что я сам, добровольно, только что потрогал мужика за жопу, становится нехорошо, но отступать некуда. — А ты, оказывается, затейник, — подает он голос, и я угрюмо понимаю, что он опять — сука, тварь, уебок сраный — меня не боится! Ладно, урод, посмотрим, чья возьмет. С ощущением, что я врукопашную иду в последний бой, расстегиваю ширинку. Мда, похоже, ебать мужика он хочет еще меньше меня. Решительно обхватываю вялый член промасленной ладонью и начинаю дрочить. А что делать? «Надо, Федя, надо!» — как говаривал известный персонаж. Древним завоевателям, поди, тоже не всегда пленных ебать хотелось, но против обычаев не пойдешь — надо свою доминантность показать и хоть ты тресни! Ну, с горем пополам добился своего, стояк, конечно, так себе, но это закономерно, я ж не гомик все-таки. Выдыхаю, как перед прыжком с вышки, и быстро, пока не передумал и не сбежал с воплем ужаса, толкаюсь в него. Жека вздрагивает подо мной, и я триумфально смакую эту секунду: вот! Вот оно! Сейчас будет именно то, чего я и добивался — вопли, просьбы перестать, униженные мольбы и обещания, что он больше не будет! Но секунда тянется что-то уж слишком долго, я вдруг замечаю, что уже полностью внутри, а он все молчит, только дышит шумно, да за край столешницы цепляется. Сцепив зубы, толкаюсь вновь, продолжаю, наращивая темп. Первый раз трахаю кого-то в жопу и ощущения насквозь непривычные, но бля. Бля, похоже, мое удовольствие от наказания будет не только моральным. Моему члену тесно и горячо, и я внезапно понимаю, что проблем с крепостью стояка уже нет и в помине. Я вбиваю Жеку в скрипучий стол, он стонет и ерзает подо мной, но нет, даже если он начнет просить прощения сейчас, я уже не в силах остановиться. — Погодь, эй, — зовет он вдруг, но я протестующе мотаю головой, будто он может меня видеть. Нет, тварина, не видать тебе пощады, я уже не перестану в любом случае, мне сейчас слишком кайфово. — Эй, Тох! Тоха же, да? Пусти руку, Тоха. — Заткнись, сука, — рычу в ответ, — хуй тебе, а не руку. Перетопчешься! — Да пусти ж ты, бля! Мне нужно! — Все что тебе нужно — заткнуть пасть и лежать смирно, понял? — торжествующе втрахиваю его в стол. Да, я сделал его, да! Моя располосованная ладонь попадается на глаза, и, чтобы окончательно утвердить свои права, я наклоняюсь и вцепляюсь зубами в жекин загривок, в точности как его кот в Веника, дергаю головой, вгрызаясь сильнее. Жека громко вскрикивает, дергаясь подо мной, и вдруг отпускает край стола, гулко бухаясь лбом в столешницу, и тянет руку себе между ног. Да он же там дрочит! Бля-я-я-я, так это что ж выходит — ему нравится? Нравится, что я деру его в зад? Так он что, нарочно меня на слабо взял, чтобы я его выебал? Я все охуеваю, продолжая его трахать, и так и кончаю в полном охуении под аккомпанемент протяжных жекиных стонов. Отпускаю его и молча пячусь назад, не в силах оторвать взгляда от распластанного на столе мужика, от его блестящей, раскрытой задницы, от руки, еще лениво гоняющей обмякающий член. Спотыкаюсь об порог и вываливаюсь на балкон, оборвав занавеску. Как я не ебнулся вниз, пока лез к себе, сам не понимаю. А потом я задраиваю все окна и двери и тупо жру водяру все выходные, только чтобы забыть все это нахуй. И вроде бы помогает. Я так качественно болею после запоя, что душевные страдания с лихвой компенсируются физическими, и потом, похоже, отпускает. Подранная кошаком рука заживает, Веник больше не лазит на чужой балкон, и Жека все так же молча проходит мимо, чуть кивнув. Кажется, пронесло.***
И вот теперь опять. Только я расслабился, только поверил, что один раз — не пидорас, как на тебе — сраный Веник опять все испортил. Я мрачно стучу кулаком в хилую филенку соседской двери. Прости, Вень, второй раз я спайдермена изображать не буду. Даже ради спасения твоей жопы. В буквальном смысле. Жека открывает дверь и молча глядит на меня. — Кота отдай, — угрюмо требую я, стараясь не смотреть на него. Жека кивает и скрывается в квартире, оставляя меня топтаться у раскрытой двери. Я жду. Погано на душе как-то, муторно. Тревожно мне, сам не знаю почему. Ничего, говорю себе, спокойно, Тоха, щас Веника забираем и организованно отступаем к месту дислокации. Вскоре Жека возвращается, один, без Веньки, на ходу палец сосет. — Иди сам лови, — показывает руку, и я еле сдерживаю торжествующий смешок, мол, знай наших! Качественно его Венька подрал, я бы сказал, душевно. Отомстил за хозяина, умничка! Я вхожу в уже знакомую комнату и начинаю озираться по сторонам, зовя кота. Раз натыкаюсь взглядом на стол и тут же поспешно отвожу глаза. Не-не-не, я не хочу это помнить, ничего не было, ничегошеньки. — Сюда иди, — зовет Жека из коридора, и я иду на голос. Он ждет меня в дверях спальни, а при моем появлении отступает вглубь, и я настороженно замираю в коридоре, готовый одновременно дать и деру, и в морду. Жека только ухмыляется одной щекой и кивает наверх. Я осторожно заглядываю в комнату и тихо матерюсь сквозь зубы. Тримудоблядский Веник в компании полосатой твари заседает под потолком, на самом верху здоровенного шкафа. — Забирай, — предлагает Жека. Морда у него серьезная, но я точно уверен, что про себя он ржет гиеной. Ну ладно, не до тебя щас, сука. — Вень, — умильно сюсюкаю я, скребя ногтями по дверце шкафа, — Венечка, пойдем домой, а? Кис-кис, хороший мой Веник, конина ты блядская, солнышко, иди к папе, тварина ненаглядная. Две скотины настороженно светят шарами с верхотуры, третья беззвучно трясется рядом в приступе ржача, а я медленно зверею от того, что выгляжу таким придурком. — Вень, ну что ты нашел в этом кошаке драном, а? Ты ж у меня настоящий мужик, хоть и мелкий. Давай я тебе телочку, то есть кошечку найду, а? Будешь ее сношать, когда пожелаешь, а не этому жопу подставлять. — А может, ему нравится? — встревает Жека, и я с удовольствием пользуюсь случаем слить на него все кипящее во мне гавно. — Да чо там нравится, чо там нравиться может, а? — поворачиваюсь к нему и короткими толчками пихаю его в грудь, наступая и изо всех сил стараясь нависнуть над ним. Жека понемногу пятится назад, глядя на меня с любопытством, как на зверушку какую-то, и я не выдерживаю. — Че, думаешь, раз он меньше, так и выебать не может? Отсоси, бля! Толкаю его изо всех сил, одновременно цепляя ногой за лодыжку, и Жека всей тушей с размаху хлопается на кровать. Не давая опомниться, тут же утыкаю его мордой в подушку и наваливаюсь сверху. — Во, Веник, во, видел, а? Видел? Учись, бля, пока я жив! Чо тут сложного, бля? Завалил, выебал, все! — Я ерзаю, стараясь прижать его плотнее, чтоб и дернуться не смел, и вдруг с удивлением ощущаю, как оживает в штанах мой член, трущийся о его задницу. Бля-я-я-я! Ну не гомик я, чем хотите поклянусь, мне просто эту наглую скотину проучить охота, чтоб не вякал тут под руку свои пидорские предположения про моего кота! Именно так, чисто чтоб знал, кто тут главный и пасть свою на замке держал. Убеждаю себя так, а руки сами уже с него штаны рвут. Жека хмыкает и приподнимается, давая доступ. Дергаю его к себе, ставя раком, трусы стаскиваю и на миг замираю. Не, трогать его за жопу мне по-прежнему противно и вообще западло, но как вспомню, как охуенно было его трахать, так понимаю, что я не прочь повторить. Очень даже не прочь, а проще сказать, хочется прям до усрачки, но не насухую же. По сторонам озираюсь в поисках вспомогательных материалов, не на кухню же снова бежать, его попробуй оставь на секунду, я же хер Жеку завалю опять без неожиданности-то. — В тумбочке справа, — тон такой, будто он мне чай предлагает, ей-богу. Выдвигаю ящик и оппа-на, полный, блядь, набор пионера, который всегда готов. Тащу оттуда презик и тюбик смазки, и очень стараюсь не обращать внимания, что тюбик уже юзаный, причем прилично. Да какое мне, блин, дело вообще, кто его ебет и как часто? Я здесь чисто как орудие устрашения и неотвратимого наказания! Натягиваю резинку, душу тюбик в кулаке, как змею, додавливая полностью, и мстительно вымазываю этой херней оголенные жекины поверхности. А потом хватаю его за бедра покрепче и… И натягиваю медленно, от души, и это, блядь, еще охуеннее, чем в прошлый раз. Намного охуеннее, потому как Жека, считай, сразу включается в процесс, да причем так, что я кусаю губы, чтоб не взвыть в голос от удовольствия. Блядь, если б хоть одна моя баба так отдавалась — женился бы не задумываясь! Извивается, подмахивая, спина под майкой ходуном, сам на член насаживается, стонет хрипло, негромко, но так, что крышу сносит вернее порнушных воплей. Я уже выдыхаться начинаю: такого лося затрахать это вам не телочку оприходовать — пока держусь, но чувствую — вот-вот накатит. И тут вдруг вспоминаю, с чего Жеку в прошлый раз унесло, и, недолго думая, вновь со всей дури прихватываю его зубами за загривок. И-и-и-и го-о-о-ол!!! Йес, в смысле да! Кто супермачо? Я супермачо! Жека с глухим воплем пару раз дергает рукой по члену и бьется подо мной, кончая. И я рву финишную ленточку, в смысле дотрахиваю его сжимающуюся задницу, и возношусь на вершину пьедестала с золотым кубком в обнимку, и заливаю фанатов потоками призового шампанского. Лежу на кровати рядом с Жекой в полном охуении — не, народ, до глюков я в своей жизни еще не дотрахивался. Чо это, блядь, за херня такая, а? И как с этого слезть? Жека задумчиво таращится в потолок и вдруг радостно восклицает: — Реально, точняк! — Чо? — вяло бормочу я. — Ща, погодь! — Он подскакивает с кровати, натягивая штаны, и бодренько выходит за дверь. Чем-то гремит и шуршит в отдалении, а потом возвращается, триумфально таща какую-то миску. — Вот! — гордо говорит он, ставя миску на пол, — ща все будет! Со шкафа свешивается наглая морда, поводит усами, а потом кошак со всей дури хряпается на пол и несется к хозяину, с ходу заныривая башкой в миску. Раздается такое довольное урчание, что предатель Веник не выдерживает и спешит присоединиться, пока все не сожрали без него. — Чистая вырезка, — довольно ухмыляется Жека, — кило триста. Щас нажрутся, можно будет брать тепленькими. — Прикольно придумал, — уныло тяну я. Ведь я же не принял это «реально» на свой счет, правда ведь? Ведь я же не мог, да? Я же не такой, да? Не, все, валить надо, пока я окончательно в гомосеки не перековался. Встаю и, сгребя подмышку обкормленного Веника, иду к выходу. В дверях оборачиваюсь, сам не знаю за каким хером. — Ну пока. — Ага, бывай, — рассеянно кивает Жека, скребя за ухом свою мурчащую скотину. Даже не смотрит на меня, сука. Ну и хуй с тобой, золотая рыбка! Возвращаюсь домой, в привычную рутину, работаю, что-то решаю, где-то тусуюсь, с кем-то выпиваю. И часто думаю про Жеку. Не хочу, но думаю, кручу его как кубик этого, Рубика, и никак внятную картинку получить не могу. Вот что за нахер с ним не так? Почему он такой? Здоровенный сильный мужик, бабу бы себе без проблем нашел, да и не одну. Ну пускай даже не бабу, раз ты пидорас, так заведи себе мальчика-зайчика и валяй его по койкам как угодно. Нахера ты сам под других мужиков ложишься-то? Чего тебе не хватает? Не из этих, семейства гейпарадных, не манерный, не истеричка крашеная. Спокойный, уверенный, без блевотных муси-пуси. Нормальный мужик, на улице встретишь и не подумаешь даже, что в жопу любитель. Так, блядь, какого хера? Какого хера ты такой, Жека? Не понимаю тебя. Не по-ни-ма-ю. Потому и спрыгнуть с этих мыслей не могу. Вот же жопа-то где. А чо делать дальше — не знаю.***
Стою на балконе в непринужденной позе, типа, дышу свежим воздухом, лениво озираю окрестности. Убедившись, что вокруг никого, хватаю сидящего рядом Веника и стремительно просовываю его в щель загородки на жекин балкон. — Иди-иди, погуляй! — благословляю его легким поджопником. Веник, презрительно дернув хвостом, медленно шествует в соседскую квартиру. Перевожу дух и, вернувшись к себе в комнату, сажусь на пол под балконное окно. Я жду первых кошачьих воплей.