***
― Пустите меня! ― я кричала, изворачиваясь в руках тупых амбалов производства Кано, которые держали меня стальной хваткой за руки и тащили к адской машине. ― Пожалуйста… Пожалуйста! Почему вы это делаете со мной?! Из глаз лились предательские слёзы. Мне было мерзко от самой себя, от того, в какую истеричную бабу я превратилась, но я ничего не могла с этим поделать. Во мне просыпался всеобъемлющий ужас всякий раз, как меня вели на операцию. Поэтому, сколько бы я не старалась держать себя в руках и достойно оказывать сопротивление, истерики избежать не получалось. Эта сцена повторялась каждый день на протяжении недели моего заключения здесь. ― Ризе, девочка… Успокойся… ― Кано был тут как тут, с этим отвратительным заботливо-доброжелательным выражением лица. ― Я вам не девочка! ― прорычала я, пытаясь хотя бы пятками остановить своё продвижение. Получалось так себе, моих сил банально не хватало. Казалось бы, одна из сильнейших гулей ранга S… Пожирательница, чтоб её! И ничего не может противопоставить двум тупым кускам мяса, безмозглым тушам без извилин в голове! ― Тебе не надоело повторять одно и то же каждый день? ― казалось, удивление Кано было не наигранным. ― Нет!!! Псих! Сумасшедший! Садист! Мерзкий ублюдок! Неделя. Прошла только неделя, а такое чувство, будто целый месяц. За одну только неделю я поняла, что действительно не выдержу этого ада, что сломаюсь или сойду с ума. Со мной обращались хуже, чем с рабом — как с расходным материалом, как с бесправной, безмолвной скотиной! Когда-то я, ужасаясь, смотрела документальные фильмы про теневой бизнес, проституцию и рабство в современном мире. И никогда уж не думала, что попаду в такую же ситуацию, но с элементами фантастики. Вся суть моего пребывания в лаборатории состояла в донорстве нужного Кано органа — какухо. Его забирали раз в сутки. Вечером меня, полностью обессиленную и скулящую от боли, доставляли в отдельную комнату. Точнее, это была бетонная коробка десять на десять без окон, с противно-белыми стенами, жёсткой кроватью, краником для душа и туалетом. Идеальная камера для какого-нибудь смертника или сумасшедшего. Там я проводила каждую ночь после операций для восстановления, сна и еды. Мне приносили много мяса — Кано в этом плане был довольно щедр. Однако накопленных сил хватало лишь на регенерацию. В физическом плане я была слаба как новорождённый котёнок. В первые дни я отказывалась есть: меня нещадно тошнило и чуть ли не трясло от отвращения. Но я быстро поняла, что такое гулий голод. Крышу у меня снесло капитально уже после третьего дня голодовки. Тело испытывало колоссальные нагрузки, организм требовал энергии для восстановления, и поэтому, как бы я ни старалась, гульи инстинкты брали верх над разумом. Так что… Пришлось привыкать к новой диете. Новая реальность напоминала непрекращающийся кошмар. Мой персональный ад, в который я попала за неведомые грехи. Каждый раз, ложась спать, я всё размышляла: за что я заслужила такое оригинальное перерождение? Почему именно я оказалась в этом теле? Но кто бы мне ответил… Ни один день не проходил без душевных терзаний, истерик и слёз, жалости к себе и постоянной ужасающей боли. Боль была повсюду. Я просыпалась и засыпала с болью. Я умирала и оживала с нею, словно феникс, возрождающийся из собственного праха. Регенерация Ризе воистину оказалась феноменальна, но в итоге она обратилась против меня же. Я не могла умереть от полученных повреждений. Я стала заложницей своего тела, которое, подобно фениксу, возвращалось в исходное состояние вновь и вновь. Вновь и вновь, вновь и вновь… Это была самая худшая пытка, которую кто-либо мог придумать. И я застряла в ней, словно в каком-то извращённом дне сурка. Я правда пыталась достучаться до Кано. Воззвать к его милосердию, состраданию, человечности. Но он был глух к любым увещеваниям с моей стороны. Только молча смотрел, как меня в очередной раз сажают в машину и препарируют заживо. И каждый раз я видела улыбку на его лице. Эту отвратительную, неживую улыбку, от которой меня бросало в настоящую дрожь. За неё я была готова растерзать его голыми руками. Наверное, злость — единственное, что держало меня на плаву. Злость и ослиное упрямство, которые подогревали тягу к хоть какой-то борьбе. Да, я понимала, что моих сил явно не хватит, чтобы выбраться отсюда в здравом уме и твёрдой памяти, но… Мне хотелось верить в это. Пусть эта вера и была иллюзорна. ― Мне не надоест сопротивляться, ― прошипела я, пока его подчинённые подключали меня к устройству. ― И я не стану подчиняться такой лицемерной скотине как ты. ― Посмотрим, Ризе… Ведь мы только начали. Устройство пришло в движение. И мир окрасился в красный.***
― Ризе, девочка, как же можно?! Как же ты так… ― обеспокоенно причитал Кано, пока меня снимали с персональной гильотины. Стальные штыри насквозь пронзили тело, изо рта капала тёмно-алая кровь. Грудная клетка превратилась в фарш: её будто перемололи в мясорубке. С левого бока торчали куски рёбер. Правая рука была вывернута несколько раз под неестественными углами. Ног я не чувствовала вообще. Я не понимала, почему я всё ещё жива. Воздух с пронзительным, булькающим хрипом выходил из моего рта, наполненного кровью. От лёгких должно было ничего не остаться, но каким-то чудом я ещё могла дышать. Боль была даже сильнее, чем от операций. Хотелось потерять сознание, но реальность явно не желала выпускать меня из своих цепких пальцев. Я прикрыла глаза. По щеке пробежала единственная слеза. Я так хочу умереть… Почему я не могу этого сделать? Почему?.. «Гуля из рода Вашуу не так просто убить», ― пронёсся в голове слабый шёпот, полный горечи. Это были мои мысли, и в то же время не мои. Забавный феномен, который последнее время раскрашивал мою однообразную жизнь. Конечно, вместе с телом страдала и психика… Существовать в роли дойной кобылы было невыносимо. Я с пугающей чёткостью понимала, что мой разум медленно разламывался на кусочки; распадался, как пазл. Последнее время я начала замечать нехорошие звоночки, которые явно намекали на то, что я если не схожу с ума, то приобретаю очень неприятные проблемы с психикой. Разговоры с собой, короткие смешки в тему и без, усилившаяся паранойя и перепады настроения… И чем дольше это происходило, тем чаще я ловила себя на том, что в голове появлялась информация, о которой я не должна знать. Мысли, образы, воспоминания… они появлялись один за другим, создавая в моей голове полный хаос. До меня не сразу дошло, что в точности происходило, но потом стало предельно понятно. Было ошибкой думать, что сознание Ризе Камиширо пропало из этого тела. Нет… Оно дремало где-то внутри, и с течением времени, всё глубже проникало в меня. И чем дальше, тем сильнее две личности разрушались, смешивались и сливались друг с другом, практически образуя новое. Теперь я уже не могла полноценно называть себя Риной — слишком многое было потеряно и слишком многое приобретено от Ризе. Всё чаще я не могла отличить одну жизнь от другой, всё чаще называла себя её именем. Так было легче. Так я чувствовала себя более цельной. Более сильной. Её тело — её имя. Заканчивался третий месяц. Я понимала, что скоро ничего не останется от меня прежней, которая была изначально. Это безумно пугало. Но что пугало больше — так это то, к чему всё может привести. «Если я уже схожу с ума, значит, точно не выдержу ещё восьми месяцев пребывания в этом аду», ― так я думала. Я не желала становиться овощем, который не узнаёт даже своих близких. Не желала остаться воспоминанием, тенью самой себя. Поэтому, сегодня я впервые решилась на крайний шаг — прекратить свои мучения. Но у меня не вышло и этого. «Это не конец», ― думала я. «В следующий раз всё обязательно получится. Так или иначе». ― Аккуратнее, аккуратнее… ― повторял Кано, пока меня клали на носилки. Регенерация уже начала своё чёрное дело, залечивая самые тяжёлые повреждения. ― Несите её в операционную. И быстро! В этот момент сознание решило меня покинуть.***
Я пыталась покончить с собой ещё несколько раз. После двадцать третьего я решила окончательно сдаться. Каждый раз меня вытаскивали с того света и, после некоторого времени на восстановление, всё начиналось заново. Снова боль. Снова кровь. Снова пустая белая комната, где я лежу, свернувшись калачиком и уставившись в белую стену. Бездушная, безысходная пустота поселилась во мне, обрубая всякое желание что-то делать и просто жить. Я больше не сопротивлялась, когда меня вели на операции. Просто… не было сил. Я смирилась с тем, что торчать мне здесь ещё долго, и помощь не придёт раньше положенного срока. Поэтому… какой смысл бороться, сопротивляться давлению чужого разума?.. Пусть всё идёт так, как идёт. Моя битва и так была проиграна заранее, а любые попытки что-либо поменять слишком ничтожны. Поэтому, я решила сдаться. Так влияние сознания Ризе усилилось ещё больше. Я начала терять воспоминания о жизни Рины — о её детстве, семье, друзьях, мечтах и планах. Я даже в какой-то момент засомневалась: существовала эта жизнь на самом деле или это всё выдумки моего больного сознания? Выходило, что существовала, ведь как ещё я могла ещё знать о событиях, которые произойдут в будущем? Никак. А между тем, болезнь прогрессировала. Когда впервые слышишь голоса в голове, которые начинают уверять тебя в том, что всё вокруг и ты сама — иллюзия, это чертовски страшно. А если к ним добавляются ещё и видения, порой, не самые приятные… Что же, когда это началось, орала я очень и очень долго. Кано пришлось накачать меня таблетками счастья и дать неделю отдыха от операций. После такого выверта сознания, сдохнуть мне захотелось ещё сильнее. Однако всё изменилось, когда около моей пыточной появился он. Виновник всего произошедшего. —…Её кагуне это нечто, — сквозь сон я услышала странно знакомый голос, вызывающий смешанные чувства. — Вы настоящий гений, Доктор. Спасибо. Интерес. Отрицание. Презрение. Ненависть. — Это я должен сказать вам спасибо, — отозвался Кано. — Буду рад сотрудничать и в будущем. Я приоткрыла слипшиеся от крови глаза и застыла, пристально разглядывая того, кто являлся виновником произошедшего со мной ужаса. Худощавый черноволосый парень с восторгом рассматривал ярко-красный отросток, торчавший у него из-за спины. На его лице блуждала предвкушающая улыбка, уголок губ почти незаметно дёргался. — Как собираетесь воспользоваться им? — О, это будет мой маленький козырь. Остальное знать не обязательно. Дальнейших слов я не слышала. Фурута… Нимура… — Сукин ты сын, — я слабо прохрипела, яростно желая свернуть поганцу шею. — Всё из-за тебя… Парень, до этого увлечённо расшаркивающийся с доктором, вдруг повернулся ко мне и расплылся в довольнейшей улыбке, став похожим на лиса. Кано, с иронией взглянув на Нимуру, поспешил удалиться, похлопав лыбящуюся сволочь по плечу. Последний же подошёл к капсуле, довольно оценил мой нагой вид, после чего тихо проговорил: — Это твоя кара, девочка моя… Твоё наказание. И ты отбудешь его сполна, Ризе… Камиширо, — последние слова он пропел, приблизившись искривившимся от смешанных чувств лицом к стеклу. — Ненавижу тебя… ― это были единственные связные мысли в моей голове. Сознание затопила ненависть настолько сильная, что я едва удерживала себя в рамках. Я представляла тысячи и тысячи способов убиения этой сволочи, что раньше была моим единственным другом. Тысячи и тысячи самых изощрённых пыток, которые ни за что не сравнились бы с тем, что испытывала я всё это время. Я убью его… убью его, убью его… Я убью его!!! — Нет-нет-нет! Однажды ты всё поймёшь, любовь моя. А пока… — самодовольно хмыкнув, Фурута принял обычное жизнерадостное выражение и чуть ли не вприпрыжку направился к выходу, крикнув на прощание: — Счастливо оставаться! Я же, ослеплённая ненавистью, взвыла от головной боли, впившейся в виски. В голове появился целый ворох из воспоминаний об этом человеке. Вот нас представляют друг-другу воспитатели Сада. Потом картинка меняется, и мы уже играем в догонялки, бегая по полю из ирисов. Фурута надевает мне на голову венок и счастливо смеётся. Затем он, уже повзрослевший, просит меня бежать с ним из Сада. Его ловят, но я успеваю скрыться. Полуживая, я лежу на улице, и мой взгляд встречается со взглядом чёрных, мудрых глаз… Отец… Папа… Новые воспоминания тут же не замедлили появиться. Больше. Больше. Ещё больше. С губ сорвался беззвучный шёпот проклятий, боль стала невыносимой. Последний кусочек расколотого сознания встал на место, и две личности окончательно слились в одну. Что-то совершенно новое. — Прости, Рина, — прошептала я, грустно улыбнувшись. — Но с этого дня будет только Ризе. Камиширо Ризе.***
Вот так у меня появилась цель — выжить, выбраться, а потом найти и выпотрошить самоуверенную сволочь под именем Фурута Нимура. Только после его визита я вернула себе стремление бороться. Бороться во что бы то ни стало, но сохранить способность мыслить и действовать. Во мне горела ненависть к тем людям, которые сделали это со мной, с нами. Ко всем людям и гулям, которые когда-либо пользовались мною ради своих корыстных целей. Кано. Фурута. Вашуу. Эти имена я повторяла как молитву в самые тяжёлые моменты, когда жить уже не хотелось, и когда я была готова поддаться тому сладкому зову безумия, который появлялся в моей голове практически каждый день, обещая покой, безмятежное небытие в качестве пускающей слюни идиотки. Но я не могла позволить себе сдаться. Если я хотела остаться в ясном рассудке, мне необходимо было тренировать свой разум. Во время операций я вспоминала стихи из школьной программы Рины, тексты романов, которые читала Ризе, переводила всё на разные языки. Пыталась считать числа в уме: умножала, делила, дробила. Я делала всё, чтобы не позволить боли пожирать мой рассудок. После, когда меня относили в комнату отдыха, я принималась тренировать единственный гулий навык, которым ещё могла пользоваться — сенсорику. Чрезвычайно полезное умение, хочу сказать, талант к которому есть не у всякого гуля. С помощью неё можно было не только засекать любое движение вне поля зрения, но и слышать разговоры людей на определённой дальности. Моя тренировка походила на своеобразную медитацию. Я закрывала глаза и концентрировалась на пространстве вокруг себя, по максимуму напрягая слух в попытках понять, сколько людей или гулей находится рядом, и о чём они говорят. Сначала выходило скверно: мне не хватало усидчивости и внимания, чтобы почувствовать хоть кого-то за пределом радиуса в сто метров. Но время взяло своё, и мои труды постепенно приносили плоды. Мне потребовалось около пяти месяцев, чтобы научиться мысленно переноситься в самые дальние части лаборатории. Я знала, сколько человек работают здесь, могла примерно понять, что творится в различных помещениях, могла следить за определёнными людьми и слушать их разговоры. Если честно, я не считала свой результат выдающимся. Я знала, что самые сильные сенсоры могли расширять поле своего восприятия на добрые десятки километров, чего я при всём усердии не могла достичь. Однако, мне хватало и лаборатории. Сенсорика давала мне кучу важной информации, которую я могла использовать по своему усмотрению. Например, заигрывать с Кано. Акихиро постоянно мельтешил у меня перед глазами: общался с сотрудниками, кого-то оперировал, помогал затаскивать тела в капсулы, так что подловить его было не сложно. Он и раньше подходил и к моей капсуле, спрашивая о самочувствии, настроении и подобных бредовых вещах, за что обычно и был посылаем в различные эротические путешествия. Но на этот раз я решила поменять стратегию, начав дружелюбно болтать с ним на маленькие, актуальные для него темы. Так, ничего серьёзного: разговоры о его деятельности в роли доктора, о прогрессе в исследованиях и затруднениях, с которыми он сталкивался. Кано радостно делился, рассказывая о своих неудачах и успехах в области гулефицирования. Потом темы для разговоров стали разнообразнее, глубже, и, наконец, старый хрен потихоньку начал проникаться ко мне симпатией. В своей, извращённой форме. Меньше препарировать меня не стали, однако Кано начал прислушиваться к пожеланиям и просьбам: например, в моей комнате, наконец, появились книги, нормальный шампунь с гелем для душа и подушка. Также добрый доктор выписал мне чудо-таблетки, которые поддерживали мою психику в устойчивом состоянии. Ему нравились наши разговоры, и для них я должна была находиться в здравом рассудке. Я праздновала победу, понимая, что могу хоть на самую малость изменить условия своего пребывания к лучшему. Особенно Кано расщедрился на подарки после первого успешного эксперимента по обращению человека в полугуля. ― Мы сделали это, Ризе-чан! ― восторженно вещал он, пока меня подключали к машине. ― Целых два образца, и обе сохранили разум! ― Поздравляю, док, ― очаровательно улыбнулась я. ― Ваши труды, наконец, окупились. Я рада. Акихиро покачал головой. ― Наши труды, дорогая. Наши. Я ни в коей мере не преуменьшаю твой вклад в это дело. Я скромно улыбнулась. ― Значит, мне положены бонусы за хорошую работу? ― Конечно-конечно, ― кивнул он. ― Проси что хочешь. Ты заслужила. В итоге, меня наградили целыми тремя днями выходных от операций, планшетом с кучей фильмов и сериалов, а также очаровательной мягкой пижамой. Наверное, я тогда я впервые за долгое время почувствовала себя счастливой. А потом, спустя некоторое время, в лаборатории появились они — Куро и Широ. ― Ризе, хочу представить тебе этих двух очаровательных леди, ― голос Кано доносился до меня, словно сквозь толщу воды. Только-только прошла операция, поэтому я не до конца понимала, что происходит. Меня больше заботила кровь во рту, из-за которой было сложно дышать. Преодолевая боль и изнеможение, я открыла глаза, последнее время пребывавшие в состоянии активированного какугана, и окинула полугулей цепким, изучающим взглядом. Уж не знаю, что именно их так испугало, но близняшки отшатнулись, словно увидели во мне что-то очень жуткое. Я обиженно фыркнула, отворачиваясь. В принципе, я могла их понять. Когда на тебя начинает пялиться голая девушка, чьё тело напоминает скелет, а в глазах затаилась голодная бездна, единственная реакция — это отвращение. Я не имела иллюзий по поводу собственного вида. Больше полугода уже прошло. От былой красоты и шарма не осталось ни следа. ― Ризе, ― произнёс Кано с укором, приобнимая девочек за плечи, ― не стоит их так пугать. ― Если бы я хотела их напугать, ― прохрипела я, ― они бы уже бежали в противоположную сторону. А это так… Лёгкий побочный эффект. Акихиро разочарованно вздохнул. ― Вижу, ты не в настроении. С моих губ вырвался короткий смешок. ― Немного. Вряд ли моё состояние можно было описать фразой «не в настроении», но Акихиро умудрялся удивительным образом проигнорировать то, насколько мне хреново после операций. И по лицам девочек, они тоже об этом думали. ― Тогда попозже сможете пообщаться, ― улыбнулся доктор и развернул двух новообращённых гулей в противоположную от меня сторону, начиная им что-то рассказывать. Я же расчётливо прищурилась, глядя в спину девочкам Ясухисам. ― Курона и Наширо… ― едва слышно прошептала я для себя. ― Это может быть забавно.***
Первое время Куро и Широ сторонились моей капсулы. Им явно было не очень приятно видеть мою распятую фигуру (за что я их ничуть не виню, сама бы шарахалась). Потом же, понаблюдав за нашими милыми «посиделками» с Кано, начали постепенно привыкать ко мне и даже здороваться. Ровно через неделю я решилась начать полноценный диалог с одной из девочек. ― Курона, правильно? ― подала я голос из капсулы, останавливая свой взгляд на черноволосой девчонке. Та до этого куда-то шла по своим делам, и совсем не ожидала услышать своё имя из моих уст. Чуть вздрогнув, она остановилась и недоверчиво обернулась на меня. ― Да. Меня так зовут. Я расплылась в располагающей улыбке. И самое главное — сделать максимально нормальный вид. И не скалиться. Не скалиться, я сказала! ― Наверное, наше прошлое знакомство прошло не очень удачно. Всё-таки после операции немного… сложно быть вежливой. Прошу прощения, если испугала. ― Нет, ничего… ― пробормотала Курона, чуть сильнее сжав папку, которую держала в руках. ― Всё в порядке. ― Это хорошо, ― снова улыбнулась я, стараясь выдать ни грамма фальши. ― Я рада, что в лаборатории появились новые люди. Вы с сестрой уже освоились? ― Да, ― подозрение всё ещё присутствовало во взгляде девочки, но его градус явно снизился. ― Сейчас доктор Кано учит нас пользоваться кагуне. ― Наверное, интересно? Куро кивнула. ― Немного странно, но да. Интересно. ― Надеюсь, вы быстро научитесь, ― произнесла я самым добрым голосом, на который была способна и, выдержав недолгую паузу, прикрыла глаза. ― Что же, не буду тебя задерживать. Да и операция скоро начнётся. Приходи, поболтаем. Машина позади меня медленно начала приходить в действие, и Куро, попрощавшись, поспешила на выход из зала. Она явно не хотела наблюдать, как меня оперируют. И верно. Зрелище не из приятных. Да и видеть странную ухмылку на моём лице ей точно не стоило, так как дружелюбие в ней напрочь отсутствовало. Таким образом, точно так же, как с Кано, я выводила девочку на контакт каждый раз, когда с ней встречалась. Постепенно я начала спрашивать о её личных предпочтениях и интересах, о её точке зрения по тому или иному вопросу. И что меня приятно удивило, Курона была не глупа. Наивна в некоторых вопросах, конечно… Но не глупа. У неё оказались адекватные интересы: фехтование, чтение классической литературы, просмотр драматических фильмов. Девочка даже уверенно себя чувствовала в разговоре о политике Японии в настоящий момент: как внешней, так и внутренней. И это было не слепое следование мнению общества и телевизионному вещанию, а личные выводы и мысли по поводу различных проблем. В общем, я сделала много выводов после этого разговора. Например, что голова у девочек варит хорошо, но что касается некоторых жизненных моментов… В этом наивность превышает голос разума. Иначе бы они не клюнули на лохотрон Кано, а вели спокойную человеческую жизнь… Но что вышло, то вышло. С Наширо выйти на контакт не получалось: девочка банальным образом избегала всякой встречи со мной. Курона в этом плане была спокойнее и увереннее. Впрочем, мне хватало одного близнеца, чтобы воздействовать на обоих. По мере наших коротких бесед, я стала подкидывать Куро интересные мысли. Например, что Кано слишком увлекается экспериментами… Или что он в первую очередь доктор, а не великий стратег. Что его идеи несколько… мутные, и неизвестно, что он собирается делать для своей великой цели. Что при случае опасности, собственная шкура будет иметь для него высшую ценность, чем судьбы всех других. Курона меня внимательно слушала, хмурилась, и видимо, находила подтверждение моим словам. Это было действительно весело: видеть, как ломаются шаблоны и раскрываются глаза у отдельно взятой персоны. Впрочем, Наширо явно не разделяла мои мысли и установки в голове Куро. После моих маленьких игр с её сестрой, она бросала на меня недовольные и хмурые взгляды. Затаила обиду, не иначе. Но мне это было по барабану. Я развлекалась. А потом ко мне заявился Кано и упрекнул в том, что я плохо влияю на девочек. И те вообще перестали около меня появляться. Увеличилось количество операций. Со мной больше никто не разговаривал: ни персонал, ни сам Кано. Это напоминало тотальный бойкот, который привёл меня в тихое бешенство. Так что получилось, то что получилось. Лежать мне на тёплой кроватке ещё денёк точно, пока органы не срастутся. А намёк Кано, думаю, понял.***
Глубоко вздохнув, я попыталась устроиться поглубже на мягкой подушке и замерла, слушая биение своего сердца. Думать ни о чём не хотелось: на меня нашла дикая сонливость. На периферии сознания мелькало лёгкое чувство голода, которое я старалась игнорировать. Кано с персоналом уже ушли, так что у меня было время отдохнуть в тишине и покое. Прошло почти десять месяцев. Я была уверена, что должна находиться здесь не больше года, так что время моего освобождения приближалось, пусть и медленно. Насколько я могла помнить, меня высвободит из капсулы Йомо Ренджи по просьбе моего приёмного отца. Затем меня должны будут доставить в Антейку. Но это по канону. На деле же я не хотела оставаться под присмотром Йомо. Поэтому, я уже давно решила для себя, что сбегу от него, как только представится возможность. А что дальше… Я понятия не имела. Могло случиться всё, что угодно. Одно я знала точно ― на свободе мне придётся много, очень много работать. А пока… Буду радоваться таким вещам, как удобная кровать. И жить одним днём. От этой мысли я сладко улыбнулась и провалилась в беспокойный сон.