***
Когда Курта достигает новость о том, что в университет прибывают гости, он волнуется. Журналисты. Это все не просто так, необходимо показать, что мутанты — такие же, как и люди, а значит, могут мирно с ними сосуществовать. Курт вертит головой по сторонам, наблюдая за тем, как мечутся с этажа на этаж такие же взволнованные подростки. Нервно дергает хвостом и спускается вниз — чтобы успеть услышать слова приветствия из уст профессора. Чарльз выглядит спокойным — как обычно, и это придает сил. Вагнер выпрямляется, уже увереннее смотря на прибывших. Камеры везде, и это вызывает стойкие и неприятные ассоциации с цирком и смотрящими на тебя повсюду лицами, но он предпочитает об этом не думать. — …конфликты случаются, это неизбежно, — речь Чарльза плавная, текучая, успокаивающая. — Но все мы здесь — люди. Отличающиеся от вас, но — люди. Ксавьер смотрит на молоденькую журналистку и улыбается. Во взгляде — бесконечная доброта, смешанная с жесткостью, что прячется в уголках усталых глаз. Чарльз мягок, но мягкость эта длится ровно до того момента, пока кто-то не тронет его детей. Именно детей — Курт, никогда не имевший родителей, сначала удивляется этому, не в силах привыкнуть. Но для Ксавьера все они — дети. Шумные, неспокойные, часто несносные, но любимые. — Люди? — девушка с деланным удивлением приподнимает брови и смотрит куда-то поверх головы профессора с плохо скрываемым отвращением. Вагнер взволнованно крутит головой, оглядывая учеников, пока до Курта не доходит, что смотрят именно на него. (тук-тук. дверь ловушки распахивается, и он снова оказывается перед гомонящей публикой) — Простите? — Чарльз оборачивается тоже, и взгляд голубых глаз сталкивается со страхом и непониманием в глазах жёлтых. Ксавьер мгновенно мрачнеет, и будь Вагнер внимательнее, то заметил бы, как руки мужчины сильнее сжимают ручки кресла. — Вы хотите сказать, что… (тук-тук. сердце бьётся быстрее. тебе ведь страшно, Курт, правда, страшно?) — А вы уверены, что все среди вас — люди? Поверьте, профессор, я более чем рада наладить контакт между нами, но утверждать, что он, — снова быстрый взгляд в сторону Вагнера, — такой же, как и все мы… Это обидно. Курт почти физически, кожей ощущает устремленные на него глаза, нервно сглатывает и неловко переминается с ноги на ногу. (толпа скандирует: «Убей! Убей!», и лишь шорох крыльев рядом отвлекает от криков) Хвост цепляет одного из учеников, от чего тот вздрагивает. Курт бормочет слова извинения, от волнения снова переходя на немецкий. — Во-первых, — Чарльз нажимает буквально на каждое слово, выделяя его интонационно, надвигается на журналистку, будучи поразительно грозным даже в инвалидном кресле, — только глупые люди судят о внешности. Главное — душа, и если вы считаете… (урод. смешная цирковая зверушка) Курт задевает хвостом второго, третьего человека, и вскоре около него образуется пустое пространство. Он ещё пытается совладать с подступающей паникой (они смотрят. они все смотрят лишь на меня), но ему это плохо удаётся. — …что можете узнать кого-либо, лишь посмотрев на него, то… (а выбирался ли он когда-нибудь из ловушки?) Вагнер нервно ищет глазами Рейвен или Хэнка в толпе, ведь «все синие должны держаться вместе». И не сразу понимает, почему находит не с первого раза. — …то вы неправы. Светлые волосы, заплетенные в аккуратную косу. Очки, за которыми прячутся голубые серьёзные глаза. И — ни одного намека на синюю шерсть или чешуйки на такого же цвета коже. — А, во-вторых, вы должны запомнить. В этих стенах нет места дискриминации. Они — всего лишь дети, слышите это? Всего лишь дети. Обычные люди, как бы они не выглядели. Люди. Совершенно обычные люди. Курт замирает на одном месте, завороженно продолжая смотреть на «синюю команду», в которой он остался сейчас единственным членом. «Мы все здесь — люди». И все хотят видеть именно это, а не демона, который годен лишь на то, чтобы развлекать окружающих. — …мои дети. Последнюю фразу профессора Курт не слышит, так как с характерным хлопком исчезает в фиолетовой дымке.***
— Эй, синий! — голос Питера гулким эхом отзывается среди тишины, так что не услышать его невозможно. Но Курт продолжает сидеть в углу, уткнув лицо в колени и отчаянно надеясь, что его не найдут. — Я ведь знаю, что ты здесь. И вообще, я могу вытащить тебя из твоего укрытия за хвост, но не делаю этого. Цени, хвостатый. Курт лишь нервно дергает плечом, молясь про себя, чтобы Питер ушел. Ему сейчас плохо, и чтобы вернуться к обычному «у меня все хорошо» требуется время, которое Ртуть предоставлять ему не собирается. — Я ведь знаю, где ты, — усталый вздох, и Питер присаживается где-то неподалёку. — Думаешь, я не облазил весь чердак перед тем, как заговорить с тобой? Сказать по правде, чуть не наткнулся на тебя, ты так с темнотой сливаешься, мне бы такой цвет кожи иметь. Знаешь, как можно девчонок пугать? Выпрыгиваешь такой из-за угла, и… — Питер, хватит, — Курт обреченно подает голос, понимая, что друг теперь от него не отстанет. Тут даже телепортироваться бесполезно, все равно найдут. — Что ты от меня хочешь? — Я знал, что ты не выдержишь, правда, думал, что пошлешь меня, но ничего, это мы ещё успеем. Ну-ка, — бесцеремонно садится рядом, толкая Вагнера в бок. Тот недовольно шипит, обнажая клыки, что не укрывается от внимания Ртути. — Вау, погоди, не закрывай рот! Классные какие, а можно их потрогать? — Нельзя, — хмуро отвечает смущенный Курт, не понимая, что его раздражает больше — планомерное тыканье во внешность или наглое нарушение личного пространства. — Палец укушу. — А потом я мутирую ещё раз и стану таким же синим, как и ты? — Питер расплывается в довольной улыбке. — Только вот что с хвостом делать? Я им пользоваться не умею, научишь? И ещё, покажешь, как такие же узоры на кожу нанести? Это татуировки? Как…? — Питер, хватит! — Курт, не выдержав, переходит на повышенный тон, чего в обычной ситуации себе не позволил бы. — Тебе заняться нечем? Ртуть едва ощутимо вздрагивает, но через секунду снова цепляет на лицо беззаботную маску. — Представь себе, нечем. Скотт с Джин гуляют, Джубили в библиотеке закрылась, профессор чем-то мозги о… Эрику промывает. Один я ненужный, дай, думаю, навещу друга, а то что это он там среди паутины сидит. — И вовсе здесь нет паутины, профессор следит за чистотой, — не выдерживает подобной несправедливости Вагнер, на что его собеседник лишь улыбается, как будто заранее зная ответ. — Вообрази себе Чарльза, ночью наводящего порядок в темноте. Луна величественно освещает его лысину, и сам он — словно древний страж порядка и чистоты, грозный и непоколебимый. Курт не выдерживает и усмехается: да уж, данное зрелище и представить себе трудно. И как только подобное приходит в голову его другу? — И вообще, она — редкостная идиотка, — невпопад бросает Питер, на что Курт мгновенно вскидывает голову. — Ну, я о том, что… — Как ты можешь так говорить о девушке! — Вагнер возмущенно ударяет Ртуть по руке хвостом — несильно, но довольно чувствительно. — Пф, да если она не ценит моего синего друга, то как её ещё можно назвать? Ладно-ладно, — юноша поднимает руки, словно сдаваясь, — не будем о ней. Смотрит внимательно, словно в душу заглядывает — и куда только подевался обычный балагур? Впрочем, Курт знает, как обманчива бывает внешность. — Курт. — Да? — А многим девчонкам, между прочим, нравится то, как ты выглядишь. Серьёзно. — Пи… — Эй, ты мне не веришь? Вчера же слышал, как Джубили Джин рассказывала о том, что ей нравится твоя кожа. «Он так мил, мне бы хотелось с ним проводить больше времени». — Питер! — перебивает вспыхнувший Вагнер. Джубили ему нравится, и Ртуть прекрасно это знает. Но зачем же так нагло… — И я не вру! Чувак, да ты сам не осознаешь собственной крутости, — Питер вновь серьезнеет. — И вообще, теперь и Хэнк с Рейвен стали спокойнее относиться к своей мутации. Не то что бы только ты этому был причиной, но и ты повлиял, уж поверь. Ты замечательный. Знаешь, мне повезло, что у меня есть такой друг. Синий, хвостатый и намного лучше тех придурков, которые этого не понимают. Тебя никто не заменит. Вагнер судорожно вздыхает, чувствуя себя одновременно бесконечно слабым (почему он не может справиться со всем самостоятельно? почему обязательно нужна помощь?) и сбросившим с себя несколько тонн тяжёлого груза. — Спасибо, Питер. И… прости за это, — пытается улыбнуться, рассматривая собственные трехпалые руки. — Пф, да было бы за что, — Ртуть хлопает по плечу, улыбаясь. — Разве не для этого нужны друзья? Все, давай выбираться отсюда, я уже чихать от всей это пыли начинаю. Что, опять не веришь? Вот же, смотри, аааап… — Питер, здесь нет пыли, — Курт смеряет друга недоверчивым взглядом. — Да, точно, профессор же здесь каждую ночь убирается, и как я мог забыть. Ладно, пошли, хвостатый, на ужин ещё опоздаем, а я не хочу оставаться голодным. Может, наперегонки? Кто кого — скорость или телепортация? Кстати, а ты не можешь своим хвостом, как ключом пользоваться — замки там взламывать? Не то что бы мне это было нужно, так, интересуюсь. И ты видишь в темноте? А меня сейчас видишь?***
Чарльз сидит в своей комнате и качает головой, улыбаясь. Представлять себя самого в качестве уборщика чердака явно непривычно, но уже через секунду лицо мужчины серьезнеет. Продолжая слушать шлейф мыслей Курта, он хмурится и кусает губы. Назвать Ночного Змея слабым он не может при всем желании, вот только сам Вагнер придерживается другого мнения. Чарльз помнит, как впервые увидел нового ученика, как восхищенно разглядывал узоры на синей коже, хвост, поразительно ловкий и удивительный. Курт был сам удивителен — целиком, начиная от острых ушей и заканчивая невероятно мягким характером. Ксавьер смотрит на Вагнера и видит себя — быть может, поэтому им так просто было наладить общение? Чарльз слушает благодарные мысли Вагнера и решительно прерывает контакт. Хватит. Рядом с юношей Питер, теперь все должно стать хорошо. А статья в новом номере газеты будет содержать данные о чем угодно, но только не о синем мутанте, что так напугал журналистов. И всем не обязательно знать, кто для этого постарался.