Детка

— Идиот, — брезгливо морщится мужчина за столом. Заговаривает высоким, дрожащим голосом, передразнивая. — «Мне доподлинно известно, что он в городе»! Я это и без тебя знаю! Резким движением бросает чашку в стену, вызывая у стоящего судорожный вздох. — Простите, я… — Вон. И через пару секунд Белль слышит, как захлопывается дверь кабинета. Скользит невидящим взгляд по открытой книге. Сегодня ее чудовище не в духе, значит, минут через пять он придет сюда, чтобы успокоиться. Она не знает точно, специально ли Роберт устроил библиотеку через стенку, чтобы она слышала все разговоры в кабинете, или это было сделано по недосмотру. Девушка никак это не прокомментировала в первый день, когда услышала, как ее муж бьет кого-то тростью, ругаясь на смеси немецкого и гэльского. А сейчас, спустя полгода, как они обосновались в этом огромном, мрачном особняке, Белль думает о том, что он ничего не делает по недомыслию. Он наверняка знает, что иногда она подслушивает, стоя коленями на пуфике у стены, приникает к стене. В последнее время она чаще вслушивается в то, что творится в кабинете. Девушка до сих пор надеется, что сможет изменить, приручить его — главу мафиозной корпорации, проклятого Шотландца, который на улицах больше известен под именем сказочного злодея. Что она сможет что-то изменить в его черной, пропащей душе. Белль поднимает глаза от книги, страницы которой на автомате листает, к единственному мужчине, которого она когда-либо желала. — Милая… И вот он стоит перед ней — ужасный Румпельштильцхен, щуплый мужчина, опирающийся на трость. Вызывающий дрожь одним лишь взглядом. Растрепанный, с покосившимся галстуком на шее, с закатанными рукавами черной рубашки. — Дорогой, ты выглядишь расстроенным, — обеспокоенно говорит Белль. — Почитай мне что-нибудь. Пожалуйста. Он подходит к диванчику, на котором она сидит, ложится и устраивает голову на коленях девушки. — Я люблю, когда ты мне читаешь. — Любимый, ты совсем себя не бережешь, — Белль с нежностью перебирает пальцами пепельные волосы. — Ты не можешь взять пару выходных? — Белль, ты же знаешь, что пока я не найду его, я не успокоюсь. Девушка кивает, берет книгу и начинает читать вслух. Басист — сбитые в кровь костяшки, фингал под глазом, фомка, спрятанная в рукаве. Детка на сцене мяукает под гитару что-то о сломленных, одиноких людях. Басист плюхается на стул рядом с Киллианом, просит пива, разговаривает с барменом, показывая, что они давние друзья. Вор молча допивает свое пойло. Напряжение, висящее в воздухе, можно резать ножом. — Ты приходишь из-за него, — вполголоса говорит Феликс. — Я давно тебя заметил. Ты так смотришь… дядя, что тебя нельзя не заметить. На него смотрят. Думаешь, я не знаю? На него всегда смотрят. — И что? — хрипло спрашивает вор. «Что ты делаешь с теми, кто смотрит на твоего парня?». Феликс хмыкает, прикладывается к бутылке. — Просто это он. Понимаешь, однорукий? Он пробирается под кожу. Смотришь и исчезаешь. Хуже наркоты, честно. Киллиан настороженно прислушивается к полутонам в речи парня, тоскливо думая о том, что у этого малолетнего гопника наверняка есть своя банда. — Ты ведь не псих, а, однорукий? Феликс смазанно улыбается одной стороной рта. Поворачивается к Джонсу, смотрит на него неожиданно трезвым и тяжелым взглядом. — Не псих? — Нет. Киллиан не знает, не понимает, что не так с этим парнем, почему от одного его присутствия бросает в дрожь. Почему он — вор со стажем, не последнее лицо в мафиозных кругах, боится того, что прячется в глазах Феликса. Детка поет о сигаретах, о том, что они убивают боль. — Если не псих, значит, жить хочешь, — коротко хохочет, выдыхает раздельное, сухое «ха-ха», — все хотят. Так что скажу один раз и больше повторять не буду. Свали отсюда, дядя. Забудь дорогу в этот бар. — А что будет, если не забуду? Киллиан осознанно нарывается. Улыбается точно как Феликс, с безуминкой во взгляде, с «пожалуйста, дай мне шанс пролить кровь». — Тогда у тебя будут большие проблемы… дядя. Басист на секунду поднимает футболку спереди, показывая пистолет, заткнутый за пояс. — Думаешь, крутой, да?! — Джонс поворачивается к нему, говорит с радостной злостью. — Думаешь, что можешь кого-то своей пукалкой напугать?! Мальчик, да ты понятия не имеешь, что на улицах творится! Питер поет о том, что от него уже ничего не осталось. — Псих, — устало констатирует Феликс, допивая бутылку. Вертит ее в руках, потом резко разбивает о барную стойку. Хватает Киллиана за лацкан плаща, подносит розочку к его лицу. Вор же думает о том, что ощерившийся подросток до жути похож на озлобленного, дворового пса. Парень шипит. — А теперь еще раз. Отвали от Питера, изращенец. — Феликс! — имя, усиленное динамиками, разносится по залу. — Прекрати! Детка спрыгивает со сцены, в два шага подлетает к ним, хватает Феликса за руку с оружием. — Что вы не поделили?! Я же просил, не драться в баре! — Питер, не надо. — Да как же меня всё это достало! Даже здесь свои бандитские разборки проводишь! — потом обращается к Джонсу, который от шока, от осознания того, что Детка стоит всего лишь на расстоянии вытянутой руки, не может ничего сообразить. — Мистер, какие бы дела у вас ни были с Феликсом, лучше их проворачивать не здесь! — Питер, это другое. — Мне плевать! Как ты не поймешь! Это, — машет в сторону сцены, где стоит Генри, размышляющий над тем, стоит ли ему присоединиться к ним, — очень важно для меня! А ты… — Питер, он тебя хочет! — вдруг выкрикивает Феликс. — И что?! И что теперь?! Мистер… — Пэн на миг тушуется, окидывает Джонса невидящим взглядом. — Я сам с этим разберусь. Хорошо?! — Но Питер! — Он не Кевин. — А знаешь что? Хорошо, разбирайся сам. Феликс отстраняется, скрещивает руки на груди, показывая всем своим видом, что не будет вмешиваться. И Питер, распаленный ссорой, с горящими щеками, поворачивается к Киллиану. — Извините, мистер, но вам ничего не светит. Этот придурок — мой парень, и изменять ему я не собираюсь. Ок? — Ок. Я пойду? — Идите!