Детка

Happy end is not the End.

Перебитый, сломанный, сломленный ритм. Сдавшийся, уставший, торчащий во все стороны неопрятными перьями выдохов. Киллиан понимает, почему Детка — единственный, кому разрешают курить внутри бара. Вместе с дымом парень выдыхает в микрофон слова. Выдыхает свою жизнь и она клубится под потолком, оседает на коже запахом никотина, этим сладковатым ядом, который пропитывает тебя насквозь. Между куплетами он говорит: — Мы все однажды станем историей, которую никто не будет помнить. Продолжает петь-шептать о тишине в его венах. О том, что всё потеряло смысл. О своей душе. Детка — острая линия челюсти, сигарета за ухом, рваные джинсы. Детке хочется плакать. Но вместо этого он поет. Тянет из себя жилы, рассказывает историю любви. Как и всё в жизни, эта история не закончилась хорошо. — Представьте, — говорит он, — что вы находитесь в черной дыре. Вор бросает на него косой, незаметный взгляд, делая вид, что он здесь только из-за выпивки. Парень на сцене задумчиво смотрит поверх голов посетителей, бросает сигарету в полупустой стакан с пивом, который держит в другой руке. Говорит: — С этими черными дырами вообще такая интересная штука. Они ведь супер-плотные, знаете? Когда материи в одной точке становится слишком много, она схлопывается. Пространство минус, понимаете? Девушка за синтезатором наигрывает простой, ненавязчивый мотивчик. Басист и гитарист сидят на краю сцены, лениво потягивая колу из бутылок. Питер достает из-за уха очередную сигарету, поджигает ее дрожащими пальцами. — Вот такая вот хрень! — вдруг восклицает в микрофон. Издает радостный выкрик, а глаза — как у оленя в свете фар. Ему только и остается, что притворяться живым, потому что…, а что еще делать? Он фотографирует Детку. Изредка, урывками, на улице или когда группа уходит из бара, стараясь делать это как можно незаметнее. Детка — острый подбородок, подведенные карандашом глаза, локти, колени, слишком много костей. Ожившая картинка с глянцевых страниц, воплощение героинового идеала, тонкий, бледный, хриплый. Неоформленная мелодия, незаконченный стих, а не человек. Смертельно красив даже на пленке, которая не может отобразить и десятой части того, что представляет собой Детка. Киллиан распечатывает бесконечные фотографии Детки в дрянной ванной дрянного мотеля, думая о том, что его личная одержимость по имени Питер слишком прекрасна, чтобы продлиться дольше этой недели. Он помнит, каково это — быть влюбленным, пьянеть от того, что твоя женщина смотрит на тебя сияющими глазами, кайфовать от запаха ее волос, ее самой, быть готовым на все ради нее. Но, до дня встречи с Деткой Киллиану было незнакомо ощущение того, что он проваливается в человека, что он прикоснулся к чему-то настолько невозможно, невыразимо прекрасному. — Мам. Упав на диван рядом с мамой, Генри кладет голову ей на плечо, стараясь подсмотреть, чем она занимается. — Малыш, — улыбается она, закрывая вкладку в браузере. — Я засиделась, да? Когда ты пришел? — Где-то час назад. — Сдал эссе? — Ага. — Умница. — Над чем работаешь? — Да так, ищу кое-кого, — встает, потягивается, разминаясь. — Нужно сообразить что-нибудь на ужин. — Как Дэвид? — Нормально, что ему сделается, лосю здоровому? Фальшивая улыбка и натужная радость в голосе говорят мальчику всё несказанное. Как сильно Эмма боялась за него, как она переживает за своего напарника, который относится к ней как к родной сестре. — Мы можем его навестить завтра? Я хочу познакомить его с бандой. — Хочешь показать ему свою подружку? — поддевает сына блондинка. По его мгновенно алеющим щекам понятно, что она попала в точку. — Маааам! — Не смотри на меня так, — тихо говорит Дэвид. — Хотя бы ты не смотри так, напарник. — Как? — Как будто я — подыхающий щеночек. — Прости, я не… Эмма отворачивается, закусывает губу, быстро вытирает выступившие слезы. Она не привыкла видеть его таким — слабым, перебинтованным, едва выговаривающим слова. — Где Мэри? — Пошла поесть. — Я привела к тебе гостей, — фальшиво улыбается Свон. — Как ты, сможешь с ними поговорить? — Пока Мэри нет. Он старается говорить короткими, рублеными фразами, скрывая то, что ему не хватает дыхания на что-то большее. Собирается с силами, спрашивает: — Как дело? — Меня отстранили. Но я буду копать. — Не надо. У тебя сын. «Тебе стоит позаботиться о родных». — А у тебя жена. Разве тебя это когда-нибудь останавливало? — У нее есть… пистолет. Эмма усмехается. — Она сможет им воспользоваться. — Да. Блондинка немного смущается, оглядывается. — Я с гостями. — Дядя Дэвид! — Генри входит в палату, улыбаясь, как сияющий пятак. Улыбка меркнет по мере того, как мальчик оценивает, насколько сильно досталось Нолану. — Ты как? — Нормально, пацан. — Я хотел, чтобы ты познакомился с моими друзьями, мы играем в одной группе… ты… Он не говорит «в силах ли принять их?», вовремя прикусывает язык. — Ты говорил, что хочешь с ними познакомиться. — Да. Конечно. — Мисс С, может, мы пойдем? — Питер появляется в дверях, как всегда, с незажженной сигаретой за ухом. — Я покурить… Краем глаза видит Дэвида и замирает. — Вы? Это вы? Вздрагивает, обхватывает себя за плечи. — Вы меня помните? Подходит ближе, наклоняется к кровати. Феликс, конечно же, следует за ним неслышной тенью. — Вы спасли мне жизнь, а я вам даже «спасибо» не сказал. Так вот… Спасибо. Дэвид кивает, прикрыв глаза. Питер хмурится, отступает на шаг назад, в объятия Феликса. Генри выступает вперед: — Дэвид, это Питер и Феликс. Солист и бас-гитарист. И Венди. Девушка делает неловкий книксен. — Клавишные. — Привет, Эмма! — щебечет Мэри-Маргарет. Женщины обнимаются, Мэри вовлекает Свон в разговор о здоровье и будущем, незаметно переходит на свой любимый конек «хорошая ты, тебе бы замуж». Видимо, чтобы стать похуже. Генри рассказывает Дэвиду о группе, об их планах на будущее. Питер с Феликсом незаметно смываются из палаты. Венди сидит в кресле в углу, посматривая на парня. О том, что она — его девушка, он почему-то умалчивает. — Дэвид, милый, как ты себя чувствуешь? — Мэри пробегается пальцами по волосам мужа, ласково улыбаясь. Феликс зажигает спичку, закрывает ее ладонью, оберегая от ветра, подносит ее к сигарете Питера. Пэна снова трясет, как после тех снов, в которых он оказывается в своем родном доме. — Оказывается это тот коп, который врезал отчиму и увез меня. — Хлюпает носом. — После этого мы с тобой встретились. Они никогда не говорят «познакомились». Питер — потому что с самого начала у него было ощущение, что Феликс любит его целую вечность. Феликс же считает, что вся его жизнь шла к этому моменту — к встрече с Питером Пэном. — Эй! Парни, вы чего убежали? Венди шутливо бьет Феликса по плечу кулаком, просит сигарету. Дёрганая, нервная. Прикуривает, скалится в небо, сплошь затянутое белесыми облаками. — Боже, Питти, не будь бабой. Что ты снова ревешь? А я думала, что можно будет у вас забухать, но если ты у нас снова пмс-ничаешь, я… — Не будь сукой, — обрывает ее Феликс. — Только из-за того, что золотой мальчик не назвал тебя «своей девочкой», не стоит срываться на других. — Ой, да ладно! — отмахивается девушка. Фыркает, выпуская носом дым. — Ты ничем не лучше нас. То, что ты вовремя дала сыну копа, не отменяет того, что ты воровала в супермаркетах вместе со мной. Или того, что ты сбежала из дома, чтобы тусить с наркошами. Думаешь, что залетишь от него и выйдешь замуж? Да вот хер тебе! Звонкая пощечина прерывает его речь. — Да как ты… как ты смеешь?! Феликс криво усмехается, потирает красную щеку. Венди стоит, сжимая кулаки. Того и гляди, бросится в драку. — Он скоро поедет в колледж, дура. Тебе же это не светит. — Он меня не бросит, ты, недоделанный гангстер. — Дарлинг, — предостерегающе говорит Пэн. — Полегче на поворотах. — Помолчи, гей-шлюха! Думаешь, я не знаю, что тебя всей колонией трахали? Феликс резко, одним движением валит ее на землю и сжимает руки на горле. — Феликс, нет! Венди отталкивает руками лицо парня, сучит ногами, шарит глазами вокруг. — А ну прекратить! Командный окрик действует на них как ведро ледяной воды. Феликс отпускает девушку, встает. — Теперь объясните мне, что за херь тут произошла! — резко говорит Эмма. — Венди ушла из группы, — поджигая еще одну сигарету дрожащими пальцами, говорит Питер. Его голос срывается. — Верно? Девушка встает, отряхивается, кивает.